А сверху светит солнце

— Не знаю, — признался Юксаре, глубоко вздохнув. — Я из мумриков, а мумрики почти никогда не живут на одном месте. Им нравится бродить туда-сюда примерно так же, как мюмлам нравится сочинять фантастические истории. — Он достал из кармана кисет с табаком и набил трубку. — В общем, нет у меня постоянной страны, я бываю везде понемногу и нигде не задерживаюсь надолго.

— Значит, ты многостранец, — предположила Мюмла-мама.

— Может быть, — отозвался Юксаре.

— А где ты живешь сейчас?

— На корабле "Морской оркестр", который построил Фредриксон, вместе со своими друзьями. Но, возможно, завтра я перееду. Вот так, возьму и перееду. И буду, как папа твоих детенышей, изучать колебания уровня моря. Или скорость передвижения облаков. Или развитие апельсиновых деревьев. На свете столько дел, не знаешь, за какое вперед хвататься.

— Куда переедешь? — уточнила Мюмла-мама, и в ее голосе послышалось сожаление.

— Пока не решил. Завтра видно будет.

— Если хочешь, можешь переехать к нам. Правда, у нас места нет.

— Да-а-а, — протянул Юксаре, с улыбкой глядя на Мюмлу-маму. — Домик у вас крошечный. И такой хлипкий, того и гляди, улетит вместе с детьми и пожитками.

— Свят-свят-свят, — прошептала Мюмла-мама и осушила стакан с вином. — Не умеют наши чокнутые подданные строить дома. Зато заборы ставят на века. Готовы их сутками без устали возводить.

И в этот же миг они увидели, как старый поседевший бобер начал строить забор вокруг танцплощадки. Сквозь веселую музыку доносились звуки пилы и молотка. Бобер вытирал пот со лба дрожащей лапой и бранился, что ему мешают работать.

— Чудак, — покачал головой Юксаре и налил еще вина.

— А я не хочу никуда переезжать, — сказала Мюмла-мама, сверкая захмелевшими глазами. — Мне и здесь хорошо. Теперь вот ты появился, и стало еще лучше. — И положила голову Юксаре на плечо.

На танцплощадку тем временем вышел хомса-конферансье. Он попросил танцующие пары освободить импровизированную сцену и объявил о начале конкурса "Принцесса ночи", пригласив к участию всех присутствующих дам.

— Филифьонки и хемулихи, — вопил конферансье в микрофон так громко, что Юксаре чуть не оглох, — мюмлы и мисы, гафсы, кошки, зайчихи и все-все-все! Добро пожаловать на конкурс грации и красоты! Никаких ограничений, никакого соперничества, никаких испорченных нервов. Вам нужно выполнить всего одно условие — и вы в финале! Выходите, выходите, не стесняйтесь. Милости просим, дамы, милости просим!

Участницы — Юксаре насчитал не меньше двадцати — высыпали на сцену, непрестанно щебеча и хихикая, и в предвкушении обступили конферансье. Должно быть, каждой из них не терпелось взять главный титул. Дамы улыбались, строили глазки, поправляли шляпки, прижимали к себе сумочки, всем своим видом демонстрируя, что они самые настоящие принцессы ночи.

— Не хочешь поучаствовать? — спросил Юксаре, заметив, что Мюмла-мама с любопытством смотрит на сцену.

— Что ты, мой милый друг! — Мюмла-мама махнула лапой и расхохоталась. — Вдруг они заставят меня прыгать со скакалкой или жарить отбивные, а я слишком пьяна для этого. Не хватало рухнуть прямо на сцене. Когда я говорила "веселимся до упаду", я совсем не это имела в виду. Да и жарить отбивные я не умею. Это тебе не овсянка, варить которую проще простого. Раз — и готово. Овсянкой я могу накормить целый остров.

— А ты думаешь, принцессы умеют жарить отбивные? — с ноткой сомнения в голосе сказал Юксаре. — Мне кажется, принцессы только и делают, что румянят щеки, капризничают и спят до обеда.

— Кто их разберет, этих принцесс, — развела лапами Мюмла-мама. — Я с ними ни разу в жизни не встречалась.

Между тем конферансье, польщенный вниманием зрителей и участниц, объявил условие для прохождения в финал.

— Принцессой ночи станет дама, — воскликнул он, — которой придется впору это платье!

И под восторженные аплодисменты хемуль-ассистент вынес на сцену наряженный в платье крошечный манекен.

Повисла долгая пауза, а потом публика возмущенно зашумела.

Белоснежное платье — невероятно красивое, расшитое перьями, цветами и стеклянными бусинами — было настолько маленьким, что могло подойти лишь какой-нибудь худосочной крысе, ну или кому-то из детенышей Мюмлы-мамы. Но ни крыс, ни детенышей Мюмлы-мамы, судя по всему, на сцене не оказалось.

— Теперь нам осталось выбрать принцессу ночи, — перекрикивая галдящих участниц, сказал конферансье. — Дамы, кто рискнет примерить платье? Смелее!

— Обманщик! — заплакала одна из филифьонок, стянув с головы красную шапочку с колокольчиком.

— Врун! — вторила ей хемулиха в шелковом платочке.

— Мошенник! — поддержала их дородная ежиха, подняв иголки.

И на сцене началась неразбериха. Кто-то запустил в конферансье жареную сосиску, кто-то выплеснул на него вино, кто-то в слезах ушел со сцены прочь, а кому-то просто захотелось повеселиться как следует, наблюдая за стихийной потасовкой. Зеваки толпились вокруг, распахнув глаза, как будто пришли в театр на представление.

— Чушь какая-то, — недовольно произнес Юксаре. Обычно он любил, когда происходило что-то странное, но то, что он увидел на сцене сейчас, было похоже на глупость. — И куда только Самодержец смотрит? Набил брюхо вкусненьким, завалился спать, и дела ему нет до того, что вытворяют подданные. А я-то поначалу его зауважал! Пойдем отсюда.

Он взял Мюмлу-маму за лапу и потянул с танцплощадки. Она смеялась во весь голос, утирая слезы, но охотно шла за ним.

— Умора! Вот это платье! Оно мне даже на голову не налезет! Не быть мне принцессой ночи. Представляешь?

Они семенили вдоль бесконечного забора, шаг за шагом минуя такие же бесконечные холмы. Висящие над ними праздничные гирлянды освещали им дорогу.

— Вот и хорошо, — успокоил ее Юксаре. — С принцессами одни проблемы. Ну и... это... — Он немного помялся, еще крепче сжимая теплую лапу Мюмлы-мамы. — Ты и так принцесса.

— Правда? — как девчонка, обрадовалась Мюмла-мама.

Они держали путь к ее домику, что затаился в рассветной дымке. Небо уже начинало розоветь, приглашая на остров новый день.

— Правда. Моя принцесса.

* * *

Юксаре действительно переехал, но не на следующий день, а через неделю. Он поселился на яблоне, которая росла возле домика Мюмлы-мамы, и начал совершенно новую жизнь.

Внимательный читатель наверняка спросит, что же случилось и почему Юксаре выбрал именно яблоню.

Дело в том, что в один прекрасный день Муми-тролль основал колонию. Вообще-то он мечтал стать настоящим искателем приключений, но, к сожалению, никому до этого не было абсолютно никакого дела. Даже Фредриксон, на которого Муми-тролль возлагал большие надежды, теперь служил у Самодержца в должности придворного изобретателя. "Морской оркестр", вместо того чтобы плыть на нем дальше навстречу приключениям, перенесли в Парк Сюрпризов, оставив на берегу лишь навигационную каюту, на собрании было принято решение о жизни по-соседству с сохранением независимости, и Юксаре, как и все его друзья, сам того не ожидая, стал колонистом.

Мюмла-мама говорила, что колония — это место, где живут те, кто ужасно не любит одиночество. Правда, рано или поздно они обязательно начинают ссориться, но это все равно лучше, чем быть одинокими.

Однако Юксаре, несмотря на то, что очень любил Мюмлу-маму, был с ней не согласен. Он считал, что в колонии всегда царят мир и спокойствие, так как колонисты живут в полной независимости друг от друга, и все делается само по себе. Растут деревья, распускаются цветы, рождаются новые Юксаре, а сверху на все это светит солнце.

— Вот бы каша на завтрак варилась сама по себе, — задумчиво сказала Мюмла-мама, услышав эти слова. Юксаре повторял их при каждом удобном случае, словно это был его девиз. — И пол подметался бы сам по себе, и сказки на ночь рассказывались бы сами...

— Чтобы дела делались сами по себе, нужно оставить их в покое, — напомнил Юксаре. Он стоял под яблоней и с любопытством рассматривал ее могучие ветви. — Шикарное дерево! Как нельзя лучше подходит для независимой жизни. — Конечно, причина была не только в яблоне. Юксаре просто хотелось быть поближе к Мюмле-маме, но вслух он об этом никому не сказал. Потому что болтать о любовной чепухе каждый день неинтересно. Ему же не пять лет. — Буду просыпаться по утрам, счастливый и довольный собой, и есть на завтрак свежие сочные яблоки. А может, запишусь в яблочные ученые — стану исследовать созревание яблок. Или их падение с высоты. Думаю, что тема исследования будет зависеть от моего настроения.

Мюмла-мама рассмеялась во все горло.

— Да на этой яблоне уже лет десять яблоки не растут! Что ты исследовать собрался? Воздух? Так и с голоду помереть недолго. И со скуки.

Юксаре снял шляпу и почесал мохнатый затылок.

— Нет, и еще раз нет, — сказал он. — Не может такого быть. Посмотри, какая она ветвистая, какая у нее богатая зеленая листва.

— Так ведь сейчас лето.

— Ну и что? Даже хемулю ясно: если есть яблоня, значит, на ней обязательно должны быть и яблоки.

— Если есть Юксаре, значит, должны быть и мечты, — подмигнула Мюмла-мама, — какими бы призрачными они ни казались.

— И ничего не призрачные, — мягко возразил Юксаре. — Ты только вдумайся: яблоня без яблок! — Он любовно провел лапой по яблоневому стволу. — Яблоня без яблок — все равно что мелодия без нот. Так что яблоки должны появиться непременно! Даже Муми-тролль в это верит, а его нелегко в чем-либо убедить.

— Ну что ж, дело хозяйское, — сдалась Мюмла-мама, не переставая смеяться. Она внимательно глядела на Юксаре, который, словно юркий кот, взобрался на яблоню, прихватив шляпу и трубку, и разлегся на самой широкой ветке. — Теперь это твой дом, ты в нем хозяин и вправе сам решать, что тебе есть на завтрак: яблоки или шоколадный пудинг. Главное, не простудись, пожалуйста, и дай знать, если тебе что-нибудь понадобится. Ну, например, кофе, бутерброд с ветчиной или звездные карты за прошлый год.

— Хорошо. Только имей в виду, — строго сказал Юксаре. — У нас полная независимость. Мы теперь самые настоящие колонисты.

— Конечно-конечно, — подавляя рвущийся наружу хохот, проговорила Мюмла-мама и зашагала к домику, откуда доносился детский плач. — Пойду расскажу это своим восемнадцати детям. Может, и они захотят независимости, а я на собственной шкуре испытаю все прелести колониальной жизни и наконец-то вздохну спокойно.

* * *

— Я же говорила, что мама обожает иностранцев, — заявила дочь Мюмлы, придя в гости к Юксаре. Она, словно опытный колонист, не стала подходить слишком близко, чтобы не потревожить его покой, и стояла возле домика, задрав голову вверх. — Когда я жила на яблоне, она твердила, что это дурная затея, ведь на деревьях живут только беспечные существа.

— Беспечные? — спросил Юксаре, выглянув из-за листвы, и широко зевнул.

— Ну, это те, у кого дома нет печки.

Юксаре в недоумении потер лапой мордочку.

— Надо же. А я думал, это те, кто не заботится о своей жизни, пуская все на самотек. Как... некоторые из нас.

— Так вот, к чему это я, — продолжала дочь Мюмлы, пропустив сказанное Юксаре мимо ушей. — Тебе-то мама слова против не сказала, обрадовалась как ребенок, что ты поселился рядом с ней. А знаешь, почему? Потому что она тебя любит. Да-да. Меня она, конечно, тоже любит, но по-другому. Хотя я считаю, что в жизни есть дела намного важнее любви.