Золотая бабушка

Может, Люба вообще ничего не хотела знать? Просто вернуться на полчаса назад… в закат.

Лёля убрала последнюю травинку и обняла подругу, нежно так погладив по голове, словно слышала все мысли Любы.

— Не дай трудностям испортить тебе жизнь. Жизнь хороша, ведь она одна у тебя такая.

Иногда Лёля выдавала философские фразы. Есть такие люди, у которых внутреннее чутьё сильно развито, с самого рождения мир для них — открытая книга.

— Вот тебе и на. Оставил на секунду и уже потерял в чужих объятиях, — в сарае появился Пашка с нестираемой ухмылкой. Может, Лёля и была права. Чёрт с этими мыслями. Надо жить.

— Украли невесту твою! Еле отбила её у травы!

Пашка не понимающе оглядел помещение и понял, что стог сена разворочен, а Люба глядит на парня виноватым взглядом. Лёля передала ему девушку, и тот крепко обнял её.

— Что-то случилось?

— Я глупость сделала, прости, — Люба вдавила позыв шмыгнуть носом. — Подслушала ваш с Оксаной разговор.

Челюсти Пашки так сильно сжались, что послышался скрип.

— Нехорошо, — сказал он.

— Да, я поступила неправильно, за это извиняюсь, — девушка не поднимала глаз.

— И чего думаешь?

— Ничего не думаю. Не моё это дело, — она отпрянула. — Ругать тебя не буду. Может, и ругала бы, если бы сама сейчас не оплошала.

— Да, уж лучше бы ругала, — Пашка отвернулся от Любы. — Я просто не понимаю. Как к тебе в голову могло прийти подслушивать! Я думал, что ты принципиальная, твёрдая, решительная. А оказалось так.

Сначала на Любу нахлынул стыд: она вся покраснела, взгляд упал и даже по щеке скатилась слеза. Но на смену тянущему вниз чувству пришла остервенелая злость. С какой стати он вообще смеет говорить ей подобные вещи, когда сам не был святошей.

— Вот уж на уж! Ты меня ещё стыдить будешь! Ага! Ща! Размечтался. Гляньте на него, с первой секунды меня обманывал, а я ещё плохая оказалась.

— Я тебя не обманывал.

— Да ладно, — Люба недовольно фыркнула. — Молчать — то же, что и обманывать, милок-рот-на-замок. Ты ту не строй праведный гнев. Сама хорош! Облажался!

— Ничего не облажался, — Пашка кинул суровый взгляд на Любу, но та под ним не согнулась.

— Ой ты. А как же это называется: шашни с одной крутишь, а с другой помолвлен. Герой любовных романов!

— Я её и не знаю толком.

— А что это меняет? — Люба развела руками. — Ты ни ей ответа ни даёшь, ни мне, ни родителям. Я говорила, что ругать тебя не буду. Но ты сам напросился! Не строй из себя правильного такого! Мы все ошибаемся. Так что и не думай осуждать меня! Мы не чужие люди друг другу, чтобы закидывать грязью.

— Чем же ты сейчас занимаешься?

— Обороняюсь, Скульптор. И пытаюсь показать тебе, что мне не всё равно.

Пашка расслабил челюсть и обессилено плюхнулся на остатки сена.

— Я не знаю, что делать, Люба. Я и не думал о семье никогда, — лицо Пашки посерело, было видно, как тяжело ему даётся этот разговор, он ведь никогда не говорил Любе всю правду, все свои мысли. — Женюсь, какая разница на ком? Может, и не женюсь. Никакой разницы. Но когда в моей жизни появилась ты, то я понял, что не хочу тебя потерять. Я не буду врать: мне ещё всё равно на семью со всеми вытекающими: свадьба, быт, дети. Меня это не трогает. Но мне не хочется разлучаться с тобой. Но теперь на меня постоянно давят, мол, ты должен жениться на Аделине, потому что иначе смерть всем нам. Я чувствую вину. Перед всеми. Перед матерью с отцом и перед тобой. Я останусь виноват, что бы ни выбрал. Поэтому я и не знаю, чего мне делать.

Пашка запустил мясистые пальцы в волосы и потёр голову. Так он обычно делал, когда был совершенно сбит с толку и не мог решить задачу. Или даже не хотел её решать. Взгляд парня блуждал по полу, надеясь, что ответ найдётся сам собой. Люба взяла его руки и заглянула в глаза.

— Поступи по совести, не думая о призрачной возможности что-то потерять или что-то получить. И не делай большие шаги. Не шагай далеко в будущее. Шагай в настоящем. Сделай то, что сделал бы сегодняшний Пашка. Чего ты хочешь сегодня? Нет правильных и неправильных выборов. Больше жалеешь, когда ничего не делаешь.

Если уж по правде, то Люба сама удивилась мудрости своих слов. Это как будто даже не её рот произнёс. Умудрённая опытом бабка вселилась на время и смогла подобрать нужные выражения. Но главное, что это сработало на Пашке, он вдруг принял своё обыкновенное игривое выражение лица. Подскочил. Снова блеснул глазами… так нездорово оптимистично. Люба не успела ахнуть, как парень схватил её за руку и куда-то повёл. Он шагал решительно и смело, как лепил их домик из грязи.

Парень думал о том, что всё происходящее вокруг не имеет никакого смысла. «Это всего лишь ужин, — пролетела мысль в голове. — А я понапридумывал ерунды».

Действительно. Пашка привёл Любу в «имение» Кислых. Хотя дом был построен по последней моде, легко можно было заметить, что чета лишь подражала успеху и богатству, мечтая войти в круг, куда доступ им был закрыт. Паша ненавидел это в своей семье. Сейчас ему было мерзко и противно. Наплели интриг, пожалуйста, но он не собирался в этом участвовать. Парень просто хотел жить в сегодняшнем дне: лепить, любить и наслаждаться.

Все уже сидели за столом, когда Пашка ворвался с испуганной Любой. Кислые окаменели. Ложка на полпути застыла в руках главы семейства. Мать прижала руки груди, а Оксана скривила лицо. Никто не решался нарушить это молчание. Тогда Пашка галантно отодвинул стул для своей спутницы. Люба тяжело выдохнула и села. Всё же она сама надоумила его поступать по совести, вот такая у Пашки была совесть — экстравагантная.

Сев рядом с девушкой, Пашка буднично налил вина в фужер и задорно подмигнул Оксане. Она, конечно, первой не выдержала, потому что терпеть не могла Любу ещё по университету. Оксане казалось, что «этой» всё даётся легко. У Любы было внимание всех: педагогов, однокурсников, старшекурсников. Её замечали среди огромной аудитории.

— Да ты просто издеваешься! — воскликнула младшая сестра. — Какого рожна ты привёл сюда свою замарашку!

— Что происходит? — задыхаясь, спросила мама.

— Здравствуйте, — кивнула Любочка, ситуация ей не нравилась, но она считала себя достойным человеком и гражданином. — Меня зовут Любовь, Павел пригласил меня к вам на ужин.

— Да, привет, — бодро сказал Пашка, — я думал, что вы не будете против, если со мной будет спутница, — от потухшего, запутавшегося парня не осталось и следа, Пашка был весел и полон энтузиазма: он наконец-то смог найти ответ к задаче, которую не получалось решить. Всё оказалось очень просто — быть собой, потому что будущее может и не наступить. И вот таким был Пашка. Семья это знала. И им следовало давно от него отказаться или же смириться и ничему не удивляться. Собственно, его отец это понимал. Он пришёл в себя довольно быстро и заел смущение вареньем.

— Здравствуйте, Любовь. Меня зовут Юрий Владимирович. Я папа этого невоспитанного молодого человека, приношу свои извинения. Мне приятно с вами познакомиться.

Люба и Юрий Владимирович обменялись благожелательными улыбками.

— А вы точно папа? Я думала, что вы, минимум, должны опрокинуть стол или запрыгнуть на него и начать читать стихи. Что-нибудь в стиле Павла.

Юрий Владимирович рассмеялся.

— Хорошо подмечено, но если бы нас таких было двое, то дом бы уже развалился.

— Критикуете меня? — усмехнулся Пашка.

— Констатируем факты, сынок.

— Так, я не поняла, — наконец очнулась мама, и по её тону можно было сразу понять, что больше разговор приятным не будет. — Что здесь происходит? Что это за девка?

— Дорогая, какая девка, будь вежливей… — прошептал Юрий Владимирович, но его жена даже не сделала вид, что слушает.

— Ты кого привёл? — грубо добавила женщина.

Пашка сложил руки на груди. Он не нервничал, хотя знал, что мама умела давить на чувство вины гораздо сильнее, чем сестра.

— Некрасиво, мама. Я пришёл поужинать, вы же сами меня звали. Приехал я сюда не один. Конечно, я взял с собой спутницу. А чего ты ожидала?

— Оксана мне всё рассказала. Я ожидала, что ты будешь благоразумным сыном. Я напомню, что мы с тобой уже однажды говорили об Аделине, и ты дал своё добро.

— Это было год назад, сейчас моя жизнь изменилась.

— Обещания на ветер не бросают, сынок. Мужчина должен держать своё слово, иначе чего стоит он? Я думала, что ты это понимаешь.

— О нет, мама. Не пытайся меня запутать. Никакого слова я не давал. Я лишь сказал, что мне всё равно, я просто хочу заниматься скульптурой.

— Ну, так из-за своего «всё равно» скульптурой ты больше заниматься не будешь. Кислород нам всем перекроют. И тебе тоже перекроют. Уж поверь! Там такие люди. Ты глины в глаза больше не увидишь.

— Какая чушь, мама. Единственное, что изменится — ты больше не будешь «дружить» с семьёй вице-губернатора. Всё. Да, возможно, кто-то и не захочет иметь дел со мной. Ну и пусть сорвутся выставки. Мне-то что? Как будто мир замкнулся на одном Ленинграде. Даже смешно.

Женщина оскалилась, увидев, что сын настроен решительно против неё. Она повернулась к мужу, ища поддержки — тот, подперев рукой щёку, глядел в окно.

— Милочка, — тогда женщина решила зайти с другого фланга, она обратилась к Любе, которая дышала очень медленно и размеренно. — Вы сами-то знаете, что ваш спутник обручён? Почти женат уже, между прочим. Пока вы тут с ним шашни крутите.

Мама Пашки глядела на Любу своими бесцветными, круглыми от злости глазами. Если бы она могла, то сейчас бы превратилась в гарпию и сожрала девушку на месте, чтобы не было никаких проблем. Лицо Оксаны оставалось таким же кривым, как будто от Любы воняло.

— Я думаю, хватит, — Люба поднялась из-за стола. — Слушайте, я обычная студентка, но даже у меня хватило ума не набрасываться на вас сразу с претензиями и воплями. Вы вообще сами-то уверены, что он обручён? Или вы всё себе нафантазировали, потому жена вице-губернатора как-то пошутила, что ваши дети стали бы красивой парой? Честное слово, на дворе не 18 век. Мы тут социализм строим, где все равны. Проснитесь уже.

На этом Люба ушла. Жаль, что она не увидела, каким восхищённым взглядом провожал её Пашка. Правда, он быстро одумался и пошёл за девушкой следом.