Другой путь Леннрота

Конечно, надолго таких запасов хватить не может, но перебиться до середины лета, когда пойдут грибы и ягоды, можно. А там, глядишь, и урожай приспеет.

Очень плодовито поработал в столицах доктор Росс. Вероятно, не одну канцелярскую дверь он открывал, чтобы добиться такой продовольственной помощи.

Казалось, что вместе с теплом вновь пришла надежда на жизнь.

Эту надежду принес отряд мытарей, неожиданно предводительствуемый чином от жандармерии Мышлаевским. В его задачу входила инспекция хозяйств и прием излишков еды, которые эти хозяйства должны добровольно выдать для нужд, так сказать, нуждающихся во всей необъятной Российской империи.

Он привез Леннроту разрешение на отпуск в сентябре сроком на четыре недели. Если, конечно, никаких чрезвычайных ситуаций не произойдет.

Почему мне никакого отчета уже столько времени? - спросил Мышлаевский при встрече.

Легкий ветерок трепетал в кудрях, выбивающихся из-под фуражки, с озера доносились напряженные крики страдающих запорами уток-поганок.

Так я, знаете ли, никуда не отлучался, - признался Леннрот. - Может быть, сейчас буду ездить по Кайнуу с профилактическими задачами.

Это неважно, уважаемый член финского литературного общества, - возразил жандарм. - Вам ли не знать, что ко всему нужен творческий подход. Даже о встрече с пациентами в больнице можно написать столь занимательное описание, что выводы будут напрашиваться сами по себе.

"Да пошел бы ты, куратор-литератор, прочь! Стучать на тебя не намеревался и не помышляю поныне. Не ты будешь мне заказы делать - я буду предлагать, что посчитаю нужным", - сказала совесть Леннрота. У совести нету голоса, у совести есть побуждение.

Когда ситуация в стране с голодом и болезнями стабилизируется, мы вернемся к этому вопросу, - произнес Элиас.

Ну, что же, посмотрим! - жестко ответил Мышлаевский. Утки-поганки облегченно крякнули и, стуча крыльями по воде, улетели в свои гнездовья на ночевку.

Никакие бедствия в стране не могут освободить от государственных обязанностей. В случае с прибывшим в Каяни конным отрядом специально подобранных людей, это касалось налогов.

Их было всего семь человек и Мышлаевский главный. Это не означало, что он принимал решения и управлял подчиненными - это означало, что он всего лишь представлял законные основания любых действий, принятых и осуществленных с целью удовлетворения воли, так сказать, Государя. Ну, не бандиты они с большой дороги, а правильные законники.

Конечно, народу на это было наплевать.

Бандит придет - грабить будет. Мытари объявятся - изымать начнут. Разница в их действиях лишь та, что бандиту можно попробовать оказать отпор - и тут уж, кто сильнее, а людям на службе государства требуется беспрекословное подчинение. За сомнение - штраф, за несогласие - четыре года каторги, за возражение - семь лет.

Так уж исторически сложилось и складывается, что на территории бедствия обязательно опускается тень недоимок, которые непременно следует добрать. Самый высокий ответственный чин никогда не будет внимать уважительным причинам, он будет руководствоваться лишь цифрами. Его задача - озадачить чина пожиже, который, в свою очередь, примется увлеченно резать задачи тем, кто еще ниже по табели о рангах. В конце концов дело дойдет до карательной команды, которая никогда не думает о последствиях, но всегда думает о настоящем. Она нацелена все отобрать, всех противящихся прибить, да еще и определенный кайф от этого получить.

Так уж распорядилась судьба, что весьма доходное и совсем непыльное место при финском литературном союзе Мышлаевский удержать не сумел. Вместо него приспособился Кошкодавов, а незадачливого офицера от жандармерии пинком под зад отправили подальше от столицы.

Для него это была, конечно, трагедия. Нужна была какая-то реабилитация, то есть, доказательство, что он крут, он всех порвет, и это ошибка.

Леннрот подвернулся совершенно случайно, да и, в общем-то, бесполезно. Некогда было заниматься с тощим почерневшим лицом от усталости литератором, к тому же местным доктором. Мышлаевский шел в экспедицию по земле Кайнуу.

Элиас больше никогда не встречался с амбициозным офицером. Сгинул он посреди северных болот, как сгинули все государственные мытари из его отряда.

Опустошив то немногое, что они нашли на первых встречных хуторах, потешившись над слезами и страданиями еще не оправившихся от тифа и голода местных жителей, они шли лесом, отчасти досадуя: с таким пополнением государственной казны они и к Рождеству не управятся.

Первый выстрел откуда-то из чащи ими был воспринят, как просто шум. Однако завалившийся на шею коня и брызгающий кровью из пробитой груди всадник авангарда быстро развеял сомнения: просто шум не приносит смертельную пулю.

Все осадили своих коней, кроме того мытаря, что был в арьергарде. Он свалился под копыта своего коня, даже не вскрикнув, с пробитым сердцем.

А! - закричал Мышлаевский, потому что не знал, что еще в таких случаях уместно произнести.

Эхо его крика еще гуляло среди лесных стволов, а маленьких отряд залег на траву и призадумался. На их глазах было совершено жутчайшее преступление. И тех, кто залег со своими старинными кремневыми ружьями где-то спереди и где-то сзади немедленно должна покарать рука правосудия. Однако ничего не происходило. То ли руки у пресловутого правосудия оказались коротки, то ли что-то здесь происходило не то.

Что делать? - обратились мытари к представителю государства. - Нас тут комары сожрут, коли лежать будем.

Надо арестовать преступников, - ответил Мышлаевский.

Вот ты и арестовывай, - сказали ему оставшиеся в живых люди и принялись расползаться по округе, используя местный рельеф для защиты.

В это невозможно было поверить, такое положение вещей никак не укладывалось в голове у офицера. Они бить могут, потому что у них власть. А их-то самих за что?

Хамы! - вскричал Мышлаевский, выхватил свою саблю и побежал в атаку. Но немедленно под ноги подвернулся труп убитого, и он упал, едва не перерезав себе горло о свое же оружие. Позыв наступать немедленно угас.

Эй, воины! - позвал он своих подчиненных, но те либо не слышали, либо посчитали нужным отползать дальше молча.

Комары жрали нещадно, но пришел вечер. Однако темнота не пришла. Зато куда-то делась повозка с реквизированным в пользу государства добром. И, вообще, все куда-то делись. Мышлаевский остался один на один с враждебно настроенным против него лесом.

Он уже не опасался, что в него кто-то выстрелит.

В первой четверти двадцатого века из Карельской губернии, да и из граничащей с ней Финляндии исчезли китайские "кули" - переселенцы по государственной программе, понятное дело, откуда. Они должны были обеспечить дешевые руки на лесозаготовках. Кто-то из них поучаствовал в революции, кто-то удрал из России, но большинство сгинула также, как и несчастный Мышлаевский - бесследно. Лишь только презрительную кличку после себя оставили - "шитту кули109".

И все. И ничего после них.

Леннрот об этом не знал. Скоро он выкинул из головы и Мышлаевского с его мытарями, и даже людоедов. Первого нечего было вспоминать, а вторых - незачем. У него была новая забота: попасть в давно планируемый поход к самому Архиппе Пертунену. Он был уверен, что встреча будет незабываемой.

21. Лоухи

Осенью 1833 года, используя предоставленный краткосрочный отпуск, Леннрот отправился в Карелию. В его намерения входило достичь деревни Латваярви и познакомиться со знаменитым рунопевцем, на которого всегда ссылались прочие люди.

Элиас с удивлением подумал, что пока работал в Каяни, ни разу не вспомнил о прекрасной Матэли. Будучи постоянно в напряжении, никаких иных мыслей в голове не оставалось, только работа и поиск способов выжить. А теперь, когда он отправился в дорогу, даже пытаясь думать о Матэли, все время сбивался на житейские мысли.

Что-то с головой случилось. Это неприятно, потому что такой важный орган не должен давать сбой. Коли голова откажет - всему телу пропасть.

Но эти мысли были, конечно, напрасны. Матэли - это была та жизнь, когда он не сталкивался с проблемами жизни и смерти. Наверно, на ней и закончилось его взрослое детство. Теперь предстояло жить в других условиях и думать о других правилах. Прощай, Матэли! Ты звезда и таковой будешь навечно.

По давнишнему приглашению Воассилы Киелевянйнена он построил свой маршрут мимо деревни Вуоннинен волости Вуоккиниеми. Дело шло к осени, гнус одолевал уже не так дико, поэтому шагалось, а иногда и ехалось на попутной телеге очень споро.

Воассилу он неожиданно встретил в деревне Войница. На радостях забыл поинтересоваться, как тот случился здесь, но за всеми беседами как-то оказалось не до этого.

А помнишь, как мы с тобою руны тянули? - спросил Воассила, и сразу стало понятно, что он немного навеселе.

Ну, я лишь слушал, - скромно признался Леннрот. - Но запомнил все.

На улицу, где они разговаривали, из ближайшей калитки вышла очень дородная женщина - ростом выше Элиаса, грудью больше двух Матэли, если можно так вообразить, в очень нарядном платке с засученными по локоть руками очень даже изящных форм.

Это моя царица, - сказал Воассила и спрятался у женщины подмышкой.

Вот что я тебе скажу, Вася, - мелодичным грудным голосом произнесла "царица". - Если в коробку положить бриллиант, она станет шкатулкой. Если туда же поместить мусор - урной.

Ты мой бриллиант, - охотно признался рунопевец.

Я, вообще-то, имела ввиду голову и мысли, - улыбнулась одними уголками губ женщина. - Но это хорошо, что мусору у тебя в ней совсем немного.

А это магистр, - толкнув высокую грудь лбом, вышел вперед Воассила. - К нам направлялся. Руны хочет слушать.

Ну, к вам лишь по пути, - признался Леннрот, поневоле залюбовавшись самой высокой и статной женщиной, которую он когда-либо видел в жизни.

А куда путь держишь, коли не секрет? - спросила женщина, ласково положив руку на голову рунопевцу.

Не секрет, - ответил Элиас. - В Латваярви.

Уж не к Архиппе ли? - подняла брови к самому срезу платка красавица. - Вася, объясни магистру.

Воассила охотно подошел к Леннроту, не упустив возможности несколько раз кивнуть головой женщине.

Эх, какая наша жизнь! - сказал он и тут же добавил. - А Перттунена дома нету. К Покрову вернется. С лопарями на семужку пошел в Териберку. Ему разрешение выправили, так что будет ловить, пока ловится. Такая удача редко случается. То лопари не берут в компанию, то главный полицай запрет дает. Меня сколько раз уже вычеркивали - лицом, вероятно, не вышел. А ты где ночевать будешь?

Леннроту порекомендовали дом, куда можно на ночлег попроситься. Он на него и указал.

Да ты что! - удивилась женщина. - Разве так можно? Пошутили над тобой.

Воассила, как-то коротко и смущенно испустив смешок, приложил ладонь к уху Элиаса и зашептал в нее, пытаясь объяснить ситуацию. А ситуация была такова, что хозяин дома, куда направили Леннрота, болел заразной венерической болезнью. Вроде бы на людях он держался вполне браво, но вот каждый местный житель знал о его недуге и это дело не приветствовал. А болел ли он на самом деле, либо это лишь злая молва - неизвестно.