Отравленные слова

4. Сальвадор Лосано

Сальвадор Лосано заходит к себе в кабинет. Во рту у него неприятный привкус. Первым делом он скидывает пиджак и галстук, потом закатывает рукава рубашки. На столе его ждут коробки, набитые бумагами. Их столько, что он начинает сочувствовать Тони Суреде. И тут же сам себя поправляет: нет, он не сочувствует, он завидует. В конце концов, у Суреды есть главное, чего не хватило ему самому: время. Масса времени, сколько угодно. Ему хватит времени на все. Он сможет изучить все документы вдоль и поперек, раскроет все дела, брошенные на полпути, и дамоклов меч скорой пенсии не будет нависать над ним. Время Тони Суреды только начинается, ему не придется жить в постоянной тревоге от этого обратного отсчета.

Посещение сеньоры Молины утвердило его в мысли, что он состарился. Проработав почти сорок пять лет, он устал и готов уступить свой пост молодому парню, преисполненному энтузиазма, не формалисту. Лосано улыбается и смотрит на часы. Да уж, совсем не формалисту. Его все нет, а они ведь договаривались на двенадцать. Небось полночи отмечал с друзьями свое назначение. Наверняка выпил немало, а потом занимался любовью со своей девушкой, молоденькой блондинкой. Интересно, она красит волосы? Непонятно: фотографии обманчивы, и потом, Суреда показывал их ему в жуткой спешке. Она преподает математику в старших классах, с гордостью сказал он. Они не женаты, но уже два года живут вместе, купили тридцатипятиметровую квартирку в Равале[5]. Лосано представляет, как они на кухне варят макароны, прижавшись друг к другу, – потому что в такой тесноте не разойтись. Они наверняка очень влюблены, хотят рука об руку шагать в будущее, которое то и дело открывает перед ними разные двери… Полны энтузиазма.

Кажется, и сам он только что был таким же пареньком. Рвался раскрыть все дела, ни перед чем не останавливался. Его история так похожа на тысячи других. Полицейский из Касереса, приехал в Барселону в конце семидесятых без гроша в кармане. Он даже не знал, что в Каталонии[6] говорят по-каталански. Вообще ничего не знал, да в этом и не было необходимости: он был уверен, что всему научится. Так и вышло. Он впахивал изо всех сил, женился на каталонке из Сабаделя, которая работала на почте, а на Рождество готовила эскуделью[7]. Он не хотел всю жизнь довольствоваться крошечным жалованьем рядового агента, поэтому занимался по ночам, добился повышения, попал в Моссос д’Эскуадра[8], а там дослужился до сержанта и субинспектора. Ему ничего в жизни не доставалось даром, с гордостью говорит он сам себе. Дети его стали настоящими каталонцами. У младшей своя парикмахерская в Оспиталете, и она уже сделала его дедом. Старший закончил юридический и вместе с друзьями открыл адвокатскую контору в районе Лес-Кортс. У Лосано над столом висят фотографии семьи, он гордится ими. У него особенная слабость к старшему, к Сантьяго, потому что тот окончил университет и мог бы сойти за паренька из Энсанче. За такого, как Молина.

Открывается дверь, и входит Суреда в темной футболке, джинсах и модных кроссовках. А еще на нем солнечные очки. Может, увидел такие в каком-нибудь детективном сериале и решил, что они придают стиля. А может, просто пытается скрыть следы вчерашней попойки.

– Как дела? – вежливо спрашивает Лосано.

Парень без спешки усаживается и зевает.

– Прошу прощения, – извиняется он, – мало спал, мне нужен кофе.

Сальвадор Лосано доволен собой. Он был прав, паренек глаз не сомкнул. Когда сорок лет строишь гипотезы относительно человеческого поведения, это становится профдеформацией.

Слегка заторможенный Суреда отправляется за кофе для них обоих, а Лосано решает еще разок пробежаться по делу Барбары – самому больному, он его специально оставил напоследок. Иногда в ходе долгих размышлений он представляет себе ее тело на свалке или в глубинах канализации, а то и расчлененным – в нескольких чемоданах, брошенных на пляже.

Лосано смотрит, как паренек понемногу отхлебывает кофе. Обжигает язык, пока что не загрубевший, шумно вздыхает и стискивает зубы, как ребенок. По тому, как Суреда сжимает ручку, Лосано догадывается, что тот мечтает о сигарете, но сдерживается. Вдруг Суреда указывает на папку.

– Барбара Молина! – восклицает он. – А я думал, это дело закрыто.

Сальвадор Лосано отвечает не сразу. Оно не будет закрыто, пока мы его не распутаем. И как же бесит, что мы всё никак не можем его распутать.

– Ты еще поймешь: незакрытое дело – как незатянувшаяся рана, – веско говорит он.

Лосано старается, чтобы каждая его фраза была наполнена мудростью – той, которую не приложишь к делу в папочке, той, которой учишься на улице, в полевых условиях, разговаривая с людьми, выслушивая их страдания, разделяя их боль, принося соболезнования на похоронах.

– Ты наверняка помнишь ее. Пропала девочка, ей было всего пятнадцать.

Суреда кивает.

– Я поддерживаю контакт с родителями, особенно с отцом, у него-то голова на месте. Поначалу казалось, что это плевое дело. Пятнадцатилетняя девчонка сбегает из дома, оставляет записку, пишет, уезжаю далеко, не ищите, забирает с собой мамину кредитку. Несколько дней спустя ее след обнаруживается в Бильбао, где живут ее дядя с тетей. И естественно, находятся свидетели, которые подтверждают, что она приехала к дяде с тетей, но тех не было дома: уехали в отпуск. И тут вдруг все переворачивается с ног на голову. Пока баскская полиция и ее собственный отец разыскивают ее в Бильбао, Барбара среди ночи звонит домой из телефона-автомата в Лериде. Она в отчаянии. В телефонной кабине обнаружены неоспоримые признаки насилия: кровь жертвы и брошенная сумка. Один из свидетелей показал, что видел, как молодую девушку куда-то тащит мужчина. Но была ночь, стоял туман, и он не смог припомнить никаких подробностей. В этот момент дело приобрело трагический оттенок, по очереди объявились два подозреваемых и многочисленные улики против каждого из них. Мы пахали будь здоров, обыскивали все, прочеcывали пустыри и свалки, всю Каталонию на уши поставили. Кучу времени и сил потратили, но так ничего определенного и не нашли. В итоге подозреваемых пришлось отпустить за недостатком улик, а судья прекратил разбирательство. Больше ничего выяснить не удалось.

Тони Суреда вытягивает руки, демонстрируя мускулы. Ходит в тренажерку каждый день, прикидывает Лосано, по паре часов минимум, и в солярий заглядывает. И волосы небось удаляет на груди и на ногах. Такие вещи удивляют Лосано. Недавно они пили кофе в баре, и Суреда сказал, что, прежде чем стать полицейским, он торговал петардами, а потом работал фитнес-инструктором.

– Конечно, я помню Барбару, – торопливо отвечает паренек. – Помню ее фотографии на улицах, демонстрации, выступления ее отца, помню, как все вновь и вновь бросались на поиски, стоило кому-то позвонить и направить нас на ложный след. Подозреваемых было двое: студент из хорошей семьи и учитель, верно?

– Точно. Мартин Боррас и Хесус Лопес.

– И что про них удалось выяснить? – заинтересованно спрашивает без пяти минут субинспектор.

С одной стороны, Лосано рад, что Суреда тоже заинтересовался делом Барбары. С другой – немного раздражен. Ничего нет хуже незрелых суждений. Да еще все эти желтые газетки сильно навредили расследованию. Лосано продолжал следить за подозреваемыми. Он был убежден, что рано или поздно преступник совершит ошибку и выдаст себя. В университетские годы он читал по ночам «Преступление и наказание» и твердо знал, что каждого убийцу гложет желание предъявить свое преступление миру, за эту-то ниточку и нужно тянуть. Но то ли ему недоставало смекалки, то ли подозреваемые были чересчур хитры. С другой стороны, нет ведь и состава преступления, нет тела, которое могло бы прояснить ситуацию, нет даже места преступления, на которое можно было бы вернуться. Туман, окутавший Лериду той ночью, за эти годы лишь сгустился. И если раньше Лосано верил, что ветер разгонит мглу, то теперь он вынужден признать: следы стерлись окончательно. Ему так и не удалось доказать, что подозреваемые имеют отношение к исчезновению Барбары.

Лосано достает досье обоих. Он их регулярно дополнял. Протягивает Суреде и начинает рассказывать по памяти.

– Мартину Боррасу сейчас двадцать шесть лет. Живет с родителями, отец – кардиохирург, мать – владелица айти-компании. Семья владеет квартирой на улице Парис площадью двести тридцать квадратных метров. У него были три долгосрочные девушки и несчетное количество разовых развлечений на выходных. Ни одна девушка не продержалась дольше четырех месяцев. Постоянство не входит в число его добродетелей. Университет он тоже не окончил. Вот тут его оценки за второй курс бизнес-школы Esade. Кошмар. Потом, видимо, рассорился с родителями и добился своего. Бросил учебу, и дедушка нанял его к себе на работу: делать ничего не надо, а условия – будь здоров! Должность – финансовый контролер, компания продает инструменты, зарплата – две триста в месяц, плюс машина, телефон, да еще и обеды оплачивают. На работу ходит через раз, зато зарплату получает каждый месяц. Так родственники решили замаскировать его тупость. Денег у него куча, и он их тратит направо и налево. Сейчас у него тюнингованный «Сеат Ибица», на котором он ездит в родительский дом в Росас[9] – устроил там себе дом свиданий. Наведывается туда часто, почти каждую неделю. Сейчас только он один из всей семьи туда и ездит. Водит как попало, у него уже шесть баллов вычли за превышение скорости[10]. Тот еще транжира, накупает одежду, всякую чушь, дорогие подарки, ужинает в хороших ресторанах, платит за друзей в барах и позволяет себе любые капризы. К девятнадцатому числу каждого месяца деньги кончаются, и тогда он залезает в кредит. Восемь месяцев назад устроил скандал на дискотеке в Пуэрто-Олимпико. Был пьяный, возможно под кокаином, врезал парню, который хотел потанцевать с его девушкой. Я узнал слишком поздно, когда адвокат семейки уже вытащил его из участка и скандал замяли. Его родители очень осторожны, научились тут же заметать под ковер весь бардак, который устраивает их сынуля.

Тони Суреда подбирается, берет досье, начинает листать.

– Когда Боррас купил машину? – спрашивает он вдруг.

– Когда стал работать у деда, два с половиной года назад, – быстро отвечает Лосано. Ему приятно, что Суреда заинтересовался.

– Вам удалось поговорить с какой-нибудь из его девушек?

Лосано чешет в затылке, припоминает.

– Я позвал первую из них, Лауру Бускетс, на ужин в «Каль Пинчо» в Барселонете. Налил ей белого вина, и она без экивоков рассказала, что у нее было с Мартином. Так прямо всё и выложила, без купюр. Только секс, ничего больше, но с огоньком.

– Сколько она ему поставила? – спрашивает Суреда с коварной улыбочкой.

– Четверку с плюсом. – Лосано включается в игру. – Но в остальном ничего интересного. Не бил ее, не принуждал, не насиловал. Возил ее в Росас на мотоцикле, там они и развлекались. Она не была ни первой, ни единственной и знала об этом.

– Ловкий парень, – вздыхает Суреда, возможно, вспоминая старые времена и бытность свою фитнес-инструктором.

Будущий субинспектор не задает больше вопросов, так что Лосано достает досье второго подозреваемого. Ему даже заглядывать туда не требуется, он все помнит наизусть.