Ну ты и дура, Лиза!

Она, слушая разговоры девчонок, тоже хотела бы встречаться с кем-то, ходить куда-нибудь, целоваться, а может и не только. Но времени было очень мало – постоянные культурные мероприятия в обществе Николая, наблюдение за развитием его отношений с матерью, которые теперь обернулись вообще не пойми чем, подготовка к экзаменам как-то оставляли мало возможностей для отношений. И теперь стало понятным организация заботливым «будущим отчимом» ее летней работы на почте и после школы – меньше свободного времени для всяких глупостей.

Все эти соображения приходили к ней фрагментами, урывками между приступами громких материнских упрёков и бурными рыданиями. Она была растеряна и не знала, как быть, что будет дальше… Николай ушел, предупредив, что подробности готов будет обсудить позже. Похоже, он сам был немного не в себе, потому что продолжал так же счастливо улыбаться и не замечал неадекватности Инны.

Когда наконец мать притихла, Лиза смогла разложить свое кресло и улечься спать, но сон не шёл. В голове кружились мысли о том, что будет, как дальше всё сложится, какие теперь отношения будут между ней и Николаем, как будет вести себя мать, когда состоится свадьба. Эта суетливая круговерть медленно перешла в такой же неспокойный сон, в котором она снова и снова обдумывала одни и те же мысли, не приходя ни к каким выводам.

На утро мать ушла на работу, Лиза, у которой после выпускного было несколько недель перед поступлением в техникум, наконец, смогла спокойно подумать о том новом, что теперь появилось в её жизни. Это были восторг и волнение. Она ходила из угла в угол, думала, что она теперь невеста, что скоро выйдет замуж, и никак не могла себе представить как это – выйти замуж? как она будет звать его на ты? Какое у неё будет платье? Будет ли она жить до свадьбы у Николая? Будут ли у неё с ним отношения? Ну, те самые? А как это вообще будет?

Она по-новому оценивала теперь и его внешность, и его обходительность, и вежливость. И понимала, что он ей нравится, и его возраст скорее положительное качество – он абсолютно взрослый, состоявшийся человек и, как говорила Зина, хочет семью детей. Дети… Ей придется рожать… Лиза пробовала на вкус: жена, беременность, младенец, и засмеялась. Как же это непривычно и не про неё!

Позже состоялись несколько разговоров матери и Николая. И если сначала Инна пыталась вежливо убедить жениха, что его кандидатура не подходит его дочери, топотом всё более настойчиво и всё менее вежливо пыталась донести, что для молоденькой девочки такой жених, как он, слишком стар. Николай же, не обращая внимания на возражения матери, пытался обсуждать когда и как организовывать свадьбу. Инна, чувствуя, что теряет влияние на ситуацию, всё сильнее выходила из себя, и однажды категорически заявила, что не будет вкладывать деньги в свадьбу дочери с неподходящим женихом.

- И чем же я неподходящая кандидатура? – спросил мужчина вежливо.

- Она ещё девочка, почти ребенок! И я категорически против того, чтобы моя дочь вышла замуж за старика.

Николай, сдерживая насмешливую улыбку, проговорил:

- Инна, если я старик, то вы, младше меня меньше, чем на десять лет, тоже весьма немолоды. Верно? А я бы хотел радоваться юности, бушующей рядом со мной. Чем меня порадовать могли бы вы?

Инна, считавшая, что она выглядит не на много старше собственной дочери, едва не захлебнулась возмущением.

- Вы меня назвали старухой?!

- Нет, дорогая теща, - насмешка всё же пробилась наружу, - это вы меня назвали стариком. Но ответьте, что вы могли бы мне предложить?

- Зрелость. Жизненный опыт, - всё ещё борясь с негодованием и стараясь сдерживаться и вести себя достойно, и не ударить в грязь лицом, ответила Инна.

- Старый конь борозды не испортит, но и не вспашет, - саркастически проговорил Николай и встал. – Я подожду, когда вы захотите обсудить нашу ситуацию по-деловому. Позвоните мне.

И выходя, попросил Лизу:

- Проводи меня до двери, пожалуйста.

Она кивнула и пошла следом. Когда мужчина уже был в дверях, он повернулся, легонько привлёк её к себе за талию и поцеловал. Лизу всю обдало жаром, а дыхание стало быстрым и шумным, как после бега. Он улыбнулся ободряюще и подмигнул.

- Всего доброго, покойной ночи, моя Лизочка!

И ушёл.

Инна, стоявшая на пороге комнаты, увидела все это и просто озверела – лицо и руки стали дергаться в каком-то бешеном ритме, а когда жених уже не мог слышать, накинулась на Лизу. Она остервенело била её по плечам и рукам, зло плакала и шипела что-то о погубленной молодости, о растоптанных надеждах и пропащей жизни. Дочь сжалась, прикрыв руками голову, но удары были хоть переполненными злобой, но несильные, и больно было лишь от обиды.

Какая её вина, что мужик не захотел связывать себя со стареющей, почти сорокалетней женщиной? Виновата, что моложе, что она вообще на свет родилась? Виновата, что согласилась? Так чем с такой матерью жить, на улице и то покажется уютнее.

Но при всех обидах, было немного жалко мать. Может, для неё этот мужчина виделся как последний шанс выйти замуж. Ведь через два года ей сорок, а это почти уже старость. Да, жалко её, хоть и обидно немножко. Лиза шмыгнула носом. И жалея мать, не стала рассказывать об этом Николаю.

Через пару дней мать пришла с работы после обеда и велела Лизе быстро собираться.

- Куда? Зачем? – спрашивала дочь, переодеваясь и расчесываясь.

- Не задавай не нужных вопросов! – Инна была раздражена и дергала дочь то за волосы, требуя, чтобы она причесалась, то за руку, возмущаясь выбором одежды.

- Мама, может, успокоишься? – спросила, закипая.

Злое лицо Инны приблизилось к её, и мать проговорила с шипением, как все последнее время:

- Ты ещё не совершеннолетняя и должна меня слушаться, понятно? И это я должна тебя воспитывать, а не наоборот.

Лиза отодвинулась и скривилась недовольно – в таки моменты она себя чувствовала отвратительно, так, будто она не живой человек, личность, а какое-то животное.

- Пошли уже, - мать опять её дернула за руку.

Какое-то время понять куда её тащит Инна почто как в детстве – за руку. А когда поняла, возмутилась и упёрлась:

- Я не пойду туда!

- А я говорю – пойдешь! Я твоего женишка засужу! Он ещё в тюрьме посидит за совращение малолеток! – шипела мать, плюя слюной Лизе в лицо.

- Ты сумасшедшая… - бессильно и как-то обреченно проговорила дочь и поплелась за матерью, которая затащила её на крыльцо. Над дверью и чуть сбоку висела табличка «Женская консультация №2».

То, что произошло в этих коридорах, навсегда перечеркнуло доверие и хорошее отношение Лизы к матери, заставило забыть жалость к ней и вообще по возможности забыть о её существовании.

В кабинете врача, куда Инна прорвалась с боем сквозь небольшую, но шумную очередь, был дан ещё один концерт одного актёра. Она плакала и рассказывала, что её дочь обманул и соблазнил мужчина в возрасте, что он наверняка с ней переспал, но она как хорошая мать добьётся справедливости и засудит подлеца, и потому просит справку об изнасиловании.

Лиза пыталась возмущаться, протестовать, доказывать, что никто её не насиловал, что её наоборот замуж зовут, что мать просто от ревности бесится. Но Инна не давала ей и слова сказать, перекрывая все попытки собственным криком.

Врач, полноватая женщина средних лет, кривилась и пыталась вести себя вежливо, спокойным тоном говорить с посетителями. Но когда мать попыталась прорваться за ширму, где вся красна от стыда и смущения Лиза, сняв бельё, пыталась влезть на кресло, чтобы лично убедиться в развратности дочери, врач не выдержала и грубо одернула распоясавшуюся Инну.

Та еле сдерживая поток своих эмоций, дождалась справки после осмотра, и закатила новую истерику, когда оказалось, что её дочь невинна. Она кричала, что врача подкупили, что будет жаловаться главному врачу, что она найдёт независимого специалиста, что уверена в порочности дочери. Лиза плакала за ширмой и уже не пыталась что-то кому-то доказывать. Такого унижения она никогда не испытывала.

Бушующую Инну медики выставили за дверь, врач выписала ещё одну справку и отдала её Лизе со словами:

- Вашей матери нужно успокоиться. Если вам нужно позвонить, вот телефон, - и указала на аппарат, стоявший на столе, - а мы проводим вашу мать, чтобы она не шумела.

И вдвоём с медсестрой вышли из кабинета. Через пару минут, когда крик матери в коридоре стих, а врач вернулась в кабинет, Лиза уже заканчивала разговор с Николаем. Он был неприятно удивлен поведением будущей тёщи, но Лизе сказал ждать его в консультации.

Через десять минут появился в коридоре и обнял бросившуюся к нему Лизу. Ласково погладил её по голове и усадил на стул, попросив подождать, а сам, вежливо обратившись к очереди за разрешением на секундочку заглянуть к врачу, скрылся в кабинете. Вышел оттуда действительно быстро, хмурый и раздраженный. Поблагодарил взбудораженную очередь и, подхватив Лизу, повел её к такси, ожидавшему у крыльца.

Дома Лиза оказалась раньше матери. Николай остался ждать в машине, дав ей на сборы пятнадцать минут. К тому моменту, когда в первую попавшуюся, вернее, единственную в их доме сумку легли бельё, одежда, моющие мелочи, а в большой пакет стала укладываться зимняя куртка поверх любимого пледа, на пороге появилась Инна.

- Куда это ты?

- Я ухожу. Не буду терпеть твои оскорбления. Не хочу! – Лиза с вызовом смотрела на мать.

- Я тебе не разрешу! – визгливые ноты опять резанули по ушам, а рука с ярким маникюром выхватила из-под носа сумку и быстро выставила её на балкон, заслонив дверь спиной. Девушка крепко сжала единственный пакет, который ещё был у неё в руках. – А уйдешь, я на тебя заявление напишу, тебя найдут и приволокут ко мне!

У Лизы что-то крупно вздрагивало в животе от напряжения, злости и несправедливости. Но детская привычка слушаться мать, боязнь её окриков и неодобрения, многие годы культивируемые в детском сознании, не давали выплеснуться тому, что накипело в душе. Только ноздри раздувались от надсадного дыхания и сжимались кулаки. Николай появился на пороге достаточно быстро.

- Что происходит? – спросил сурово, но спокойно. Брови были сдвинуты, губы сжаты – наверное, именно так он выглядел на своём посту, когда служил. Лиза смотрела молча, понимая, что ничего страшного уже не произойдет, только чувство несправедливой обиды не давало расслабиться и перевести дыхание.

- Она – моя дочь! И я не позволю ей уйти! И замуж за тебя выйти не позволю!

Николай глянул на Лизу смягчившимся взглядом.

- Иди, девочка. Садись в такси, и ждите меня.

Лиза с облегчением выбежала из такого тесного, душного помещения, ощущая облегчение. Только сидя в машине поняла, что продолжает держать в руках пакет с курткой и пледом. Она что-то забыла сказать Николаю, но беспокойство за результаты его разговора с матерью, радость, что она, наконец, вырвалась из дома, не давали ей вспомнить.

Она сидела на заднем сиденье, откинувшись на спинку, восстанавливала дыхание и блаженно улыбалась. Рядом валялся пакет с вещами, а недовольный таксист, на которого можно было не обращать внимания, что-то бурчал себе под нос. Облегчение, какое же облегчение знать, что можно больше туда не возвращаться!