А сверху светит солнце

Юксаре стал красным как рак и от волнения едва не свалился с яблони.

— Не болтай ерунду, — невнятно пробормотал он. — Ты еще маленькая, чтобы такие разговоры вести.

— Да ладно тебе, — захихикала дочь Мюмлы. — Все уже давным-давно про вас знают. И Муми-тролль, и Шнырек, и Фредриксон. А может, и Самодержец. Просто они стеснительные и безучастные к чужим проблемам, как плывущие вдаль хатифнатты. И только я никого не стесняюсь и всегда говорю правду в глаза.

— Тоже мне правда! — расхохотался Юксаре. — Врешь по своему обыкновению и ни чуточку не краснеешь. Ты лучше скажи, когда появятся яблоки. Кажется, мое исследование зашло в тупик. Не хочется никого пугать раньше времени, но что-то подсказывает мне, что эту яблоню заколдовал злой волшебник.

Дочь Мюмлы залилась смехом.

— Я слишком громко храпела, когда жила на ней, — сказала она. — Яблоки оглохли и исчезли. Вот и весь секрет. Но я думаю, года через два они вернутся, если ты перестанешь храпеть.

— Я не храплю, — завозмущался Юксаре.

— Значит, все с твоим яблочным исследованием в порядке. К Дню летнего солнцестояния вырастут как миленькие, вот увидишь. Снимешь урожай, пригласишь колонистов на праздничный ужин. Кстати, ты в курсе, что Муми-тролль сделал дом из навигационной каюты?

— Заняться ему нечем, — покачал головой Юксаре.

— Зато мы сможем туда переехать, когда наступит кризис.

— Кризис?

— Ну, если произойдет какая-нибудь катастрофа или нам надоест независимость.

— Кому тут надоела независимость? — выглянула из домика Мюмла-мама. Она собирала детенышей на прогулку и легонько выталкивала их за дверь по одному, приговаривая: — Не вздумайте есть землю, ясно? Не ловите змей голыми лапами, хорошо? Ну или хотя бы не рассказывайте мне, что вы это делали, иначе у меня случится сердечный приступ.

— Пока никому. Независимость нам по душе, — неуверенно произнес Юксаре.

Ему ужасно хотелось кофе и жареного мяса, но не говорить же об этом вслух, да еще и в присутствии других колонистов.

— Да, — важно сказала дочь Мюмлы. — Мы научились решать свои проблемы самостоятельно.

Мюмла-мама радостно всплеснула лапами.

— Какие вы у меня молодцы! Просто я с утра нажарила пончиков и подумала, вдруг вы захотите попробовать пару штучек? А?

— Они с творогом? — спросил Юксаре, чувствуя, как сильно урчит в животе. Вряд ли независимость может пострадать от двух пончиков, успокаивал он себя. В конце концов, нужно же что-то есть, пока яблоки не выросли.

— Ага.

— Они сладкие? — уточнила дочь Мюмлы, облизываясь.

— Конечно, доченька!

— Ну тогда ладно, мы согласны, — сказали в голос колонисты, и Мюмла-мама поспешила за угощением.

— Моя мама стала еще круглее, чем была, ты заметил? — спросила, прищурившись, дочь Мюмлы, когда Юксаре спустился с яблони. — Мне кажется, это неспроста.

Юксаре неопределенно хмыкнул и помотал головой. Он видел Мюмлу-маму слишком часто, чтобы заметить какие-то изменения в ее внешности.

— В прошлый раз, — продолжала дочь Мюмлы, — когда мама была похожа на большой перезрелый арбуз, как сейчас, на свет появилось не меньше десятка детенышей.

Юксаре закашлялся, раскуривая трубку. У него задрожали лапы. На что намекает эта неугомонная малявка? И главное, при чем тут он?

К счастью, скоро вернулась Мюмла-мама с большой тарелкой пончиков, и рот ее дочери на некоторое время оказался занят. Юксаре тоже взял угощение и стал с наслаждением жевать ароматный посыпанный сахарной пудрой шарик.

— А мы тут с Юксаре про тебя говорили, — выдала дочь Мюмлы, проглотив пончик.

— Да? — Мюмла-мама расплылась в улыбке, а Юксаре чуть не подавился. — И что же вы говорили?

— Что ты стала в два раза круглее, чем раньше.

Мюмла-мама на секунду замерла, вытерла лапой капли пота с мордочки и, бросив короткий, но пронзительный взгляд на Юксаре, рассмеялась. Горячая волна, прилившая к его груди, отступила.

— О, ничего удивительного! — нисколько не смутившись, воскликнула Мюмла-мама. — Я съела на завтрак дюжину пончиков. А вчера вечером были булочки с корицей, а позавчера — торт со взбитыми сливками... Так что вот тебе совет, дочь моя: если не хочешь быть круглой, как твоя мать, не употребляй мучное и сладкое в большом количестве.

* * *

Дочь Мюмлы оказалась права. Это было неспроста. Мюмла-мама с каждым днем становилась все больше и больше и перекатывалась на лапах, словно огромный надутый мяч. Даже Юксаре стал замечать, что с ней происходит что-то странное. И совсем скоро мучившая его загадка разгадалась сама по себе. В День летнего солнцестояния, в час, когда над островом Самодержца взошло солнце, круглое, как набитый пончиками живот, у Мюмлы-мамы родились новые дети.

Этой ночью Юксаре плохо спал. Привидение, которое приручил Муми-тролль в пятницу тринадцатого, опять расшалилось и бренчало на всю округу железной цепью, мешая спать. Юксаре ворочался с боку на бок на своей яблоне и мысленно проклинал этого горе-музыканта, планируя разобраться с ним при встрече.

Вдруг под деревом раздался протяжный стон. Юксаре открыл глаза, раздвинул ветки, сквозь которые уже пробивались первые солнечные лучи, и глянул вниз, прислушиваясь. Под яблоней стояла Мюмла-мама и покачивалась из стороны в сторону.

— Кажется, началось, — шумно выдохнула она и уселась на траву, вытянув лапы.

— Что началось? — испугался Юксаре.

"Только этого не хватало, — подумал он. — Если прямо сейчас наступит конец света, я никогда не дождусь яблок. Нужно предупредить Муми-тролля. Может, он уговорит Фредриксона спустить на воду "Морской оркестр". Отчалим побыстрее, пока не началась паника и жители острова не побежали кто куда, сбивая друг друга с лап".

— Дети, — коротко ответила Мюмла-мама и тихонько заплакала.

— Дети? Какие дети?

— Наши дети.

И тут до Юксаре наконец-то дошло. Ведь это даже хемулю известно: от любви часто бывают дети. Позабыв о своей независимости, он мигом спустился с дерева, подбежал к Мюмле-маме и дрожащими лапами коснулся ее живота.

— Ты уверена? — спросил Юксаре, глядя в широко распахнутые зеленые глаза.

— Конечно. Десять-двенадцать, а может, и больше.

Юксаре от волнения забыл, как дышать. На ум почему-то пришли слова одного из старших детенышей Мюмлы-мамы: "Наш папа уплыл с пиратами. Увидел, как много нас появилось на свет, испугался и уплыл".

Что, если он тоже увидит, испугается и уплывет куда глаза глядят? Дети — не игрушки, с ними столько проблем и забот. А еще они ужасно шумные, то и дело болеют ветрянкой и постоянно хотят есть и купаться в пруду. Поэтому в каком-то смысле Юксаре понимал уплывшего с пиратами папу. Не каждый справится с такой тяжелой ношей.

Но сам Юксаре был не из пугливых. Он не боялся ни привидений, ни полицейских, ни даже Морру с холодными, как две луны, глазами. А тут дети, его дети от самой потрясающей Мюмлы нас свете. Подумаешь! Да и море, признаться, он не особо любил. На суше в сто раз спокойнее и можно заниматься чем угодно, а не только пировать, закусывая крепкий, обжигающий внутренности ром соленой рыбой.

— Не волнуйся, — сказал Юксаре, потрепав Мюмлу-маму по плечу, и сел рядом, прислонившись спиной к яблоневому стволу. — Как-нибудь проживем.

Мюмла-мама тяжело дышала и болтала без умолку о самых разных странных вещах, как будто у нее была лихорадка.

— Нужно выяснить, — прошептала она, — когда отмечают День отца. Скоро у тебя появится свой личный праздник.

— Обязательно выясним, — сказал Юксаре. — Закатим пир на весь мир. Ты наваришь овсянки, испечешь пончиков на целый остров. А я буду с самого утра встречать гостей и принимать поздравления.

— А как же твоя независимость? Разве настоящим колонистам разрешается принимать поздравления?

— Какая уж теперь независимость...

— Хочешь, когда все закончится, я принесу тебе яблок? Ну, чтобы ты не грустил из-за того, что на твоей яблоне яблоки не растут. У филифьонки, которая живет по-соседству, яблок на деревьях видимо-невидимо.

— Конечно хочу.

— Здорово, что привидения умеют играть на музыкальных инструментах, да? Мы с тобой как в воду глядели.

— Ага.

— Но было бы лучше, если бы привидение Муми-тролля не так сильно фальшивило.

— Это уж точно.

— А что, если и корабли умеют летать?

— Даже не сомневайся.

— А хатиффнатты пьют шампанское.

— Еще как! Их от шампанского за уши не оттащишь!

— И конец света не за горами...

— Все может быть.

Так они и сидели под яблоней, тихо разговаривая о всякой ерунде, до тех пор, пока у Мюмлы-мамы не родились дети.

Детей оказалось шестнадцать. Появившись на свет, они тут же принялись пищать, кувыркаться и носиться по росистой траве. Четырнадцать из них были похожи друг на друга, как две капли воды. Они даже разговаривали одинаково.

— Хочу каши! — истошно вопили как один четырнадцать ртов, и Мюмла-мама, словно по волшебству похудевшая в два раза, принесла им поесть.

— Какие прожорливые. Все в меня, — усмехнулся Юксаре, наблюдая за уплетающими овсянку детенышами. Мюмла-мама захихикала и продолжила ловко орудовать ложкой. Ее рыжие волосы растрепались, рассыпавшись по плечам, но у нее не было свободной минуты, чтобы поправить прическу.

Спустя несколько мгновений внимание Юксаре привлекли еще двое детей. Они резко выделялись на фоне остальных: мумрик с серьезным, задумчивым взглядом и крошечная мюмла, которую можно было рассмотреть лишь через увеличительное стекло. Мумрик, недолго думая, подполз к кисету Юксаре, что выпал из кармана в траву, развязал тесьму и, сунув нос в душистый табак, громко чихнул.

— Снус-снус-снус, — проговорил малыш, подняв на Юксаре свои большие печальные глаза.

— Смотри-ка! — ахнула Мюмла-мама. — Вылитый ты.

— Снус-снус-снус, — повторил мумрик, хватая лапкой рассыпавшийся по траве табак.

— Он что, как и я, хочет подымить трубкой? — хохотнул Юксаре, разглядывая детеныша. — Вот это я понимаю, настоящий сын! Гордость отца!

— Скажешь тоже, — толкнула его в бок Мюмла-мама. — Он еще маленький.

— Сама ты маленькая, — проворчал мумрик и забрался в лежащую на земле шляпу Юксаре. — Снус-снус-снус...

— Что такое "снус"? — недоуменно спросил Юксаре.

— Не знаю, — пожала плечами Мюмла-мама.

И тут его осенило. Наверняка детеныш пытался сказать им что-то важное.

— Мне кажется, Снус — это его имя. Правда, малыш? — Юксаре потянулся к мумрику, уютно устроившемуся в старой потрепанной шляпе, и осторожно погладил по шерстке.

— Снус-снус-снус, — сонно пробормотал тот и закрыл глаза.

— Какое странное имя! — воскликнула Мюмла-мама. — Нельзя назвать его как-нибудь иначе?

Юксаре глубоко задумался, перебирая в уме возможные варианты.

— Тогда пусть будет Снусмумриком, — решил он. — В конце концов, я отец, и я должен выбирать имя для своего сына.

И Мюмле-маме не оставалось ничего другого, как согласиться.

— А меня вы как назовете? — послышался тоненький голосок.

Крошечная мюмла уже уверенно стояла на лапках и завязывала на голове пучок — точь-в-точь как ее мать. Юксаре достал из кармана лупу, чтобы сквозь стекло как следует разглядеть малютку. У нее были ярко-рыжие волосы и зеленые озорные глаза.