Мать и мама

Глава пятая

– Он не любил её. Никогда. Он её не ненавидел; относился как к деловому партнёру, как к товарищу по партии, – засмеялась Элеонора Арсентьевна. Лёва потом говорил, что с товарищем Лидой, физическая близость была раз в год – для галочки, раз семья. Хотя детей так и не было. Думаю, она понимала, Лёва её не любит. Ей было достаточно, что он её муж. И она знала, что он никуда от них не денется, ибо сам себя в эти золотые кандалы заковал добровольно. Я его к ней никогда не ревновала. Когда я её в первый раз увидела, мне даже Лёву жалко стало, что он живёт с такой женщиной – красавец и чудовище, так бы я охарактеризовала их союз. Полная, взрослая, обременённая положением в обществе баба , одним словом – квашня. Жрала в три горла, поэтому к пятидесяти годам поджелудку посадила, вот и загремела в больницу, подарив нам с Лёвой Чехословакию.

– Вы её ненавидели?

–Лидию Андреевну? Нет. Она была вдвое старше меня. Мне в матери годилась по годам. Я её скорее боялась, поначалу. Потом привыкла, этот треугольник для меня стал естественным делом. До Лёвы у меня даже и парня то не было. Как будто для него себя берегла. Поэтому я не знала, что такое право быть единственной для мужчины. Мне было достаточно, что он любил только меня. Он любил каждый мой пальчик так, словно это была я по отдельности. Даже страшно такую любовь представить, если не знать человека. Ну, а дальше, мне Лидию Андреевну стало жалко. Наверное, это ужасно осознавать, что ты купил любовь человека.

Признаться, даже мне вскружила голову такая жизнь. В Чехословакию я приехала Алей, а уехала Элеонорой. В гостинице, в которой жила наша делегация, были журналы, в одном из них была статья про Элеонору Рузвельт, жена американского президента. Я не знаю, про что была эта статья, но фотокарточка молодой Элеоноры произвела на меня впечатление, с тех пор я Элеонора, а не Аля, – улыбнулась Элеонора Арсентьевна, – для солидности. Думаю, псевдоним мне помогал не только играть роль, но и строить иллюзию. Я начала верить в несуществующий мир. Мне казалось, что всё это было нашим. Отчасти это было так. Больше всего времени Лёва проводил на работе. Ночевал дома, покой находил у меня.

– И как вас не поймали, – с неким волнением спросила Марина Ивановна.

– Я тоже переживала, боялась, что всё вскроется, будут неприятности и у меня, а главное у Лёвы. Отец Лидии Андреевны попросил оформить меня. Проверка была, но, похоже, копать глубоко не стали, так бы выяснили, что мы никакая вовсе не родня. А может, и знали, да только не сказали, держали компромат на Лёву, на всякий случай, и все дела. Тесть был членом политбюро. Много дверей открывалось.

Оттуда я вернулась не только Элеонорой, но и директором новой школы в Свердловске. Больше мы с Лёвой не расставались.

Операция прошла хорошо, а наше знакомство с Лидией Андреевной ещё лучше. К себе она меня не подпускала, а я и сама сторонилась. Правда, пару раз я была у них, нужно было отработать легенду родства. С Лёвой мы стали видеться чаще, я была счастлива. Пустоту между нашими встречами я заполняла работой, быть директором школы – это, знаете ли. Хотя, что я вам рассказываю, вы прекрасно понимаете.

Я сама не заметила, как я стала превращаться в Лидию Андреевну – властная, волевая, независимая. На нашей любви с Лёвой это никак не сказывалось, сами не заметили, как прошло ещё десять лет.

Я никогда не спрашивала у Лёвы, почему у них не было детей. Возможно, тесть запрещал дочери, испытывал Лёву на прочность – достоин ли он был войти в их семью полноценно. А потом, наверное, уже не получалось – время ушло. Я себя поймала на этой мысли, когда время подходило к сорока годам. Лёва даже слышать не хотел про ребёнка. Его как раз в Москву переводили. Скандал с внебрачным ребёнком поставил бы крест на Лёвиной карьере. Тесть уже был стар, но продолжал работать. А Лёва всё ещё оставался всего лишь зятем Горонкова. Москва – была Лёвиной мечтой. Я сама понимала, что другого шанса не будет. Так и оказалось.

Лёву перевели в Москву, назначили на высокую должность, а через год отца Лидии Андреевны не стало. Когда я забеременела, мне было уже 37.