А сверху светит солнце

Если бы кто-нибудь однажды вдохновил Юксаре (как когда-то Муми-мама вдохновила Муми-папу) сочинить мемуары, он бы непременно написал о красивой и немного странной любви, поразившей его в молодости, словно простуда во время июльской жары.

"Мемуары — не любовный роман", — наверняка скажут читатели. Но кому какая разница? Разве мемуаристы, впервые взявшие в лапы бумагу и перо, обращают внимание на такие пустяки?

Конечно, возьмись Юксаре за это дело, он непременно упомянул бы и своих друзей, и старую потрепанную шляпу, и полет на "Морском оркестре", и другие яркие события беспечной жизни. Но любовь... любовь к самой потрясающей Мюмле на свете, вне всяких сомнений, заняла бы почетное место в его мемуарах, и вы скоро узнаете, почему.

Жаль только, что вдохновлять Юксаре было некому. Мюмла-мама погрязла в заботах о своих многочисленных детях, чудом успевая варить овсянку, читать книжки, вытирать сопливые носы и отвечать на вопросы вроде "почему сардина со вчерашнего бутерброда не хочет плавать в пруду?". Снусмумрик был занят ремонтом губной гармошки: в голове появилась новая мелодия, а гармошка не хотела воспроизводить нужные ноты. Мюмла и Малышка Мю отправились на поиски пещеры для зимней спячки, даже не оставив записки. Муми-троллям в этот день тоже оказалось недосуг — они в минувшую среду ушли на пикник и до сих пор не вернулись.

При желании Юксаре мог бы и сам вдохновиться на мемуары, да вот беда, вдохновляться ему было лень. Гораздо проще лежать в саду среди кустов клубники, надвинув шляпу на глаза, и предаваться воспоминаниям.

И правда, что еще делать, когда над головой безоблачное небо, кисет полон свежего табака, а жизнь идет своим чередом, как и тысячу лет назад?

* * *

Юксаре пробирался сквозь толпу, довольно попыхивая трубкой, и думал, что не зря предложил друзьям пойти на Садовый праздник Самодержца, чтобы развлечь дочь Мюмлы, страдающую больным горлом. Честно признаться, больное горло оказалось ее выдумкой ради сиюминутного веселья, но это неважно. Главное, что в Парке Сюрпризов было на что посмотреть, да и публика попадалась весьма колоритная.

Все — от короля и его свиты до маленькой неведомой зверушки — вызывали у Юксаре живой интерес. Они ели, пили, катались с горок, рассказывали друг друг смешные истории с таким видом, как будто валять дурака — их привычное состояние. Как будто на этом чудном холмистом острове никогда не знали скуки и печали, не слышали о морских чудовищах и не встречались со злыми холодными моррами.

"Здесь, наверное, и хемулей нет, а значит, нет суеты и нудных нравоучений, — подумал Юксаре и в это же мгновение увидел хемуля, снаряжающего лодку на берегу живописного озера. Хемуль хмурил брови и бурчал себе под нос что-то неразборчивое. — Ох, кажется, я поспешил с выводами. — Юксаре покачал головой, сунул в рот трубку, затянулся и выпустил дым в прогретый солнечными лучами воздух, надеясь, что не увидит среди разномастной толпы хемуля-полицейского или хемуля-сторожа, которые только и знают, что запрещать все на свете. — Видимо, идеальных островов не бывает".

"Не пугайтесь, если что-то произойдет".

Юксаре прочел надпись на плакате, висевшем на каменных воротах, и усмехнулся. Ему определенно нравилось это место. Похоже, король, придумавший развлечения для своих подданных, тот еще весельчак и вообще славный малый. Правда, ни Муми-тролль, ни Фредриксон, ни особенно Шнырек с Юксаре не согласились. Они жаловались, тяжело вздыхали и с опаской глядели по сторонам, то и дело приговаривая: "Странный праздничек". Поэтому Юксаре с нетерпением ждал, когда произойдет "что-то".

"Что-то" произошло очень скоро, но оказалось совсем не страшным, хотя дочь Мюмлы заверяла, что Юксаре и его друзья в числе пятиста процентов гостей должны пропасть без вести. Но они не пропали. Никто из них не умер, не пострадал и даже не лишился хвоста. Сначала компанию напугал механический паук в бездонной расселине между скал, затем они совершили короткое плавание по искусственному озеру, закончившееся неожиданным душем — водная струя намочила их с головы до лап, а потом Юксаре чуть не забодал бык.

Бык с обмотанными тканью рогами и темными блестящими глазами стоял неподвижно и выглядел абсолютно не правдоподобным, смахивая на чучело, так что Юксаре, испытавший восторг от королевских сюрпризов, не заметил подвоха. В полной уверенности, что королю больше не удастся их провести, он подошел к быку и, торжествующе ухмыляясь, щелкнул его по носу. Бык, недолго думая, заревел, впал в ярость и со всего маху боднул Юксаре. Удар был такой силы, что его отбросило на приличное расстояние. Он приземлился в розовый куст, поправил съехавшую на бок шляпу и залился смехом.

— Ну и король! Ну и фантазия! Ха-ха-ха!

Розы на кусте были свежие и ароматные, и Юксаре пожалел, что поблизости нет какой-нибудь прекрасной дамы, чтобы вручить ей букет цветов. Но тут же удивился собственной глупости. Ведь он никогда в жизни не интересовался прекрасными дамами. С чего бы интересоваться ими теперь?

— Ты живой? — спросил Муми-тролль, глядя на него испуганными глазами.

— Конечно, — ответил Юксаре, отряхиваясь от розовых лепестков и вновь раскуривая трубку. — Мне от матушки достались слишком мягкие бока. Недаром отец ласково звал ее кошечкой. — И он как ни в чем не бывало пошел дальше навстречу новым неожиданностям.

А дальше были бесконечные поиски золотых яиц, сулящих подарки от Самодержца, заздравные тосты у подножия королевского трона и награждение победителей. Друзья по очереди поздравляли короля со столетием, а тот в ответ величал их чокнутыми подданными.

Юксаре поначалу тоже хотел произнести пару слов в адрес Самодержца, но передумал. Они со Шнырьком получили свои скромные призы (скромные потому, что ни Юксаре, ни Шнырек не проявили особого рвения в поиске золотых яиц), и эти призы заняли все его внимание. Облитые шоколадом шарики, сахарные цветы, липкие карамельки на палочках и фигурки из марципана. Ни с чем не сравнимый сладкий дух пленил Юксаре.

Он взял марципанового хемуля и с удовольствием расправился с ним.

— Попался, — проурчал Юксаре, закидывая в рот изящно вылепленную фигурку. Когда ему еще удастся так безобидно поиздеваться над беднягой-хемулем?

Конфета была приторной, но приятно пахла миндалем. Юксаре удовлетворенно жевал, наблюдая, как Шнырек поедает шоколадные шарики. Неподалеку горели костры, легкий ветерок доносил запахи тыквенного супа и жареных сосисок.

— Может, выпьем яблочного вина и закусим как следует? — спросил Шнырек. — А то у меня от этих конфет во рту все слиплось. Да и волнение, сам понимаешь. Я от волнения еле лапы волочу. Кто придумал эти шумные праздники?!

— Пожалуй, ты прав, — согласился Юксаре, — можно и... — но не договорил. Шнырек так и не узнал, что можно, а что нельзя, потому как именно в этот момент Юксаре увидел Мюмлу-маму и потерял дар речи.

— Юмпель-вымпель, как же я объелась! — сказала Мюмла-мама, обращаясь к окликнувшему ее Муми-троллю. Она болтала без остановки и громко хохотала (вероятно, так делают все прекрасные дамы), а Юксаре в очередной раз с сожалением вспомнил ароматный розовый куст. Красные розы наверняка подошли бы к широкому бордовому платью Мюмлы-мамы с многочисленными пуговицами и бантом на воротнике. И к ее зеленым, с озорным блеском глазам. И к рыжим волосам, собранным в пучок, которые пылали, как горящий костер.

Дочь Мюмлы в этот раз не обманула. Мать у нее действительно была круглой. Словно ее перепутали с воздушным шаром, собираясь в кругосветное путешествие, и накачали воздухом изнутри. Она напоминала большое плотное облако или самый крупный на острове холм, но при этом ступала по земле легко и непринужденно, как будто не чувствовала собственного веса. Юксаре почудилось, что Мюмла-мама похожа на солнце. Такая же круглая, лучистая и наверняка теплая на ощупь. Ему вдруг захотелось обнять ее, но для этого нужно было увеличиться в размере в два раза, чтобы суметь обхватить ее широкое тело.

Вокруг Мюмлы-мамы толпились дети, штук четырнадцать-пятнадцать, а то и больше. Они непрестанно галдели, дергали ее за платье и просили купить мороженого. Некоторые из них были прямо-таки близнецами, похожими друг на друга, как золотые звезды на троне Самодержца. А про кого-то язык не поворачивался сказать, что их родила Мюмла — слишком отличались они от своих братьев и сестер. Но это ничуть не мешало им липнуть к матери, вытирать грязные лапы об ее подол и реветь из-за всякой ерунды.

"Неудивительно, что она такая большая, — подумал Юксаре, подходя ближе и прислушиваясь к разговору. Мюмла-мама и Муми-тролль увлеченно обсуждали ее несуществующего чудака-брата и его длинную рыжую бороду, в которой однажды завелись две пронырливые мышки. — Ведь эта орава когда-то побывала у нее в животе. Интересно, они попали туда все вместе или по очереди?"

— Мама, карусель! — пропищал детеныш Мюмлы-мамы в испачканных шоколадом штанишках. — Смотри, лошадка как живая! Пойдем скорее! Ты обещала, мама! Мама-а-а!

И Мюмла-мама, не прекращая улыбаться во весь рот, стала прощаться. Она сгребла в охапку не меньше дюжины ребятишек и была такова.

— Потрясающая мюмла! — восхищенно проговорил Юксаре ей вслед, не замечая удивленных взглядов друзей.

К вечеру толпа гуляющих стала гуще в два раза, и он испугался, что потеряет Мюмлу-маму из вида. Чуть не выронив свою трубку и не сбив с лап группу смеющихся филифьонок, Юксаре побежал к карусели, которая была составлена из ярко-красных карет, запряженных лошадьми. Он не отрываясь смотрел, как Мюмла-мама забралась в ближайшую карету, как помахала ему, отдуваясь и поправляя платье.

Верхом на лошади в яблоках, что везла эту карету, сидел Шнырек — хемуль знает, как он там оказался. Шнырька укачало, но Юксаре сейчас не хотелось думать об этом. Карусель закружилась, полыхнули огнем рыжие волосы, и он замер как завороженный.

— Что это с ним? — раздался за спиной недоуменный голос Муми-тролля.

— Не знаю, — ответил Фредриксон. — Влюбился, наверное, или что-то вроде того. Более точно сказать не могу. Любовные дела не по моей части. С этими делами так просто не сладишь — схему не нарисуешь, макет не соберешь.

Юксаре сделал вид, что не слышит. Он все смотрел и смотрел на несущуюся по кругу красную карету, из которой выглядывала хохочущая Мюмла-мама и лишь чудом не вываливались ее неугомонные дети.

— Чего стоишь статуей, будто Морру увидел? — спросила она, озорно подмигнув ему, когда карусель остановилась. От ее звонкого смеха и медового голоса по спине поползли мурашки. — Залезай к нам! Сегодня веселимся до упаду, как в последний раз!

Юксаре не раздумывая сделал пару шагов и тут же очутился в карете. Мюмла-мама без церемоний схватила его своими крепкими лапами, усадив рядом с собой. Он оказался зажат между нею и малышами, которые не умолкали ни на секунду, радуясь долгожданному развлечению.

— Не люблю никому доставлять неудобства, — признался Юксаре, набирая в грудь побольше воздуха. Он осторожно снял шляпу и почесал затылок.

— Глупости! Какие могут быть неудобства! — прыснула Мюмла-мама и отправила пару ребятишек наружу, чтобы освободить место в карете. — Сходите пока поешьте супа, а то дома у нас после обеда ничего не осталось. Только ведите себя прилично, как подобает братьям Мюмлы, выигравшей главный королевский приз. Не пугайте гостей страшными рассказами, не сморкайтесь в рукава, не ныряйте в кастрюли с клюквенным морсом.