В синегорских лесах

III. Один

Едва лишь первые лучи солнца позолотили верхушки высоких деревьев, Сергей проснулся.

Густой туман клубился над рекой, глушил ее неумолкаемое рокотанье, медленно поднимался кверху, просачиваясь между неподвижно-сонными деревьями.

Нодья догорала.

Все крепко спали, даже неугомонный Серко.

Сергей поднялся, потянулся так, что хрустнули суставы. Обвел кругом полусонными глазами и вдруг сразу стряхнул с себя сон. Недалеко на толстом суку сидела большая сова, вперив в него желтые глаза.

Быстро и бесшумно оделся он, схватил двустволку и начал незаметно подкрадываться на расстояние верного выстрела. Но только что вскинул ружье, как сова снялась с места, неторопливо и плавно полетела вглубь леса.

Оступаясь на валежнике, на узловатых корнях лесных гигантов, Сергей бросился за птицей. Ага, вот она — всего лишь в сотне метров от него!

Опять подкрадывается он, и снова снимается сова и улетает еще дальше в лесную глушь.

Так повторялось много раз. В охотничьем азарте Сергей не заметил, как забрался в непролазную трущобу. Сова, не задевая ни одним пером, плыла беззвучными зигзагами и вдруг скрылась совсем, может быть, в своем дупле.

Сергей остановился, растерянно осмотрелся кругом. Почти темно, — так густ колючий ельник. Под ногами зыбкий моховой покров, чуть не целиком уходят сапоги в мох.

Где он? Далеко ли и в какой стороне лагерь? Где север, юг, восток?

«Если встать лицом к востоку», — вспоминает он отрывок из какой-то старой книги, — «то сзади будет запад, направо — юг, налево — север». Попробуй-ка, разберись здесь!

Может быть, об этом скажет сам лес? Сергей читал, что с южной стороны ветви бывают гуще и сочнее, с северной — худосочнее и больше покрыты лишайниками. Но нет никакой возможности разобраться в путанице ветвей и стволов, вялые космы бледно-зеленых бородатых лишайников свисают отовсюду.

Прислушался, не раздадутся ли знакомые голоса, лай Серка? Тихо. Ни звука, ни движения ветерка — настоящий заколдованный лес.

Подавляя закрадывающуюся тревогу, он повернул, как ему казалось, назад к реке. Колючие ветки хлестали по лицу, сухие мертвые сучья рвали одежду, но Сергей ничего не замечал. Страшная мысль — заблудился — подгоняла его.

Один в глухой северной тайге! А что, если надолго? Как быть без огня? Чем питаться? Ягоды, грибы? Но, ведь, этим не проживешь. Огонь, может быть, удастся еще добыть — трением один о другой сухих сучьев. Об этом он много раз слыхал и читал.

Он оторвал сухой и крепкий еще сук, переломил пополам, сел и, крепко зажав один обломок между подошвами, стал быстро тереть его другим. Так видал он на рисунках. О, радость! Сначала почувствовался едкий запах горелого дерева, потом показался легкий голубоватый дымок.

Так… Теперь только немного сухого мха или гнилушку — и вспыхнет огонь!

Он не докончил опыта, поднялся и опять пошел. Но уже тяжелее передвигались скованные усталостью ноги, очень хотелось пить. Повидимому, он прошел уже несколько километров.

Угрюмый ельник начал редеть. Сквозь деревья показался ярко-зеленый просвет. Уж не река ли?

Нет, это было громадное болото. Повсюду, сколько мог хватить глаз, виднелись высокие косматые кочки, между ними тусклые отсветы ржавой гниющей воды, щетинились чахлые сосенки и елки. Кое-где поднимались скелеты больших мертвых деревьев.

Далеко за болотом зеленел лес.

Солнце показывало полдень.

Вдруг раздался странный пронзительный хохот, закончившийся протяжным хриплым стоном.

Сергей похолодел.

Хохот и стон повторились, и Сергей увидел, как с болота поднялась и полетела, тяжело махая крыльями, большая серая цапля. Это она так страшно кричала.

Куда же теперь? Опять в этот непроходимый лес? Да, другого пути не было. Ясно, что он шел не к ночлегу, а удалялся от него. Если выстрелить? Может быть, услышат и отзовутся? Нет, он не может рисковать — у него всего лишь два заряда. Мало ли с кем здесь можно повстречаться!

Устало волоча ноги, пошел он вдоль зыбкой опушки, сначала к югу, потом повернул на запад и снова углубился в лесную тьму.

— Надо помнить, — говорил он сам с собой, — что сейчас солнце слева, а позднее будет прямо передо мной.

Но тайга спрятала солнце и не позволяла идти прямо. Скоро он опять потерял направление.

Впереди возвышенность. Начался сосновый бор, с травяным покровом, с брусничником и черничником. Идти легче.

Сергей остановился, прислушался и весь просиял. Где-то близко — лучше всякой музыки — журчала вода. Он помчался со всех ног и через минуту был на берегу быстрой речки. Жадно припал к студеной прозрачной воде и без конца пил. Потом умылся и смочил голову. Стало легче, но теперь остро почувствовал голод.

— Передохну, а потом поищу ягод и грибов. Огонь добыть можно. Грибы без соли? Не беда! Куда течет эта речка? Может быть, в Угру? Во всяком случае нужно идти по течению — все-таки придешь к большой речке, да и берегом двигаться легче, чем продираться сквозь чащу.

Сергей посидел немного, потом поднялся, перешел вброд на другой берег и остановился в изумлении. На влажном песке отчетливо виднелись отпечатки босых человеческих ног. Большие широкие следы взрослого и несколько детских. Дальше они пропадали в крупном гравии и сухой хвое. Если бы он повнимательнее присмотрелся к этим отпечаткам, то заметил бы у следов на песке легкие царапины больших когтей. Но он этого не заметил.

Быстро взбежал на высокий правый берег и осмотрелся кругом. Никого не видать. Он сел и стал прислушиваться. Потянул легкий ветерок и донес какое-то басистое ворчание.

Сергей пристально посмотрел в ту сторону, откуда шли непонятные звуки, и замер. Невдалеке бродила медвежья семья — огромная коричневая медведица, серый подросток — пестун и пара маленьких медвежат. Звери лакомились черникой.

От страха Сергей не мог двигаться. Прижался к покрытому мхами сосновому стволу, стараясь незаметно слиться с его темносерой массой.

Из рассказов Ермилыча он знал, как неудержимо отважна и свирепа медведица-мать. Даже опытный охотник не всегда решается напасть на нее в эту пору. А что мог сделать он со своим жалким дробовым зарядом, рассчитанным на птицу?

Солнце склонялось уже к западу, а Сергей все еще стоял с онемевшим от неподвижности телом, истощенный и голодный.

Медведи бродили кругом, обсасывали чернику и не торопились уходить. Вдруг медведица остановилась, подняла голову и подозрительно потянула в себя воздух. Она почуяла незнакомый запах. Она не знала, что это запах человека, но инстинкт говорил ей, что лучше избежать встречи с неизвестным существом. Легкое ворчание медведицы — и вся семья быстро двинулась к речке, перешла, ее вброд и скрылась в той стороне, откуда пришел Сергей.

Он остался один, но не верил еще в свое спасение и долго не решался оставить место. Потом осторожно встал на ноги и, пугаясь каждого хруста попадавшего под ноги валежника, начал торопливо собирать и жадно есть оставшиеся от медвежьего угощения ягоды черники.

Надвигался вечер, идти дальше — нельзя. Придется до утра пробыть здесь. Нужно только развести огонь и запастись топливом на всю ночь. О сне нечего и думать.

Он натаскал огромную кучу хвороста, выбрал и расчистил место для костра и принялся добывать огонь так, как это делали его дикие предки, Задымились от быстрого трения смолистые палки, показался маленький бледно-синий огненный язычек, лизнул приготовленный сухой мох, и скоро запылал веселый ярко-красный огонь.

«Что-то делают теперь в лагере, — грустно думал Сергей. — Разыскивают ли меня или, может быть, надеются, что сам разыщу дорогу? Ах, как хочется вернуться к своим, спокойно сидеть у приветливой нодьи и слушать рассказы Ермилыча!»

Пришла ночь и вместе с нею сознание жуткого одиночества. Недвижно стоял лес и, казалось Сергею, пристально следил за ним тысячами невидимых для него глаз. Оттуда шли пугающие звуки и — непонятные шорохи — то протяжные стоны какой-то ночной птицы, то тихие вздохи, то чей-то крик, похожий на плач ребенка. Сергей не знал, что это «плакал» заяц.

Бесконечно длинной показалась короткая летняя ночь. А когда пришло утро и яркое солнце рассеяло ночные страхи, измученный Сергей улегся в тени огромной сосны и, забыв о всяких опасностях, крепко заснул.