Каждое лето после

— Выкладывай, — приказал он.

— Что выкладывать?

— Я не знаю, Перс. Ты мне скажи. Я знаю, ты расстроена, что Сэм ушел, но ты хандришь, как мисс Хэвишем.

— Ты знаешь, кто такая мисс Хэвишем? — проворчала я.

— Отвали.

Я вздохнула.

— Я до сих пор ничего о нем не слышала. Ни электронного письма. Ни телефонного звонка.

Чарли потер лицо.

— Я не думаю, что он успел настроить свой интернет. И мама сказала тебе, что он звонил домой. С ним все в порядке.

— Но почему он не позвонил мне? — заскулила я, а Чарли рассмеялся.

— Ты же знаешь, как дорого стоят эти междугородные звонки, Перс.

— Или смс?

Чарли вздохнул, затем заколебался.

— Хорошо, ты хочешь знать, что я думаю?

— Я не знаю, не так ли? — я прищурила глаза. Ты никогда не знаешь, что собирается выдать Чарли.

— Честно говоря, я думаю, что мой брат был трусом, держа этот курс в секрете, — он сделал паузу. — И если бы это был я, то позвонил бы тебе, как только добрался до Кингстона.

— Спасибо, — сказала я, мое лицо пылало.

— Сэм вбил себе в голову, что ты принадлежишь ему. Не в жутком собственническом смысле, но это больше похоже на то, что у него есть вера в то, что в конце концов между вами двумя все должно получиться. И я думаю, что это в значительной степени чушь собачья.

Я побледнела.

— Ты не думаешь, что это должно сработать? — прошептала я.

— Я не думаю, что чему-то суждено случиться, — решительно сказал он. — Он уже все испортил, когда у тебя появился парень-хоккеист. Надеюсь, на этот раз он будет бороться усерднее, — сказал он, заводя двигатель. — Или это сделает кто-то другой.

15. НАСТОЯЩЕЕ

Я пробираюсь к машине, чтобы заново нанести макияж и побыть несколько минут в одиночестве. Достаточно того, что у меня случилась паническая атака на глазах у Сэма и Чарли, но Джорди и Финн, видящие меня на четвереньках, — это особый вид унижения. Я злюсь на себя за то, что не распознала признаки достаточно рано, чтобы найти тихое место, где смогла бы развалиться на части, вместо того, что я сделала: пришла к выводу, что мое сердце вот-вот успокоится, усилив свою панику до тысячи.

Я наношу еще один слой консилера, когда мой телефон жужжит. Имя на экране — это то, что я больше не могу игнорировать.

— Алло? — отвечаю я.

— Пи! — кричит Шанталь. — Ты в порядке? Я звонила тебе весь день.

Я вздрагиваю, вспоминая сообщение, которое я отправила ей этим утром.

— Извини. Я, гм, немного запуталась здесь. Я… — я замолкаю, потому что не уверена, кто я такая.

— Персефона Фрейзер, ты сейчас серьезно? — визжит она. — Ты не можешь отправить мне сообщение, в котором говорится, что тебе нужна помощь, что тебе нужно поговорить как можно скорее, а потом не отвечать на звонки. Я сходила с ума, пытаясь дозвониться до тебя. Я думала, у тебя был приступ паники, и ты потеряла сознание где-нибудь в лесу, после чего тебя съел медведь, или лиса, или что-то в этом роде.

Я смеюсь.

— На самом деле это недалеко от истины.

Я слышу, как она возится на кухне, а потом наполняет бокал. Красное вино, без сомнения. Она пьет красное вино, когда у нее стресс.

— Не смейся, — фыркает она. Затем добавляет более мягко: — Что ты имеешь в виду, это недалеко от истины? Ты заблудилась где-нибудь в лесу?

— Нет, конечно, нет. Я в своей машине. — я колеблюсь.

— Что происходит, Пи? — её голос вернулся к своей естественной бархатистой текстуре.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, затем решаю сказать все как есть:

— У меня была паническая атака. Совсем недавно, на поминках. В этом нет ничего особенного.

— Что значит «в этом нет ничего особенного»? — Шанталь взрывается так громко, что я убавляю громкость в телефоне. — У тебя годами не было приступов паники, и теперь ты впервые за десять лет видишь любовь всей своей жизни на похоронах его мамы — женщины, которая, если я правильно помню из тех нескольких раз, когда ты мне о ней рассказывала, была чем-то вроде второй мамы для тебя — и теперь у тебя приступы паники на её поминках, и в этом нет ничего особенного? А что насчет того, что в этом нет ничего особенного?

Я начала выдавать бессвязные звуки.

— Пи, — говорит она на более низком уровне децибел, но с не меньшей силой. — Ты думаешь, я тебя не вижу, но я вижу. Я вижу, как ты держишь на расстоянии почти всех окружающих. Я вижу, как мало тебя волнуют напыщенные придурки, с которыми ты встречаешься. И даже несмотря на то, что вы с Сэмом похоронили свое дерьмо под еще большим количеством дерьма, я знаю, что это чертовски важное дело.

Это ошеломляет меня.

— Я думала, тебе нравится Себастьян, — бормочу я.

Она низко смеется.

— Помнишь, как мы вчетвером пошли на бранч? Официант игнорировал нас, и тебе пришлось воспользоваться туалетом? Ты сказала Себастьяну заказать тебе что-то если она придет?

Я говорю ей, что помню, прежде чем она продолжает.

— В итоге он заказал тебе огромную порцию блинчиков с шоколадной крошкой, пока тебя не было. Ты ненавидишь сладости за завтраком, и ты ничего не сказала. Ты просто поблагодарила его. Ты съела, наверное, половину блинчика, а он даже не заметил.

— Это был просто завтрак, — тихо говорю я.

— Дело не только в еде, — отвечает Шанталь, и я не могу удержаться от смеха. Сью и Шанталь поладили бы. Затем она глубоко вздыхает. — Я хочу сказать, что он на самом деле не знал тебя, даже спустя месяцы и месяцы отношений, и ты не помогла ему узнать тебя получше. Мне это не нравилось.

Я не знаю, что сказать.

— Просто скажи мне, что происходит, — говорит Шанталь после минутного молчания. Шанталь, которая разгадала всю мою стратегию отношений с помощью одного заказа на бранч. Так что я делаю это. Я рассказываю ей всё.

— Ты собираешься сказать ему? — спрашивает она, когда я заканчиваю. — Всю правду?

— Я не знаю, стоит ли это того, чтобы снова вспоминать прошлое, просто чтобы я больше не чувствовала себя виноватой, — говорю я.

Шанталь издает жужжащий звук, означающий, что она не согласна.

— Давай не будем притворяться, что это просто для того, чтобы почувствовать себя лучше. Ты никогда не двигалась дальше.

***

К тому времени, как я возвращаюсь в дом, большинство гостей уже разошлись по домам, Долли и Шанайю отключили, а Сэм, Чарли, их бабушка с дедушкой и небольшая группа тетушек, дядюшек и кузенов сидят вокруг ряда сдвинутых вместе столов с бокалами вина и бренди. Сэм и Чарли выглядят усталыми, но в основном они кажутся успокоенными, не такими ссутулившимися в плечах. Я оставляю Флореков предаваться воспоминаниям, нахожу запасной красный фартук в бельевом шкафу и сервировочный поднос за барной стойкой и начинаю убирать грязные тарелки и стаканы, принося их Жюльену, который склонился над посудомоечной машиной на кухне.

Мы работаем в основном в тишине уже почти час и заканчиваем с последними столовыми приборами, когда Жюльен говорит: — Я всегда задавался вопросом, куда ты уехала, — не отрывая взгляда от столового серебра.

— На самом деле я никуда не уехала. Я просто не вернулась, — говорю я ему. — Мои родители продали коттедж.

Проходит несколько долгих секунд.

— Я думаю, мы оба знаем, что ты исчезла не из-за этого, — говорит он, и я замолкаю. Я вытираю последнюю вилку и собираюсь спросить Жюльена, что он имеет в виду, когда он говорит: — Мы все думали, что ты должна приехать, — он поворачивается ко мне, его глаза сверлят мои. — Только не исчезай снова.

— Что ты имеешь в виду, мы…

Я начинаю говорить, когда дверь распахивается и входит Сэм, держа полдюжины грязных стаканов. Он останавливается, когда видит нас, и дверь захлопывается, ударяя его в плечо. Он смотрит на фартук и кухонное полотенце, которые я держу в руках.

— Дежавю, — говорит он с ленивой полуулыбкой. Он кажется немного размытым по краям. Он снял пиджак и ослабил галстук. Верхняя пуговица на его рубашке расстегнута.

— Он всё ещё у меня, — говорю я, выпячивая бедро и указывая на фартук, чувствуя на себе взгляд Жюльена. — Вы знаете, куда обратиться, если у вас не хватает персонала.

Жюльен усмехается.

— В мытье посуды она ничуть не хуже тебя, — говорит он Сэму, когда входит Чарли с несколькими пустыми бокалами.

— Все убрались восвояси. Это должно быть последним, — говорит он, ставя стаканы на полку. — Большое спасибо за уборку, вам обоим. И за то, что собрал все это вместе, Жюльен. Это было именно то, чего хотела мама.

Он проходит мимо меня, чтобы обнять Жюльена, от него пахнет бренди и сигаретами, которыми он баловался. Сэм следует моему примеру, затем заключает меня в объятия, шепча мне на ухо слова благодарности, которые ощущаются как теплое полотенце, обернутое вокруг влажных плеч.

— Вы, дети, убирайтесь отсюда, — говорит Жюльен. — Я закончу и запру дверь.

Чарли оглядывает безупречно чистые поверхности из нержавеющей стали.

— Мне кажется, что все уже сделано. Почему бы нам всем не выйти и не вернуться в дом? Мы можем перекусить пиццей по дороге — я ничего не ел.

Жюльен качает головой.

— Спасибо, но ты иди вперед, — говорит он и добавляет грубым голосом: — И пусть Перси поведет машину. Вы, два осла, ни в каком состоянии.

***

По дороге к Флорекам мы покупаем пару пицц, так как никто из нас не ел на приеме. Я рада, что Жюльен попросил меня отвезти парней домой. Я не готова прощаться.

После разговора с Шанталь я чувствую себя спокойнее. Она не давала никаких советов — просто выслушала мой рассказ о последних нескольких днях, а затем сказала мне не расстраиваться из-за того, что случилось с Сэмом в грузовике, что люди по-разному справляются с горем.

И, может быть, это все, что было для Сэма этим утром, утешение в его самый темный час. Я могла бы смириться с этим, говорю я себе, если это все, что ему нужно от меня.

— Это странно, — говорит Чарли с заднего сиденья машины. — Вы двое впереди, а я сзади. Раньше я был тем, кто возил вас повсюду.

— Раньше ты был тем, кто сводил нас с ума, — отвечает Сэм, и наши глаза встречаются. Он улыбается, и теперь улыбаюсь я, и на секунду мне кажется, что нет никого, кроме нас, и что всегда были только мы. А потом я вспоминаю Чарли на заднем сиденье и Тейлор, черт возьми, куда бы она ни уехала.

— Итак, расскажи нам об этих приступах паники, Перс. У тебя проблемы с головой или как? — спрашивает Чарли.

— Чарли.

Голос Сэма тверд, как бетон.

Когда я смотрю в зеркало заднего вида и встречаюсь взглядом с Чарли, в нем нет искорок озорства, только мягкая забота.

— Меня выпустили только на похороны, — говорю я ему, и он смеется, но морщинки между его бровями превратились в каньоны. — У меня есть небольшие проблемы с тревогой, — говорю я, снова глядя на дорогу. Я жду, когда давление в моих легких возрастет, но этого не происходит, поэтому я продолжаю. — Обычно я могу с этим справиться. Вы знаете — терапевт, дыхательные упражнения, мантры — основные практики ухода за собой привилегированной белой девушки. Но иногда тревожные мысли немного выходят из-под контроля, — я снова вижу Чарли в зеркале и мягко улыбаюсь. — Тем не менее, я в порядке.