Другой путь Леннрота

Бруссуев Александр. Другой путь Леннрота. Роман.

Viam supervadet vadens.

Дорогу осилит идущий.

Древняя поговорка.

Сколько б ни бродил, свет ни колесил,

Сколько башмаков даром износил.

Где бы ни встречал тех, кто просто так

Задарма чинил башмаки бродяг.

А мне с календарем крупно повезло,

У бродяг всегда, представьте, красное число.

Красен солнца диск на закате дня,

Значит выходной, представьте, завтра у меня.

Виталий Черницкий.

Мерзость для праведников - человек неправедный,

И мерзость для нечестивого - идущий прямым путем.

Библия. Притчи. Притча 29 стих 27.

Вступление

Считается, что Элиас Леннрот, собиратель карельских рун, создатель эпоса "Калевала", в девятнадцатом веке совершил одиннадцать путешествий по Финляндии, Карелии, Ингерманландии, Мурманской и Архангельской областям. Конечно, это так. Иначе бы никто и никогда не узнал, что в памяти северных народов живут те же персонажи, что и в Библии. И даже именуются они почти также: Вяйне Мяйнен, он же Вяйне Мяйсен - Моиссей, мать Христа - Мария и другие.

Но всегда у него было и другое путешествие, другая дорога, двенадцатая. Не обязательно она была хронологически связана с предыдущими экспедициями, или же последующими. Это был путь длиной в жизнь.

Как говорили старики, "те, кто были рождены, обязательно помрут". У каждого свой век. У Леннрота он продлился восемьдесят два года. Тело его, тренированное и закаленное годами неспокойной жизни, вероятно, поизносилось, выработало свой ресурс. Разум, стойкий к невзгодам и притеснениям, не утратил способность логически мыслить и анализировать. Порой было стыдно за какие-то проявления темперамента, иногда не хотелось вспоминать о былых поступках, но совесть его, в общем-то, была чиста. А с чистой совестью и на тот свет не так страшно.

Леннрот много, что знал о Манале1, также как и о том, что было, когда ничего не было. Так, во всяком случае, называли это разные попы и проповедники. Не пройдет и пятидесяти лет, как академик Вернадский создаст свою теорию о том "безвременьи", и почему мы, современники, можем черпать знания там, где, как бы, нельзя и там, где, как бы, пусто.

Леннрот никому ничего не пытался доказать. За него доказывали другие: "Калевала" - авторский проект, придумка, творческая фантазия. Он знал, что спустя годы от его человечности не останется ровным счетом ничего. Будет лишь фамилия, да послужной список. Но ведь, в конце-то концов, он занимался этим не потому, что того требовало время или нужда. Леннрот выбрал свою дорогу. Так хотела его душа.

Двенадцатое путешествие завершилось вместе с земным существованием. Это был совсем другой путь, нежели у всего человечества. Почти всего, за исключением единиц.

Ну, да так, вероятно, и было написано у него на роду.

Сколько б ни бродил, свет ни колесил,

Все плащи-дожди на плечах носил.

Где бы ни встречал тех, кто просто так

Задарма всем пел лучше соловья.

Где поставлю свой дом не решил пока.

Только знаю, дом мой будет вовсе без замка.

Будет в доме том полыхать очаг.

Для бродяг все двери будут настежь у меня2.

1. Юность

Будущий систематизатор "Калевалы" родился в Саммати в 1802 году. В тот день в том месте родилось много младенцев, да все они выросли, оставив после себя только долги, либо наоборот - состояния. Но памяти всенародной никто не оставил. Дело, конечно, житейское.

Элиас, когда чуть подрос и научился считать, обнаружил себя четвертым ребенком в семье портного. Читать и считать маленький Леннрот научился самостоятельно, ему едва исполнилось шесть лет, когда он по пальцам уточнил для всех портных в районе количественный состав семьи: папа, мама, я и семь братьев-сестер - все портные. Стало быть - нищие.

Вероятно, люди в Саммати предпочитали ходить голыми, нежели сшить себе под заказ какое-нибудь платье, халат или набедренную повязку. Денег в семье не хватало катастрофически.

"Мама, дай мне хлебушка покушать!" - спрашивал шестилетний Элиас.

"Не дам!" - ласково отвечала мама.

"Ну и ладно", - соглашался ребенок. - "Тогда вы знаете, где меня искать, если нужно будет, вдруг, срочно выполнять наш профессиональный заказ".

После этого он с книжкой под мышкой забирался на дерево, чтобы никто не мешал, и погружался в мир сказок и приключений. К двенадцати годам, когда братство портных, наконец, разрешило ему пойти в школу, не осталось в округе дерева, где бы не посидел маленький Элиас с очередной своей книгой. Там, в сучьях и ветках, кстати, и яичницей можно было перекусить. Птицы юного портного ненавидели.

Зато не было на юго-западе Финляндии книги, которой бы Леннрот не прочитал. Причем, так как шведов вокруг в те времена водилось в изобилии, он научился читать по-шведски. Русские тоже водились, но книги свои они тогда писали исключительно по-французски. На радость Наполеону, погрязшему в бонопартизме. Элиас с младых ногтей недолюбливал авторитаризм, вероятно, привыкнув на своих деревьях к уединению, поэтому к творчеству соотечественников Виктора Гюго никак не относился. Уж лучше - Гомер.

Тогда - латынь. Именно на ней, почему-то, и встречался Гомер. Элиас увлекся стихами древнего и, как говорят, слепого эллина.

Чтобы как-то не умереть с голоду, потому что дикие птицы, не в пример курицам, не неслись круглый год, Леннрот бродил по окрестным деревням, где собирал милостыню, лабал песни на кантеле, флейте или скрипке. Родители его к такому сподвижничеству относились с пониманием, как к одной из форм бизнеса.

Но маленький певец не только сам солировал, он еще и внимал тем песням, что пели взрослые и престарелые дядьки с бородами лопатами. И вот, что интересно: все их вирши неуловимо напоминали гомеровскую манеру стихосложения, то есть, гекзаметр. Эллада, непонятно почему ныне именуемая Грецией, оказалась не так уж и далеко от его родной Финляндии. Да и Гомер, если разобраться, не имя, а "Речь Смертного", обращаясь к санскриту3. Изображенный на картинках в книгах бородатый человек, очи к небу, играющий на арфе, которая могла вполне легко оказаться и кантеле, словно брат-близнец Вяйнямейнена. Или это и был старый добрый Вяйнямейнен, о котором столько песен сложено в народе? Он же легендарный Орфей?

Чтобы выучить латынь пришлось обратиться к шведско-латинскому словарю, потому что иной учебной литературы не существовало. Совсем скоро ветви деревьев перестали выдерживать груз знаний, что вместила в себя детская голова, и начали ломаться под его растущим телом. Зато в одном из перерывов между занятиями в школе, которые могли длиться и полгода, и даже год, Элиас легко поступил на должность ученика аптекаря в городе Хяменлинна. Он вполне непринужденно мог разбираться в каракулях, которые глупые врачи писали в рецептах на латинице. Умные доктора лекарства заказывали сами.

Короче говоря, все свое детство Леннрот занимался самообразованием, и Российская Империя ему в этом активно помогала. Дело в том, что по окончании русско-шведской войны эпоха культурного шведского владычества в Финляндии закончилась, и ее на правах Автономного Княжества в 1809 году присоединили к России. Русским царям было по большому счету наплевать на народное образование: ни установленных сроков обучения, ни обязательности - ничего. Коль сдал вступительный экзамен - иди учись. Если деньги, конечно, на обучение имеются. Началась эпоха бескультурного российского доминирования.

Помыкавшись с иглой портного, с кантеле рунопевца, с весами аптекаря, с сумой нищего, наконец, Элиас в двадцать мальчишеских лет успешно сдал все вступительные испытания в единственный в Финляндии университет в городе Або (Турку). Забавно было то, что одновременно с ним поступили учиться финансово обеспеченные и отлично образованные в своих школах будущие культурные светочи Рунеберг и Снельман. А у Леннрота имелось всего пять классов за партой с перерывами, да экстерном защищенный аттестат зрелости.

Когда он поступил в университет, родители, конечно, вздохнули с облегчением: не надо больше содержать сына, теперь он сам себя содержать будет. Спасибо Российской Империи и лично русскому царю за новые счастливые возможности.

Элиас настойчиво учился, совмещая занятия с работой кем попало. Кем попало мог работать только крайне целеустремленный человек. Когда же наступали каникулы, то можно было вздохнуть свободно и сделаться учителем-репетитором, подводя чад богатых родителей к очередным экзаменам.

Но это ремесло, скорее, было всего лишь страховкой. Основной доход, который мог позволить Леннроту потом продолжать обучение в университете, был, конечно, нелегальный.

Движение товаров, как в России, так и в Финляндии, всегда было двоякое: законное (прибыльное) и незаконное (сверхприбыльное). Элиас, с детства маявшийся по городам и весям в поисках заработков, очень быстро усвоил правило: любые деньги, опускающиеся в карман работника, всегда привлекают паразитов. Даже на пару чужих грошей найдутся охочие люди. Это полицейские самых разных рангов, примыкающие к ним таможенники и налоговики, и просто грабители и бандиты.

Чтобы избежать потери своих кровных средств, нужно было либо самому стать паразитом, либо научиться от этих паразитов уходить без потерь для себя. К первому варианту решения проблемы у него душа - ну совершенно не лежала. Поэтому Элиас бегал, как горная лань, прятался, как ящерица-веретеница, и дрался, как дикий кот. Точнее, убегал, скрывался и отбивался.

Получая свой мизер, как жалованье, он всегда оглядывался по сторонам, пытаясь оценить, откуда придет угроза. Полицаев разных уровней Леннрот научился вычислять с одного взгляда, не считаясь ни с национальностью, ни с гражданским платьем, вдетым в них. Их выдавала глубокая и подсознательная убежденность своей избранности и от этого - уверенность в бессмертии. Бандиты же отличались пустотой в глазах, что свидетельствовало о полном их равнодушии к прочим разным людям.

Зачастую и жалованье выплачивалось лишь для того, чтобы за углом его тотчас же отобрать. Но попробуй отобрать копеечку, заработанную непосильным трудом! Впрочем, и посильным трудом тоже.

Едва к Элиасу выдвигался кто-нибудь с пагубными замыслами, тот всегда старался эти замыслы упредить. Как правило, ситуация возникала без лишних глаз и ушей, что устраивало обе стороны.

- Эй, поцан! - говорил злоумышленник.

Леннрот, конечно, останавливался и изображал на лице счастливую улыбку: все люди братья, весь мир наполнен цветами. Вместе с ней он наносил резкий удар народным карельским оружием кистенем4 в воображаемый треугольник на лице вопрошающего - подбородок, скула правая, скула левая. Лицо, расслабленное улыбкой потенциальной жертвы, сразу же уходило в мир грез о своем богатстве.

Элиас, как человек ответственный, даже в юности старался полностью обезопасить себя от возможных случайностей. Эмпирическим путем с помощью справочной литературы он выявил, какие именно мышцы способствуют резкости и силе удара в "треугольник нокаута". Их он развивал, развивал, и, в конце концов, развил. Может быть, анатомические учебники и оказали позднее влияние на выборе второго образования.