Ну ты и дура, Лиза!

- Ты о сковородках своих думай, поняла? И как ораву накормить, – зарычал он. – А мы с сыновьями разберемся! Палатки поставим – дети только обрадуются, и всем место найдется.

Жена стояла напротив, явно готовая сражаться дальше. Годы мало её изменили – слегка располнела, но возраст больше выдавала увядающая кожа на лице. Светлые волосы, в которых седина была не видна, все также выбивались непослушными одинокими прядями. И характер… характер был тот же.

- Ты мне не указывай! Я-то знаю, о чем мне беспокоиться, а о чем – нет! Ты!.. Убоище ты! Понял?

- Лизавета… – муж, смотря на неё со злостью, тихо, но грозно проговорил: – Другой мужик на моём месте уже или отлупили бы тебя, или бросил со всем выводком! А я молчу, терплю! Кормлю и веранду эту… - он сжал на мгновенье губы в точку, - строю!

Лиза, у которой не только закончился воздух, но и слов ни единого не осталось, смотрела на него, в бешенстве дергая ртом и наконец проорала:

- Да я может за это и люблю тебя, убоище такое!

- Лизавета! – утробно и низко прорычал Олег.

- Я! Сказала! Люблю!

Лиза задыхалась, как после долгого бега, но злость уже начала тонкой струйкой испаряться. В дверь кухни демонстративно громко постучали, и в щель заглянул мальчишка лет десяти:

- Бабуль, ну вы уже закончили ругаться, а? Мелкие жрать хотят, – жалобно протянул он, глядя по очереди то на бабку, то на деда.

- Да, мам, мы голодные, - проговорила девочка лет семи, проталкиваясь вперед, а выглядывавший из-за неё мальчишка помладше активно закивал в подтверждение.

Лиза замахнулась на них полотенцем, гаркнув в сердцах:

- А ну брысь! Ещё не закончили!

Но тут же сбавила обороты, и уже спокойней сказала:

- Скоро уже, подождите немного.

Дети скрылись за дверью. И только Лиза стала разворачиваться к мужу, как он крепко схватил её со спины и прорычал над ухом:

- Ну?

Она пыталась оттолкнуть его, вырваться, всё ещё пыхтя от злости, но Олег держал крепко.

- Я же сказала – люблю! – проговорила все ещё возмущенно, со скандальными нотками в голосе.

- Смотри мне, Лизавета! – строго пророкотал он ей прямо в ухо, а потом крепко поцеловал. Трепыхания Лизы стали слабее, но и мужская хватка ослабла, и она, наконец, смогла вырваться, вся взъерошенная и тяжело дышащая. И муж с ухмылкой добавил: - Иди, корми орду, а то уши сейчас обгрызут.

Да, ему непросто пришлось – быть отцом такой большой семьи: жена-взрывчатка, четверо старших, а потом ещё трое младших. Сейчас уже трое внуков подрастали, да ещё и Шурик с молодой женой ждали малыша. Олег улыбнулся, вспомнив беспомощное выражение лица сына, когда невестка, бывало, ойкала, оступившись и хватаясь за живот.

Трудная была эта жизнь, сложная, иногда малоденежная, иногда, как сейчас, скандальная. Трудней всего было с Лилей, которая хоть и согласилась с решением матери логически, так и не приняла Олега. Чего только в этой жизни не было: болезни детей, трудности подросткового возраста, нежелание учиться, дурная теща… Да сколько всего! Но все-таки это была счастливая жизнь, полная, просто до краев наполненная. Наполненная шумом, детской суетой, теплом семьи, радостью жизни, любовью в конце концов. Его сердце всегда сжималось от теплого чувства, когда он заходил в дом, а там звенели детские голоса, на вешалке – куча курток, под ней – гора детской обуви, и обрушивающиеся на голову вопли:

- Папа! Папа приехал!

Или когда на Загородном кольце парни из дорожной полиции, проверяя документы, заглядывали в салон микроавтобуса, округлив глаза, спрашивали:

- Что, все твои?!

И услышав от него: «Мои. Все» уважительно жали руку и желали счастливого пути, недоверчиво качая вслед машине головой.

Лиза всё ещё негодовала, но бушевать сил уже не было. Пошла к плите, рядом с которой на столе высилась гора тарелок, и стала накладывать макароны и ставить их на стол. После второй пары тарелок сказала, всё ещё со злостью, но уже без крика:

- И чтобы палатки газон не помяли! Не то… не то…

Олег, наливавший себе компот, только качнул головой и сказал, подмигнув ей из-за стакана:

- О, да, жена! Мы все уже тебя боимся.

КОНЕЦ