Бороться, чтобы дышать

— Положи вместе со всем остальным, — бормочу, глядя на стол, заваленный всевозможными блюдами, печеньем и пирожными.

— Ты никогда не сможешь все это съесть, — говорит он то, что я и так знаю.

С того дня, как я вернулась в дом, люди стали стекаться с едой со всей округи. Я и понятия не имела, что мама знакома со столькими жителями, и мне было интересно, знают ли они, что сейчас здесь лишь я.

— Знаешь, она никогда не говорила о Кордове, — шепчу, глядя в мыльную воду.

— Прости? — спрашивает Бен, передвигая что-то на столе, чтобы поставить тарелку.

— Она никогда о ней не говорила. Сначала, после отъезда из дома, я спрашивала, как там дела, и она немного мне рассказывала о том, кто чем занимается, но потом эти подробности сошли на нет. Через какое-то время мама заговаривала о здешних жителях только когда забывалась и невзначай упоминала о ком-то.

— Правда? — спрашивает Бен, оглядываясь на меня через плечо.

— Я не понимала, почему она не хочет об этом говорить, а спрашивать боялась, потому что думала, здесь кроется нечто важное, чем она не хочет делиться, например, у нее появился парень или что-то в этом роде. — Или то, что Остин женился и завел детей.

— Может, она не хотела, чтобы ты скучала.

— Да, возможно, — соглашаюсь, убирая вымытую посуду, и шепчу: — Жаль, что я не вернулась много лет назад, вместо того чтобы так бояться встретиться с этим городом и людьми. Мне много о чем жаль.

Чувствую, как сжимается горло, потом ощущаю рядом Бена и его руку, обнимающую меня за плечи.

— Мне кажется, все родители убеждены, что знают, что лучше для их детей, даже если это не так, даже когда они позволяют собственным страхам руководить своими мыслями.

— Чего она могла бояться?

— Не имею понятия, Лея, — тихо говорит он, прежде чем поцеловать меня в висок и отойти. — Знаешь, я действительно рад, что ты остаешься в городе.

— На сегодняшний день мой план — остаться в городе, — говорю, наблюдая, как он в замешательстве морщит лоб.

— Что это значит?

— Я не знаю, чего ждать от будущего, — шепчу, не называя истинной причины, по которой однажды уеду, и это случится в тот день, когда Остин скажет, что собирается начать жизнь с другой. Я знаю, что при таком раскладе не смогу здесь жить.

— Ты ведь не оставишь Остина снова, как в прошлый раз?

— Конечно, нет. — Когда я уйду, Остин будет счастлив и продолжит жить своей жизнью, и я сделаю то же самое. Каким-то образом.

— Черт, — бормочет он.

— А что, если завтра я устрою здесь небольшую вечеринку? — меняю я тему. — Так бы я частично избавилась от всей этой еды, и, возможно, в то же время это бы стало для людей некоторого рода завершающим этапом.

Его глаза сужаются, но я отворачиваюсь, краем глаза замечая в дверях кухни Ронду.

— Отличная мысль, — мягко говорит она. — Я сделаю несколько телефонных звонков и все устрою.

— Хорошо, — соглашаюсь, глядя, как она поворачивается и уходит.

— Я позвоню Остину и сообщу о том, что намечается, — говорит Бен.

Я улыбаюсь ему, затем подхожу к столу, выдвигаю один из стульев и сажусь, чувствуя себя измученной. За последние несколько дней мне так и не удалось ни разу нормально поспать. Каждый раз, закрывая глаза, мой разум, как заезженная пластинка, снова и снова прокручивал последний вздох мамы. Я хочу спросить Кита, может ли он прописать что-нибудь, что помогло бы мне, но в то же время мне ненавистна сама мысль о том, чтобы накачаться наркотиками.

— Цепочка телефонных звонков запущена. Я сказала, чтобы народ подтягивался к пяти и ничего с собой не приносил, — говорит Ронда, садясь напротив. — У тебя усталый вид. — Она внимательно меня изучает.

— Я почти не спала. — Пожимаю плечами, беру с тарелки печенье, разламываю его пополам и откусываю. — Каждый раз, когда ложусь, меня одолевают мысли.

— Хочешь, узнаю у Кита, выпишет ли он тебе рецепт?

— Рецепт на что? — прерывает нас низкий голос.

Перевожу взгляд с Ронды на Остина, который стоит в дверях вместе с Беном. В момент, когда наши глаза встречаются, что-то во мне раскрывается. Я не видела его с тех пор, как он привез меня домой из больницы и убедился, что я в порядке. Все последние сутки мне его не хватало, просто до сих пор я не понимала, насколько сильно.

— Она не может спать, — услужливо подсказывает Ронда, и он хмурит брови.

— А лекарство поможет? — спрашивает он, шагнув ко мне, но тут же останавливается и сжимает кулаки.

Мой взгляд задерживается на его кулаках, и я чувствую, как хмурюсь.

— Не знаю, — бормочу я.

— Лея, тебе нужно поспать, — мягко говорит он, и мой взгляд перемещается от его кулаков вверх, встречаясь с глазами.

— Я понимаю.

И я, правда, это понимаю, но мне не удастся, не сейчас. Надеюсь, через несколько дней, когда все уляжется, я, наконец, смогу лежать в темноте и не слышать ее.

— У тебя есть телефон Кита? — спрашивает он Ронду, и его взгляд падает на печенье в моей руке. — Ты ела нормальную еду?

Я сужаю глаза и чуть распрямляю плечи.

— Ела, и мне не нужны таблетки. — Я отворачиваюсь от него и смотрю на Ронду. — Тебе не нужно звонить Киту.

— Ты должна поспать, — рычит Остин, и я поворачиваю голову в его сторону.

— Знаю, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— И ты должна поесть.

Я понимаю, что он обеспокоен, но сейчас это выводит меня из себя.

— Я ела, и если почувствую, что не смогу уснуть, позвоню Киту и поговорю с ним о рецепте.

— Лея, — вздыхает он, проводя рукой по бороде, и, видя в его глазах усталость, меня охватывает чувство вины, интересно, сколько времени прошло с тех пор, как он сам спал.

— Я знаю, что вы все обо мне волнуетесь, — я понижаю тон и смотрю на стол, полный еды. — На это уйдет некоторое время, но обещаю, что буду в порядке.

Так и будет. Нелегко и не сразу, но я начну жить дальше и преодолею эту боль. Я должна, иначе не выдержу.

— Лея, это нормально. В горе не существует правил, — говорит Ронда, вставая со стула и подходя ко мне, ее тонкие руки обвиваются вокруг меня. Я опять киваю, затем смотрю на Остина, когда тот подходит ко мне и проводит пальцем по моей щеке, вызывая прилив эмоций.

— Будет легче, — говорит он, но я не уверена, имеет ли он в виду смерть мамы или то, что я чувствую рядом с ним, но надеюсь, что он прав по обоим пунктам.

***

Прокрадываюсь через заднюю дверь и сажусь на ступеньки, набирая в легкие столь необходимый кислород. Клянусь, в мамином доме сейчас весь город. Я знаю, что сама предложила устроить поминки, но понятия не имела, сколько людей придет. Мне следовало лучше подумать. Находиться рядом с таким количеством людей, улыбаться и принимать соболезнования — нелегко, особенно когда каждый раз, думая или говоря о ней, мне хочется плакать.

— Я искал тебя, — говорит Остин, выходя из задней двери и тихо закрывая ее за собой.

После того, как вчера Ронда и Бен уехали, Остин остался со мной, и мы сидели на диване и смотрели телевизор, пока я не заснула, затем он помог мне лечь и ушел. После его ухода я долго лежала в постели, глядя в потолок, не в силах снова заснуть.

— Мне просто понадобилась минутка, — говорю, подвинувшись на ступеньке, чтобы он мог спуститься, но вместо того, чтобы пройти мимо, он садится рядом со мной, а затем обнимает за плечи, бормоча:

— С тобой все будет в порядке?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, понимая, как он близко, настолько, что вижу в его красивых чертах беспокойство.

— Да, — я опускаю голову, не желая, чтобы он увидел набежавшие слезы. — Потребуется некоторое время, и знаю, это может прозвучать ужасно, но я рада, что мама умерла. Я ненавидела саму мысль о том, что ей больно. И не хотела, чтобы она страдала.

Смаргиваю слезы, изучая нитку на подоле свитера.

— Понимаю, это нелегко, но если тебе нужно плечо, чтобы поплакать, если вообще что-нибудь нужно — Бен, Ронда и я рядом.

— Знаю, — соглашаюсь я, откидывая голову назад, и наши взгляды встречаются. Если бы у меня был шанс, я могла бы затеряться в его глазах на несколько часов.

— Хорошо, — тихо говорит он, переводя взгляд на мои губы, а затем обратно к глазам.

Не задумываясь, я двигаюсь вперед и касаюсь губами его губ, ощущая их нежное тепло. Его рука обвивается вокруг моей шеи, притягивая ближе, язык скользит по моим губам. Они приоткрываются, и из горла вырывается стон. Как только он его слышит, напрягается всем телом, и так быстро отстраняется, что я чуть не падаю со ступеньки.

— Не надо, — единственное, что Остин произносит, в то время как его глаза вспыхивают гневом и смятением, прежде чем он отворачивается.

Наблюдая, как он исчезает за углом дома, мои глаза наполняют слезы унижения, а сердце падает вниз. После пары минут борьбы я встаю и отряхиваю зад, размышляя о том, сколько людей заметят, если я просто уйду.

— Эй, — говорит Ронда, открывая дверь. Она выходит наружу, и при взгляде на мое лицо, уголки ее губ опускаются. — Ты в порядке? Я только что видела, как Остин умчался прочь.

— Я все испортила, — говорю ей, и меня охватывает ужас. Я только что потеряла человека, вновь ставшего мне хорошим другом, и сделала это, не задумываясь. Даже толком не знаю, что произошло.

— Каким образом?

— Я поцеловала Остина, — говорю я, но все еще чувствую, как его язык скользит по моей плоти, как рука обвивается вокруг моей шеи, прижимая ближе.

— Ты поцеловала Остина? — шипит она, становясь рядом со мной на траве.

— Не то чтобы поцеловала. — Качаю головой. — Слегка коснулась, но это я к нему наклонилась и… о боже.

Закрываю лицо руками и смотрю на нее сквозь пальцы.

— Он оттолкнул меня и убежал.

— Вот дерьмо, — шепчет она.

— Даже не знаю, зачем я это сделала.

— Все в порядке. — Ронда берет меня за руки и отводит их от лица.

— Ничего не в порядке, — хнычу я. — Ты не видела выражения его лица, когда он осознал, что мы делаем.

— Лея, все в порядке. У тебя эмоции сейчас зашкаливают, и я уверена, Остин все понимает.

Может, она и права, но после этого я ни за что не смогу встретиться с ним лицом к лицу. Знаю, что запуталась, но я, правда, думала, что между нами что-то происходит. По мелькавшим в его глазах эмоциям, должна была догадаться, что он не чувствует того же.

— Ты права, — лгу я, вытирая слезы. — Мне просто ненавистна мысль о том, что я могу потерять кого-то из вас.

— Лея, больше ты никого не потеряешь, — твердо заявляет она.

Я подхожу к ней и обнимаю, осторожно прислоняясь к животу, затем шепчу ей на ухо: «спасибо» и отстраняюсь.

— Для этого друзья и существуют, — она улыбается и берет меня за руку. — А теперь давай вернемся в дом.

Я киваю и следую за ней в дом, где провожу следующие два часа, слушая, как люди говорят о маме. Улыбаюсь, когда должна, и отвечаю на объятия, когда это необходимо, но, по большей части, стою в окружении людей, чувствуя себя безумно одинокой.

Глава 8

Остин

Глотнув виски, позволяю жидкости выжечь вкус Леи, который по-прежнему ощущается на языке. Блядь, я не должен был ее целовать. Должен был сопротивляться порыву, но ее аромат, нежное тело и то, как она на меня смотрела, подтолкнули меня к действию. Ее взгляд, говоривший, будто я возвращаю ей нечто потерянное, ударил мне в голову.