Братишка Дадли

.9. Трон для дракона

Примечания:

Внимание! Упоминание слэша! Ничего детального и серьёзного, то тем не менее намёки вполне конкретные.

--------------------

Что? Где, почему, когда, как???

Народ с трибун синхронно водил головами от русалки к Дамблдору и обратно, поочередно озвучивая эти вопросы. Дамблдор квадратными глазами посмотрел на русалку в озере, нагнулся, подобрал подол…

— Ты куда это собрался, кобелина? — недобро сощурилась водяная матрона. — Ну-ка стой на месте, пока не утопила.

Дамблдор обреченно замер. Народ восторженно внимал.

— Ты думаешь, мне легко было растить сорок дочек, а? — Скалка угрожающе хлопнула по ладони. — Наобещал горы златые и в кусты? А алименты где?

— А… Э… Умх… — сказал Дамблдор.

Озеро позади водяной матроны взбурлило от множества всплывших русалочек, с любопытством уставившихся на матушку и ветреного папеньку. Их было куда больше сорока… Полная русалка переложила скалку из одной руки в другую и ласково велела:

— Иди-ка сюда, дорогой.

К своему вящему ужасу, Дамблдор ощутил, как его ноги против воли двинулись к озеру. Словно кто-то невидимой властной дланью взял за колени и, подтягивая их поочередно, потащил к воде. И ведь не попротестуешь! Русалочья волшба очень мощная, особенно по части некромантии, с этим русалкам нет равных, им любого утопить и воскресить для дальнейшего с ним проживания — обычное и милое дело…

— Думаешь, понаделал детишек и гуляй смело, так, что ли? — продолжала зверски бухтеть водяная матрона, магией подтаскивая старика к себе. — Нет уж, Альбус, на сей раз я тебя не отпущу, ты у меня останешься и будешь петь колыбельные своим правнучкам…

Вот с такими вот мотивациями и увлекла сударыня-русалушка загулявшего невесть где муженька. Дедок жалко трепыхался, пытаясь пересилить заколдованные ноги, которые, коснувшись воды, вдруг склеились воедино, став ластами. Внезапно потеряв опору, Альбус испуганно вскрикнул и широко взмахнул руками, с размаху плюхаясь в воду. Восторженно попискивая, упавшего папеньку тут же густо облепили прекрасные русалочки, смертельно соскучившиеся по отцу. И их можно понять, красивых милых девушек, сидящих порой на прибрежных валунах и печально созерцающих красно-закатные горизонты в поисках ответов: где ты, папа? Почему тебя нет рядом?..

Народ, завороженный вотэтоповоротом, даже и не думал вмешиваться, глядя, как Великого Светлого Дамблдора утаскивает в свою вотчину истосковавшаяся по мужу любящая жена. Как сияли глаза у кумушек, предвкушающих пикантную беседу за чашечкой чая! Хихикали и перемигивались молодые люди, стекаясь в закуточек за сараями, чтобы перекурить и обсудить интимную связь бойкого дедушки и мокрохвостки. И в открытую гоготали те, кто лично знал Дамблдора — ай да Альбус, какой шалунишка! Попался-таки в сети любви по молодости?! Вот теперь расхлебывай результат своей неуемной бурной юности! А то ишь, определиться не может, кто ему больше по душе: мальчики смазливые, девушки или вот такие полулюди?.. Гы-гы, а помните, как его кентавриха лягнула?! Аж зазвенело…

Над словами Дожа ржали аки кони, а оторжавшись, кинулись наперебой вспоминать — сколько, где и с кем Альбус пытал счастья и кто ему дал и не дал.

— Жаль, Гелли от него забеременеть не мог, а то б нарожал. Такая любовь у них была…

Гарри потянулся к уху — что-что, он не ослышался? Альберт спохватился, цапнул парня за рукав и отволок прочь от ристалища. За ними устремились хихикающий Бернар и сдавленно матерящийся Крам, волокущие за собой покрасневших Дракошку и Витьку. С трибун спустились и поспешили вдогонку друзья и родственники. Невилл тихо ржал, спотыкаясь рядом с бабушкой, которая плевалась и ругалась, промывая кости одного конкретного любвеобильного ловеласа.

Плюхнувшись на диванчик в кафе, слегка прифигевший Гарри оглядел своих красных друзей и ощутил, что у него тоже щеки горят.

— Блин, это не шутки? — растерянно уточнил он. Но тут же поспешно отмахнулся от этой пикантности, найдя тему поинтереснее: — Драко, ты гребешком был?

— Да! — с радостью переключился тот. — Совершенно невероятные ощущения! Вроде неподвижная, оседло-застывшая жизнь, а в курсе всего-всего на свете!

— Ух ты! Это как?! — Гермиона, Невилл, Витя и Гарри с Дадли так и подались к Драко, жадно ловя каждое его слово.

— Очнулся я на дне, — начал рассказывать Драко. — Лежал на правом боку, при этом не чувствуя ни рук, ни ног. Насколько смог понять, я стал чем-то очень странным, очень плоским и твердосочлененным. Дышать стал мембранной мантией при помощи жабр… Не знаю как, но я именно это понимал: что у меня мантия, щупальца и несколько десятков крошечных глаз, которыми я отлично видел. Чем-то ещё чувствовал вкус и чуял запахи, хотя ни рта, ни носа не имел, но не это странно, а другое — потрясающее знание окружающего мира. Откуда-то я знал, что и как пахнет, как выглядит то-то и то-то. Потом, после некоторого привыкания, я осознал, что ногой держусь за скалу… Кстати, нога не в том смысле, не такая, как эта, — Драко показал на собственную конечность. — А другая, особая, моллюсковая…

— Да мы поняли, поняли. Продолжай! — нетерпеливо подстегнул Гарри.

— Вокруг меня лежало множество гребешков, которых я узнал, потому что ел их во французских ресторанах с papa… И по их дружелюбному настрою мне легко было догадаться, что я один из них. Осталось только молиться, что сейчас не сезон сбора гребешков, — пошутил Драко и продолжил: — Они очень подвижны. То и дело то один, то другой открывал створки и прыгал в разных направлениях при помощи простейшей реактивной тяги, выталкивая воду из мантиевой полости. Я тоже попробовал, но далеко старался не отходить, ведь меня же не просто так поместили в колонию гребешков, верно? Вскоре я понял, что прав — надо мной проплыл Бернар, но я тогда не догадался привлечь его внимание, и он уплыл. Потом он несколько раз проплыл над нами, и каждый раз, видя его, я начинал открывать и закрывать створки, при этом крепко держась за скалу, чтобы меня не унесло реактивной силой. Но Бернар почему-то не спешил ко мне…

— Да он не понял, что означает его фигурка из шкатулки, — пояснил Гарри. — Это Альберт ему потом подсказал.

— Ага, то-то он выглядел очень взволнованным, когда приплыл к нашей колонии и стал всматриваться в нас. Ну а мне не до гордости, хотелось уже выбраться оттуда, так что помахал ему створками, — ухмыльнулся Драко.

Гарри улыбнулся ему и перевел взгляд на другого оруженосца.

— А ты, Виктор, щукой стал, да?

— О блин, — закатил тот глаза. — Лучше бы я губкой стал или кораллом. Я же там в суперхищника превратился, только и делал, что на всех кидался. Я же анимаг, ребята, и честно предупредил медкомиссию, что умею превращаться в акулу, но им, видите ли, акула слишком крупной показалась, да и папа может знать мою анимаформу… Вот и сделали меня щукой, рыбой вполовину меньше акулы, но как же я намучился… Вижу кого и тут же в погоню кидаюсь, вот честно, на меня словно жор напал, так бы жрал, жрал и жрал. Насилу челюсти при себе удерживал, чтобы не схватить кого… К счастью, мне ловушка попалась в одном затоне, куда я и забрался от греха подальше — помнил о том, что в озере где-то ещё двое оруженосцев плавают. Но зато я теперь точно знаю, что нельзя скрещивать рыбью аниформу с рыбьей же сущностью — хрен что происходит с инстинктами и характерами соединенных воедино акулы и щуки.

— Как же тебя папа нашел? — озадачились ребята.

— А он догадался. Он знает мою аниформу, и когда узнал, что меня-акулу превратили в щуку, чуть умом не тронулся, кинулся все затоны прочесывать. Папа меня хорошо знает и понимает, что если мне будет трудно, я спрячусь так, чтобы никому не навредить. Акула, к сожалению, тоже неадекватной делается, когда чует кровь.

— Почему никто из вас не додумался, что означают фигурки в ваших шкатулках? — с недоумением спросила Гермиона. — Если бы сразу сообразили провести аналогию с вашими напарниками и содержимым шкатулок, никаких проблем бы не возникло.

— Так нам сказали, что новое наше задание заключается в том, чтобы найти то, что представлено в подсказках, — грустно усмехнулся Альберт, незаметно подошедший к их столику. — Нам ни единым словом не обмолвились, что или кого искать, велели ориентироваться на подсказку. У меня в шкатулке была золотая рыбка, вот я и плавал там — искал золотую безделушку, пока ко мне не пристал один чокнутый пескарик, раскрывший мне глаза…

Гарри смущенно улыбнулся, совсем не обижаясь на «чокнутого пескарика», ведь Альберт сказал это беззлобно, с благодарной доброй улыбкой. Дадли, доселе молчавший, озвучил распиравшее его счастье:

— Как же это круто — быть волшебником! Ну правда! Никогда в жизни бы не услышал историю от лица безмолвного моллюска! Ребята, вам романы надо писать на эту тему — миллионы будете лопатами грести!

Друзья удивленно посмотрели на Дадли, потом меж собой переглянулись: им такое почему-то и в голову не пришло. Вот что значит быть магглом, только он способен увидеть чудо в обычном действии волшебника.

— Ну, если подумать, то люди издавна любили кропать философские романчики от лица бессловесного животного, — заговорила Гермиона. — Анна Сьюэлл постучалась в мир со своей единственной книжкой, историей о Черном Красавчике, Майкл Морпурго вот недавно, в восемьдесят втором, разродился Боевым конем… А рассказов, в которых к читателям обращаются говорящие собачки, и вовсе не счесть.

— Ты права, — согласился Гарри. — Как бы правдиво мы с Драко ни описали свои приключения от лица пескаря и гребешка, наши истории всё равно будут считаться художественным вымыслом.

— Да хоть бы и вымысел, всё равно истории будут интересными, — улыбнулась Гермиона.

Снова, как и в первый раз, Ранкорн устроил гостям экскурсию по живописному городку, название которого я вам не скажу, чтобы не выдать местоположение славной академии Шармбатон, сообщу только, что городок был смешанно-магический, в нем жили как маги, так и магики, разительно отличающиеся от населения Хогсмида, в котором проживали исключительно волшебники. А здесь, в живописном пиренейском поселении, помимо магов по улицам свободно расхаживали одноглазые великаны торто, похожие на циклопов; дефилировали с прекрасными мамзелями под ручку не менее прекрасные флерусы; то тут, то там сидели нэны, заставляя непосвященных шарахаться, ибо мало чем отличались от горгулий, разве что были живыми, а не каменными; выглядывали из окон смешные хитроватые лютены, французские аналоги домового; грелись на солнышке тараски и татцельвурмы, развалившись в самых неожиданных местах, и если через вурма можно было просто перешагнуть, то тарасконского дракона приходилось обходить по широкой дуге, уж больно сильное уважение он внушал. На адских пёсиков дипов и жеводанских волков уже и отвлекаться не хотелось, подумаешь, шастает там что-то мелкое и четвероногое…

Видя такое магическое многообразие, Гарри задался вполне закономерным вопросом.

— А чего у нас не так? Одни волшебники в Косом переулке и больше никого…

— Менталитет у нас другой, — нехотя пояснила Гермиона, сама пребывая не в восторге от сложившейся картины. — Мы, англичане, те ещё ксенофобы. Русалки у нас тоже водятся в Черном озере, но совсем иные, дикие и страшные. С кентаврами мы тоже не сумели договориться — загнали их в резерваты, — добавила она, глядя на цокающего в отдалении кентавра в роскошной попоне, в пиджаке и при дипломате. Поглазев на белокурого красавца с короткой стрижкой и тщательно причесанным конским хвостом сзади, Гарри вынужденно согласился с вердиктом Гермионы. Знакомые кентавры из Запретного леса теперь казались кургузыми ломачами…