Ну ты и дура, Лиза!

- Мы же поговорили тогда в больнице. Он, конечно, ругал меня. Как всегда. Да… - Лиза задумалась, вспоминая. – Но потом сказал, что мы с тобой – самое хорошее, что было в его жизни, что он, наконец, понял, что такое счастье. И благодарил меня за дочь. То есть за тебя.

Лиза только сейчас заметила, что они плачут уже вместе.

- Папа очень сильно тебя любил, Лилиана. Он был очень хороший человек. Очень. Тебе повезло, что у тебя был такой отец.

Сил говорить что-то ещё не было ни у матери, ни у дочери. Они сидели обнявшись и плакали. Утирали друг другу слёзы, чем под руку попадёт, и снова плакали. Потом стали вспоминать Николая, что он любил из еды, какие у него были коронные фразы и любимые поговорки, опять плакали, молчали и снова вспоминали. Позже пришли Шурик с Пашкой, оторвавшись от телевизора. Обнимали их обеих, плачущих, и если старший ещё держался, то младший не выдержал вида чужих слёз. И, как это бывает с малышами, разревелся.

И вовремя. Мать и дочь принялись успокаивать мальчишку, отвлеклись и сами не заметили, как выбрались из этого разговора-воспоминания проплакавшимися и обновлёнными.

То, что стало легче, обе почувствовали почти сразу. Белый туман стал реже посещать Лизу, а Лиля перестала так сильно горевать и теперь постоянно крутилась возле матери – прижималась к ней, подходила и обнимала сзади, клала голову на плечо. И всё время говорила про малыша: какой он родится, как себя будет вести, как нужно его купать, одевать, пеленать, кормить, играть, и почти каждый день рассуждала о том, как его лучше назвать.

Она развила бурную деятельность по обустройству будущего члена семьи: в родительскую спальню, которая стала теперь просто маминой, притащила разобранный манеж, вместе с мальчишками его собрала, вымыла, застелила чистым бельём и строго следила за тем, чтобы братья, норовивших по старой памяти забраться туда, не пытались пачкать чистое белье. Позаботилась о подобии пеленального столика и о месте для хранения детских вещей.

Во всём этом сильно чувствовалось влияние Зины. И Лиза, понимая это наполнялась к ней огромной благодарностью и изредка возвращаясь к мысли о том, почему не эта добрая женщина её мать?

Ещё не закончились походы с Шуриком по врачам перед школой, а дочь и тетка стали уговаривать Лизу стать на учет по беременности. Она отчаянно упиралась – меньшим злом казалось, как прошлый раз, попасть в обсервацию без всяких анализов, чем приседать и улыбаться перед возмущенным гинекологом. Но Лиля просто умоляла мать сходить на УЗИ - она сгорала от любопытства, кого ждать: мальчика или девочку.

Лиза, сидя в очередях, под кабинетами всех специалистов, утешалась тем, что это в первый и последний раз – роды уже совсем скоро, даже анализы она надеялась повторно не сдавать. Но всё равно полной горстью черпала укоры, возмущения, негодования врачей. Терпела, уговаривая себя, что это плата сама не знает за что, отработка каких-то прошлых долгов или что-то подобное. Терпела и продолжала ходить, замечая, что среди людей отвлекается, и так ей легче переносить горе.

Ещё висела над головой огромным тяжелым камнем необходимость записать в школу Шурика. Ужасно не хотелось туда идти, рассказывать про необходимость принять ребенка в школу, когда наверняка все классы уже сформированы и наверняка переполнены. Но этот вопрос решился внезапно и удивительно просто при случайном участии Лили.

Она уже не плакала всё время, и младшие братишки тянули её на улицу, просили показать им город, которого они почти не знали. Здесь, в старинном центре, с необычной архитектурой, помнившей ещё конки, общие удобства во дворе, печное отопление многоэтажных домов и готовку на плитах, топившихся дровами, мальчишки будто попадали в сказку. Они были очарованы, и потому тащили Лилю до очередной узкой лесенки из пористого серого камня, что бежала между домами на параллельную улицу, подныривали под нависающие ветви пышных высоких кустов с нежными розовыми цветками, и спрашивали – куда они сейчас попадут? И это точно не сказка? И не выскочит ли им навстречу какой-нибудь наездник на белой лошади, когда они спустятся до конца лестницы?

Лиля смеялась над неуёмной фантазией братьев, и неутомимо водила их по дворикам, лесенкам, маленьким площадям и скверикам. По пути в небольших магазинчиках покупала ситро или газировку, булочки или пирожные, которые ели, усевшись на тенистых лавочках или теплых каменных парапетиках, с которых открывались чудесные виды на дома и улочки внизу, на набережную и огромный парк с колесом обозрения. В такие моменты тоска девочки отступала, и на душе становилось легче. Поэтому она никогда не отказывалась погулять с Шуриком и Пашкой.

На прогулках она рассказывала и рассказывала младшим о том, как зародился город, как он рос, где и какая образовывалась слободка, кто в ней жил – купцы, мичманы и матросы, рыбаки почему называлась так, а не иначе, какие там были дома и базары. Показывала им самые удивительные или уютные места, рассказывала про памятники, которые здесь, в центре, встречались на каждом шагу, про маленькие и большие храмы, уютно устроившиеся на центральном холме и на соседних, показала свою школу и окна своего класса.

Вот как раз рядом со школой их и встретила директриса, которая, оказывается, уже знала о смерти Георгия и только молча обняла девочку, крепко прижав к себе. Отец Лили активно участвовал в жизни школы, приглашая своих знакомых на мероприятия, проводя беседы с детьми, организовывая работу родительского комитета всей школы. Он был лично знаком с каждым учителем, со многими был дружен. И его смерть, конечно, была сильным потрясением для всех педагогов.

- Кто эти мальчики? – спросила директор, Людмила Петровна, чтобы переключить разговор на другую тему.

- Братья, - Лиля шмыгнула носом и, потерев глаза, пояснила. – Мама вернулась.

- Старший уже школьник? – моментальное превращение из сочувствующей женщины в директора школы прошло быстро и даже с облегчением.

- Ещё нет, - неуверенно проговорила девочка, с сомнением глядя на Шурика. Тот принял это за вопрос и пояснил:

- Мама говорила, что нужно записаться в школу, а тут такое – папа Жора умер… Наверное, не пойду в этом году.

Пожал плечами и грустно уставился на свои потертые сандалики. У Лили опять промокли глаза и задрожали губы, и Шурик поняв свою ошибку, прижался к сестре, заглядывая ей в лицо. Людмила Петровна вздохнула и сказала, что этого мальчика они обязательно запишут в школу. Повела детей внутрь здания, к секретарю, по пути рассказывая, что нужно сделать: какие собрать документы, медкарту, напечатать фотографии и так далее.

Мальчишки, и так несильно шумные в последнее время, в тихой и гулкой школе, прохладной и темной после яркого летнего дня, и вовсе сжались. Только глаза удивленно, восхищенно, а иногда и потрясённо смотрели кругом – такого они ещё никогда не видели. Множество лестниц, коридоров, которые под странными углами сходились в центральной фойе, высокие двустворчатые двери классов, паркет на полу.

Секретарь в приёмной дала Шурику какую-то бумагу и попросила прочитать слово, которое было написано самыми большими буквами. И пока тот хмурил брови и, напрягаясь изо всех сил, складывал буквы, выдала Лиле список всего, что нужно для поступления ребёнка в школу. «П-ри-ка-з», - прочитал Шурик, волнуясь. Секретарша кивнула так, будто он только что сдал очень важный экзамен.

- Читает, Людмила Петровна, - сказала в открытую дверь директорского кабинета. Оттуда донеслось:

- Запишите мальчика пока в «Б» класс, а после собеседования с Аллой Даниловной решим окончательно.

Секретарь из папки с надписью «Прием первоклассников» взяла лист со списком, спросила:

- Фамилия, имя, отчество ребенка?

- Кучеренко Александр Николаевич.

Секретарь записывала с той же серьёзно, как и задавала вопросы, а директор тихо вышла из кабинета и спросила у Лили в полголоса:

- Так он сын Николая Георгиевича?

Лиза развела руки в стороны и пожала плечами:

- Ну да. Он же мой брат.

Директор и секретарь переглянулись, и Людмила Петровна сказала:

- Только пусть мама сама принесёт документы и заявление. Хорошо?

- Конечно, - Лиля кивнула, попрощалась, и повела братьев на улицу.

Вот поэтому Лизе пришлось, собрав все документы по списку (счастье, что медкарта уже была готова!), поднимать себя огромным усилием воли и заставлять ноги двигаться в сторону школы. Хотелось лежать на кровати и смотреть в потолок, не двигаться и ни с кем не встречаться, но дети прыгали вокруг неё и нетерпеливо дергали «Ну, пошли уже? Пошли? Будем записываться в школу, да?»

Лиза оставив детей в школьном дворе, поежилась на пороге, и пока шла к кабинету директора, представляла взгляды, какими её там встретят, и вот так, заранее ощетинившись, шагнула в кабинет секретаря.

Но фамилия покойного мужа и её большой уже живот производили на сотрудников школы какой-то странный эффект. И секретарь, встретившая её первой, и директор, к которой пришлось зайти с заявлением, и даже громогласная, высокая как гренадер, Алла Даниловна, влетевшая в приемную будто в гущу боя, начинали говорить тише и медленнее, слабо улыбаться, аккуратнее двигаться. Лизу это немного удивляло, да ещё сбивало с толку – она шла спорить, пререкаться, что-то доказывать, не замечать оскорблений, а тут...

Женщины дружно рассказали, что нужно будет для первоклассника, предложили прислать Лилю за учебниками, и настойчиво посоветовали успеть в собес за пособием на первоклассника.

- Конечно же, вам как многодетной маме да ещё и по потере кормильца обязательно назначат помощь! И еда в школе будет бесплатная! Обязательно сходите, обязательно!

Лиза вышла на тенистое крыльцо школы, под старые большие березы немного ошарашенная. Не такого она ожидала. И когда дети, радуясь, что Шурик станет школьником, по очереди обняли её и убежали на спортплощадку, опустилась на лавочку и тихо-тихо расплакалась. Почему текли эти слезы, ей самой было непонятно, но становилось так светло на душе, так легко, и почему-то в голове непрестанно вертелись слова: «Коля, Коля, спасибо тебе!».

Глава 9.

Лиза под впечатлением от посещения школы тем же вечером позвонила Варе.

- Привет, подруга. Занята?

- Нет. Не занята. Говори.

Показалось, что Варя была какая-то странная: вроде как всегда спокойная, но слишком уж замедленная, говорила так, будто каждый произнесенный звук давался с трудом, едва ворочала языком. Слегка сбившись с мысли от этого, Лиза переспросила на всякий случай:

- Я тебя не разбудила случайно?

- Нет. Я. Слушаю.

Лиза отдалась своим поднимающим голову после спячки эмоциям, которые несли её, словно течение реки, ещё не бурной и не очень полноводной, но отчетливо подвижной, и стала делиться сегодняшними новостями. Даже отметила это про себя. Продолжая одновременно говорить и изучать своё эмоциональное состояние, закончила:

- Представляешь?

Варя, помолчав немного, спросила:

- Чему же ты. Удивляешься? Николай… был. Хорошим человеком.

- Н-ну да… Пожалуй да. Но, как думаешь, стоит идти в собес?