Миряне

— Двести тысяч баксов за штуку. Гони медяки папаша! — поторопил я ценителя дорогого алкоголя.

О чем-то напряженно размышляя, трактирщик выложил еще два медных кругляша, к тем трем монеткам, которые уже сами просились в мой дырявый карман.

— Кстати, милорд, вы не подскажет подходящий инвестиционный проект для капиталовложений? — спросил я, рассматривая первые мои деньги в этом мире.

Однако трактирщик, откупорив бутылку, понюхал ее содержимое, поэтому, проигнорировав мой вопрос, забыл о моем существовании.

— Шато Марго, — услышал я за спиной голос хозяина заведения, когда выходил из «Кабаньей головы».

Окрыленный первыми успехами, я побежал дальше по лабиринтам городского торгового центра под открытым небом. Кстати некоторые историки из моего мира резонно полагали, что изначально города начинались именно как торговые площадки, и лишь потом они обрастали стенами, домами и администрацией. Наверное, поэтому житомирский рынок, был самым настоящим городом в городе. И еще через четыреста метров я вышел к другому трактиру. Это заведение именовалось «Свиной огузок». Я смело забежал внутрь.

— Хозяин, доброго дня, есть ли работа для смышленого и сильного человека? — я осмотрел заведение, оно было спроектировано, как под копирку с «Кабаньей головой». Первый этаж, барная стойка, столы и лавки, второй этаж номера.

— Здаров, Минька, — улыбнулся хозяин «Свиного огузка», оказывается и здесь я был знаменит, — пошли со мной.

Трактирщик вывел меня на задний двор и показал рукой на три толстых бревна.

— Нужно распилить и наколоть, — он прищурился, что-то высматривая в небе, — за все пять медяков.

— Семь, — ответил я, прикидывая, это сколько же пилить придется. Четыре раза каждое бревно минимум.

— Лады, — быстро согласился полноватый, одетый в кожаную жилетку, мужчина, — вон топор, вон пила.

— А циркулярки нет? — задал я скорее риторический вопрос, так как работодатель уже вернулся к своим посетителям, — понятное дело, нет. Воздухоплавы есть, а циркулярки нет. Сдается мне братец, что я продешевил, — сказал я сам себе и пошел пилить бревна.

Первые четыре распила дались мне относительно легко, мышцы моего нового тела, которое, в принципе, ни чем не отличалось от старого, работали как надо. Сердце тоже стучало без особого надрыва. Только пот тек ручьями. Поэтому я скинул рубаху и закатал брюки выше колен. Со стороны могло показаться, что я работаю в шортах. Следующие четыре распила я еле-еле вытерпел, меняя руку по нескольку раз.

— Пилите, Миша, пилите, — прошептал я, склонившись над бревном номер три, и мысленно представил, как оно само распиливается.

Что самое удивительное, пилиться стало в разы легче, я от неожиданности даже отскочил от инструмента. Потом, я детально представил, что пила, как масло разрезает дерево и за два возвратно-поступательных движения отрезал новый чурбачок.

— Это что ж такое в этом мире делается? — я посмотрел на пилу, потом на бревно, потом в небо.

Кстати над городом в очередной раз проплыл воздухоплав.

— Не нравится мне все это, — сказал я сам себе, имея ввиду, и активность княжеской гвардии, и волшебную силу своего воображения, — а может быть представить, что бревно всего килограмма два весом и приподнять его?

Сказано, сделано, я поднатужился, и бревно на самом деле оказалось легким. Я даже смог подержать его на вытянутой руке. Но лишь только я расслабился, и мои мысли улетели куда-то вдаль, деревянный тяжеленный цилиндр тут же рухнул на землю, чуть не переломав мне ноги.

— Минька! Ты чего творишь? — выскочил на шум трактирщик.

— Проверяю действие закона всемирного тяготения, — ответил я, вновь взяв в руки пилу.

— И чего? — заинтересовался он, — закон ейтот?

— Работает собака, — махнул я рукой.

— Вот! — трактирщик поднял вверх указательный палец, — ежели работает, то не суйся.

Глава 3

После экспериментов со своим, вдруг обретшим волшебную силу, воображением, аппетит мой разыгрался в разы сильнее. Поэтому из семи заработанных медяшек пришлось две оставить за двойную порцию овощей с рыбой. Кстати, каждая отварная рыбина тянула на полкило. Порции вообще были можно сказать богатырскими. Значит, проблем с продовольствием город не имел, удовлетворительно отметил я про себя. Скопившуюся у меня сумму в десять медяков я аккуратно сложил в тряпочку, обвязал шнурком и повесил на шею. Так как дырявые карманы не внушали моим первым капиталам ничего хорошего. На рынке меня просветили, что одна серебряная монета равна двенадцати медным, а одна золотая двенадцати серебряным. Не скоро я скоплю на первый золотой, подумал я.

Кстати, следующим местом экскурсионной программы в неведомом мне мире я наметил городской порт. Может и там кому, что понадобиться выгрузить или разгрузить. Дорога к городским причалам нашлась быстро, все вниз, вниз и вниз, в сторону свежего речного ветерка. Зря меня Ванюха пугал ужасами портового района. Дома, как дома, трактиры, как трактиры, вон и девки гулящие. На лицо ужасные, но добрые внутри.

— Эй, морячок, развлечемся, — окрикнула меня одна старая прыщавая страхолюдина, — всего пять монет.

— Даже если ты мне доплатишь, эти пять монет, то нет, — отмахнулся я, выслушивая в спину множество нелицеприятных слов о моих мужских достоинствах.

В порту, я пару раз безуспешно попытался договориться с бригадой грузчиков около главных причалов. Где стояли две большие баржи.

— Уон туды топай паря! — коротко послал меня здоровенный, килограммов под сто тридцать, бородатый мужик, — нам таких задохликов тут не нать.

Я, конечно, был противоположного мнения, но ничего доказывать не стал. И поплелся в самый конец порта. Никогда я не считал себя задохликом, всю жизнь спортом занимался, и бегом, и боксом, и футболом. Рост всего сто семьдесят пять, зато резкий и верткий, телосложение спортивное, нет ни живота, ни грамма жира.

— Доброго здоровья, — поздоровался я со скучающим мужиком в хорошем купеческом костюме, который сидел около средних размеров кучи мешков с мукой.

— Я не подаю, — буркнул он в ответ и важно поправил картуз на голове.

— Грузчик не нужен, могу это все перетаскать, куда скажешь, — я кивнул на гору мешков.

— Сорок штук, один? — не поверил купец.

— Один, — просто ответил я.

— Даю две монеты серебром, если один перенесешь товар на ушкуй, — глаза мужика азартно заблестели.

— Три! Чтобы было, за что жилы рвать, — ответил я, в этом мире любят торговаться, так чего скромничать.

— По рукам! — обрадовался купец, — Но если один за час не сдюжишь, то два серебряника вернешь в обрат!

— Договорились! — я пожал руку мужику.

— Эй, Степка, иди спектаклю смотреть! — купец позвал кого-то с ушкуя.

На зов с судна высунулось человек пять корабельной команды, кто из них был Степка, для меня осталось загадкой. Я тут же при свидетелях разбил наше с купцом рукопожатие.

— Пупок не надорви! — крикнули мне с корабля.

— Тоже хочешь на серебряный поспорить? — не растерялся я.

Спорун, почувствовав неладное, решил не рисковать и просто скрылся за спинами товарищей. Я потер ладони и нарисовал своим воображением, что каждый мешок весит по килограмму. Выдохнул, и схватил сразу две поклажи. Ого! Нет, мешки весили не по пятьдесят каждый, но и не по килограмму. Наверное, по килограмм восемь, десять. Ничего, решил я, организм молодой, горячий, двадцатка для него не проблема. И с такими мыслями трусцой стал таскать муку на ушкуй. Всего-то двадцать ходок, то есть уже шестнадцать, я вытер первый пот со лба. На мое веселое представление подтянулись зеваки с соседних причалов.

— Сема, гля, что задохлик вытворяет, — сказал крепкий мужичок своему сто тридцати килограммовому бригадиру, который меня ранее забраковал.

— Ерунда, — усмехнулся богатырского телосложения Сема, — еще пару ходок и каюк.

— Спорим на серебряную монету, что все без отдыха перетаскаю, или слабо? — я остановился рядом и пару раз тяжело выдохнул.

— Это кому слабо! — заревел здоровяк, и вынул из своего кошеля серебряный кругляш, — Во! Ну и ты паря больше не отдыхай.

— Кто еще смелый? — посмотрел я с вызовом на зевак.

— А мы поперек бригадира не влезаем, — отмахнулся тот же мужичок.

— Известное дело, я не трус, но я боюсь, — хохотнул я и продолжил бег трусцой с тяжестями и без.

Восемь ходок осталось, отсчитал я про себя, когда мне показалось, что мешки стали тяжелее, наверное, по пятнадцать килограмм. Видать магия моя имела свои пределы. Ну и на том спасибо. Я в очередной раз пробежал мимо портовых грузчиков и подмигнул грустному здоровяку Семе. Последние четыре мешка уже тянули на все тридцать килограмм, и их пришлось носить по одному. Мои рваные штаны насквозь промокли от пота, а рубаха уже давно валялась на берегу Каменки. Почему реку назвали Каменкой, думал я, поднимаю последний мешок, который уже весил свою реальную массу, наверное, дно каменное. Я из последних сил поднялся на ушкуй и грохнулся вместе с поклажей.

— Ты там живый? — поинтересовался купец.

— Гони хозяин три серебряных гроша, — я улыбнулся и еле-еле встал.

— Мое слово купеческое крепкое, — мужик похлопал меня по плечу и отсчитал деньги.

На берегу я получил еще один серебряный от Семена.

— Нужна будет работа, завсегда буду рад, — здоровяк грустно улыбнулся.

— А я ведь чуть было не проиграл, — признался я, — сейчас ополоснусь, с меня пиво.

— Разве только по одной, — бригадир местных грузчиков махнул рукой, — мы обычно в «Пенной кружке» заседаем, подходи.

Когда мужики двинулись в свое увеселительное заведение, я в тряпицу к десяти медякам сунул четыре серебряника, и покрепче все это привязал к шее. Свои дырявые обноски бросил на бревна и пошел в реку в чем мать родила. Вода показалась мне как парное молоко. Интересно, какая здесь средняя погода стоит? И еще интересней, какой сейчас год и время года? Я взял со дна горсть глины и решил еще немного поколдовать, закрыл глаза, сосредоточился и представил, что у меня в руках шампунь. Через секунд десять я посмотрел, что у меня вышло. Непонятного цвета субстанция, однозначно была уже не глиной, но стала ли она шампунем, я принюхался. Вместо болотной тины в нос ударил запах мяты. Если волосы выпадут, то не придется тратиться на парикмахера, философски заметил я и намылил этим желе свою шевелюру. Желе приятно вспенилось, этой же пеной я намылил и тело.

— Красота, — сказал я сам себе, выйдя из Каменки, — как же мне теперь надевать эти обноски на тело?

Я посмотрел на солнце, оно было еще высоко, значит, рынок работает, сейчас сбегаю на барахолку, или как она тут называется, а потом в «Пенную кружку». Ну, не прилично даже в таком сомнительном заведении светить голой попой. Не так меня родители воспитали. И я обходными тропками легким прогулочным бегом вернулся к городскому торговому центру под открытым небом.

— Барышня, — обратился я к толстой тетке, — где у вас здесь секонд-хенд? Мне бы джинсы, кроссовки и пару футболок прикупить.

— Чего? — не поняла тетка простого вопроса, — какой сичиэнд? Здесь отродясь такого не было!