Мать и мама

Глава восьмая

– Тётя, вы за мной приехали? – малыш спросил детским голосочком, только переступив порог кабинета заведующего.

Взгляд Евгения Ивановича был сродни удара молнии, такой же яркий и безжалостный. Но даже он, человек, привыкший жить среди детской горечи, не смог побороть своих чувств. Даже он, чужой человек, содрогнулся перед детской любовью и ожидания ребёнка матери.

– Элеонора Арсентьевна, я вас оставлю, – сухим, даже немного жестким тоном сказал Евгений Иванович, – сегодня в вашем распоряжении столько времени, сколько вам потребуется. Только вы должны понимать, что дальше так продолжаться не может. Это живой человек, а не игрушка с механизмом вместо сердца!

– Месяц!

Евгений Иванович отпустил руку малыша и закрыл за собой двери.

До мамы было всего пару шагов, но малыш бросился к ней так, как бросаются на встречу самому сокровенному, самому заветному. Он знал – это мама! Ведь только мама может быть такой красивой!

Элеонора Арсентьевна обняв малыша, посадила его к себе на коленки, прижавшись щекой, к шёлковым волосам малыша. Она почувствовала, как бьется это крохотное сердечко и как сильно обнимают её эти маленькие ручки, боясь отпускать маму снова.

Она судорожно думала, что делать. Прямо сейчас, было в её силах взять ребёнка и поехать к себе домой, наполнить его радостью детского смеха.

– Но что она скажет Лёве? – подумала она, – как мне признаться ему? Почему я не созналась в поездке; сейчас было бы проще принять решение. А что же скажут мои родные? Мама? Брат? Почему я не сказал им за три года, что у меня есть ребёнок? Как объяснить эту ситуацию? Сказать им, что ребёнок приёмный? Но как жить с этой ложью? А что, если Лёва бросит? Плевать! Нет. Он не бросит! Ведь он так сильно любит меня! Нужно время! Да, месяц! Всего лишь какой-то месяц! Малыш забудет об этом в считанные часы, как только мы приедем! Да, именно! Вместе! С папой! Мы его заберем с папой! Ведь комната не готова. Ничего не готово! А у ребёнка должна быть своя комната. В конце концов, нужно купить одежды, детское питание, опять же. Приедем с подарками и угощением, чтобы другим деткам не было так грустно.

Поцеловав малыша в макушку, Элеонора Арсентьевна поставила малыша на пол, и вышла из кабинета.

Малыш решил, что мама пошла собирать его вещи и сейчас вернётся за ним. По привычке, как делают все дети, малыш подбежал к окну, и случайно увидел, как мама спешит к калитке. От страха, что мама его забыла, малыш начал легонько стучать ладошкой по стеклу. Он хотел стучать громко, но боялся, что мама решит, что он балованный и тем более не вернется! Нет, мама не может забыть, сейчас вернётся! Детская ладошка прилипла к стеклу и готова была растопить его своим жаром. Слёзы безжалостно начали заливать глазки малыша. Адская боль, словно огромный грязный дикобраз, вероломно влезла в крохотное сердечко этого прелестного малыша. Он не мог произнести ни единого звука, и лишь только розовые пухлые губки немо повторяли слово «мама». Ведь он так прилежно себя вёл! Чем успел огорчить маму? Чем успел обидеть? Если бы только она знала, случись так, что у неё в это мгновение заболели бы сразу все зубы, самой нестерпимой болью, – то даже эта боль не была бы половиной той боли, которую сейчас испытывал малыш.

Алевтина остановилась… Она чувствовала взгляд малыша… Запах его волос, всё ещё стоял у неё в носу. Она понимала, если она сейчас обернётся, то уже уйдет отсюда вместе с ним…

Железная калитка закрылась за мамой стукнув так, будто она ударила по пальчикам малыша. Он вздрогнул и осел в комочек. Чёрно-белые мысли малыша, словно рой беспощадных злобных дикий пчёл, жалили детский разум малыша, не давая понять, почему мама его забыла.