Лесной колодец

7

Посреди деревни под березами сооружены лавочки, на толстом сучке висит обрубок рельса. Утром и после обеда бригадирка Даниловна ударяет по нему тележным шкворнем, созывая на работу. Сегодня тоже, как обычно, сошлись к лавочкам, но дальше дело застопорилось: получился скандал, дескать, не пойдем на работу, если не будет разрешения косить на своих коров. Даниловна, не зная, чем урезонить баб, сбегала за председательницей, та с ходу пустилась совестить:

— Ну, чего расселись, как на беседе? Нашли время прохлаждаться, солнце-то вона где!

— Ты не кричи, лучше скажи, когда дадите косить?

— Знаете порядок-то: в первую очередь надо обеспечить кормом колхозную скотину.

— Опять протянете до августа. Разве то сено сравнится с теперешним? В подстилку оно годно будет, как высохнет на корню-то. Хватит ограничивать, нынче война кончилась, пора и об нас самих подумать, — возразила Дарья Лузиха, умевшая настроить всех на свой лад.

— Какое мне дадено указание, такое и выполняю. Что попусту лясы точить? Нельзя, значит, нельзя.

— Кому можно, а кому нельзя, — намекнула Анфиса Глызина, вероятно, желая досадить за тот случай, когда Иван Матвеевич поймал ее с ячменем.

— На мужиков нечего кивать, нам с ними не уравняться. В колхозе никто не косил, а что касается лесничества, так ступайте и договаривайтесь.

— У нас некому договариваться.

Мария уже каялась, что привезли вчера сено, со стыдом слушала перебранку, и, хотя никто не назвал их, Куприяновых, понятно было, что разговор шел о них, просто бабы, сознавая свое вдовье положение, побаивались задевать мужиков, потому что те же косы или сломанные грабли принесут вечером, да мало ли что потребуется поправить топором по хозяйству.

— Последний раз говорю, либо прекратите этот базар, либо я не председатель — мне тоже не больше всех надо, — вспылила Анна Доронина и, видя, как бабы продолжают упрямо крутить в руках грабли, решительно плюнула себе под ноги и повернула к правлению; громко, чтобы все слышали, ругалась на ходу:

— Кончено! Чай, другие теперь найдутся на председателево место. С меня хватит!

Бабы, конечно, повозмущались да пошли на работу, потому что немыслимое дело упустить хоть бы один страдный день. Солнце уже взошло высоко, пора было поворачивать скошенное вчера сено. А Дорониха тотчас позвонила в район, наотрез отказалась от председательства. Ее самолюбие было задето еще дошедшим до нее разговором у Куприяновых, когда вернулся Арсений.

Через два дня припылил в Задорино «виллис» с каким-то районным начальством. Машина долго стояла возле правленской избы, приманивая к себе ребятишек. Витюшка толкался здесь же, его и послали за отцом.

Арсений явился в правление во всем военном, как недавно демобилизованный. Его встретил крепким пожатием руки энергичный, осанистый человек с плотной шевелюрой волос, стриженных под бокс. Несмотря на жару, приезжий был одет в темно-синий китель, шевиотовое галифе и хромовые сапоги, как это было принято среди районщиков.

— Устинов Владимир Алексеевич, заместитель председателя райисполкома, — представился он. — Садитесь, я хочу познакомиться с вами и поговорить о деле.

В правлении они находились вдвоем, видимо, Устинов специально выпроводил и Анну Доронину, и счетовода Спиридона Малашкина.

— Вы какого года?

— Девятьсот одиннадцатого.

— Возраст хороший, жаль только, что беспартийный, а так по всем статьям подходишь: фронтовик, в колхозе не новичок, уважение имеешь, как мне сказали. Доронина тоже тебя назвала, когда мы стали прикидывать, кого поставить председателем. Как на это смотришь? — быстро перешел на «ты» Устинов.

Арсений неопределенно пожал плечами:

— Не знаю, как смогу? Дело для меня новое.

— Сможешь, не сомневайся, не боги горшки обжигают. Что ни говори, а у мужика авторитету побольше. Бухгалтерию счетовод поведет, твоя забота — людей организовать.

— Надо бы дома посоветоваться.

— Да ты не хозяин, что ли, дома-то? Зачем разводить турусы на воде? Давай сейчас же решим по-солдатски, четко, чтобы на днях провести собрание. Само собой, в партию тебе надо вступить, подай заявление в организацию при МТС. Знакомые у тебя в селе есть, рекомендации дадут, я подскажу там Иванову. Ну как, согласен? — напирал Устинов, ободряюще ударяя по столу короткопалой ладонью и нацеливаясь в упор на Арсения веселыми глазами.

— Все-таки денек-два дайте подумать. Может быть, люди еще возразят на собрании?

— Об этом мы побеспокоимся. — Устинов удовлетворенно прошелся от стола к окну и обратно. — Время-то неудобное, самый сенокос, да что поделаешь? Значит, договорились, Арсений Иванович, буду надеяться. Хорошо бы до собрания побывать тебе в районе, чтобы мы с тобой сходили на смотрины к первому секретарю.

Арсений, направляясь к правлению, догадывался о причине вызова и не собирался всерьез отказываться от предложенного, такой оборот дела его вполне устраивал, небось не хуже будет, чем плотничать. Вот насчет вступления в партию — этого как-то и в голове не было. Пришлось побередить совесть мыслями о Валентине, потому и засомневался Арсений в своем праве носить партийный билет. В конце концов решил, что раз никто ничего не знает, а на председательской должности нельзя иначе, то можно подать заявление в партию. Конечно, хлопотливая работа, но ведь прав отец — колхоз не все время будет беден. Так соображал про себя Арсений.

На общее собрание пришли колхозники из двух других деревень, входящих в колхоз «Верный путь». Вопрос решился коротко и определенно — никто против Арсения не голосовал. Устинов был доволен, охотно согласился зайти к Куприяновым попить чайку с новым председателем. В отношении его к Арсению уже чувствовалось меньше официальности. Ночевать, правда, не остался, уехал.

Обычно в летнюю пору лампу не зажигали, успевали управиться и поужинать дотемна, а в этот вечер у Куприяновых долго горел свет: все были под впечатлением такого события, даже у Витюшки отшибло сон. Он не верил до конца услышанному, теребил отца за рукав, перебивал вопросами взрослых:

— Пап, верно, ты председателем стал? И вместо Доронихи будешь ездить на Орлике?

— Все верно, Витюха.

— Эх, покатаюсь я с тобой в тарантасе!

Иван Матвеевич, моргая желтыми глазами, с гордостью посматривал на Арсения, польстило старому, что люди оказали доверие сыну, что теперь он чуть ли не на равной ноге с районным начальством. Понятное дело, с председателя спрос велик, время трудное, важно правильное направление держать. Это и внушал сыну:

— Молодец, Арсений, не сробел! Баба руководила, а ты разве не смогешь? Голова у тебя толковая, только на водочку помене налегай да, упаси бог, растраты не насиди.

— Не беспокойся, — добродушно посмеивался Арсений. — Слыхал, что Устинов говорил: на первых порах помогут, обещал ссуду выколотить из банка. Значит, не с пустыми руками буду начинать.

— Ссуду-то возвертывать придется, про то и толкую, что государственная копейка всегда учетная…

Мария слушала этот серьезный, необычный в их доме разговор, с вниманием ловила каждое слово и каждый взгляд мужа, нисколько не сомневаясь в его успехе, уверовав, будто среди других людей он отмечен знаком особенного везения. К той большой радости, которой она жила со дня возвращения Арсения, прибавилось ощущение своего нового положения в деревне и во всем колхозе. Завтра она выйдет по звонку уже не просто колхозницей, а председателевой женой, но она будет работать по-прежнему, чтобы не давать повода для обвинения Арсения в поблажках ей, только бы у него-то началось все как следует.

ГЛАВА ВТОРАЯ