Золотая бабушка

Признаться честно, у Любови Михалны защемило сердце, она смотрела на Нинку, а перед глазами проплывали воспоминания. Бессонные ночи за рисунками, празднование сдачи зачёта, бесконечные разговоры о будущем. О чём они тогда мечтали? Сейчас уже тяжело было вспомнить. Нину эта интернет-встреча тоже поразила. Она сидела, раскрыв рот, и боялась пошевелиться, спугнуть видение. Но мы же знаем. Любовь Михална — точно не видение.

Старые подруги вдруг рассмеялись и наперебой начали рассказывать друг другу о своих чувствах, подкалывать и вспоминать былое. Витася и Толик сидели чуть поодаль и перебрасывались многозначительными взглядами.

— Я вообще позвонила спросить, ты когда вернёшься в Ленинград?

— Ох, Любочка, не раньше, чем через месяц. Кира рожает, нужно дочь поддержать, а то её Эрик — бестолочь несусветная, хоть и красивая бестолочь.

— Ах, да. Ты же мне писала об этом. Ты, получается, совсем скоро бабушкой станешь? Поздравляю!

— Ай… — Нина махнула рукой, — толку от этого мало она тут, я там. И не увижу, как растёт. В любом случае, ты сама надолго? Успею я тебя застать? И с чего ты вдруг?

— Вот приедешь, я тебе всё расскажу.

— А ты Его видела?

— Нинка, ты не исправима.

— Ладно-ладно, не бузуй. Я просто… Даже не знаю. Это мой любимый роман, — Нинка усмехнулась. — Оставайся у меня, сколько тебе угодно. Наша с тобой бывшая комната свободна. Ты сама знаешь, где ключ. Ребят только не сильно стесняй.

— Пф… да я разве кого-то когда-нибудь стесняла?

Парни вновь переглянулись. Ну, как бы… Толик был крайне недоволен возможным соседством, но возникать не хотелось, потому что найти квартиросъемщиков — не проблема. А вот отыскать квартиру в центре Петербурга с винтажным шиком за 15 тысяч — это невозможно. Формально ребята снимали комнату, но по факту — хозяйка в квартире практически не жила. Да и Нина Ивановна была не последним человеком в творческой элите города. Порой связи важнее комфорта. Поживёт с ними немного сварливая старушенция, зато потом у хозяйки можно будет попросить выступить на одной из её выставок. Впрочем, петь всё равно нечего. Толик погрузился в тоску, а Любовь Михална уже прошла рассматривать свои новые (или надо сказать «старые»?) апартаменты.

Это была не комната, а фильм из прошлого. Реальность ушла от Любови Михалны, и она уже была не старухой, а 18-летней студенткой Любочкой, которая за ногу стаскивала подружку на первую пару по цвету. Удивительно, что за столько лет Нина совершенно не изменила антураж этой комнаты, наверное, для неё она тоже много значила.

«Здесь чувствуется романтика белых хлопковых трусов», — так рассказывала мне Любовь Михална. Позже она объяснила, что в этих трусах в СССР делали все. А когда в квартире живут одни девчонки, то только и мелькают белые попы. Они с Нинкой любили по вечерам долго рисовать так в труселях, а с утра и пить чай в том же виде. Целая эпоха. Любовь Михална с трепетом провела рукой по развешенным эскизам, время их, конечно, очень потрепало. Но парочку она даже узнала — это были её рисунки. Вернее, не её, уже давно не её: то были наброски юной девушки с копной чёрных волос, которые она закалывала то кистью, то карандашом. Любовь Михална очень давно не ощущала себя этой девушкой. Она не чувствовала, что самая лучшая часть прошлого принадлежала ей. Старухе вспомнилось лицо девочки из вагона и старательно заточенный инструмент художника.

Любовь Михална легла на одну из кроватей, только сейчас почувствовала, как гудели ноги. Но хоть вырвите их с корнями, так хорошо и сладко, что глаза сами закрываются, а на лице появляется блаженная улыбка. Какая короткая, но счастливая молодость была у Любови Михалны.