Принцесса на горошине

Да и разговаривать мне с мамой и сестрой особо было не о чем, сплошные просьбы, претензии и ожидания. От меня требовалось побеспокоиться, устроить комфортную жизнь, достать кошелек и эту самую комфортную жизнь оплатить.

Лиля достала откуда-то сигареты и закурила. Я на сестру смотрела. До этого она при мне не курила, как говорил Пал Палыч, всеми силами строила из себя девочку-подростка. Немного блаженную, а порой придурковатую. Я всегда с укором смотрела на начальника охраны после таких его умозаключений, но при этом понимала, что и возразить мне ему особо нечего.

Сестра снова на меня посмотрела и заявила:

- Ты не хочешь ничего решать.

Я тоже решила быть искренней и сказала:

- Я не считаю, что я должна.

Лиля удивленно взмахнула нарощенными, густыми ресницами.

- Не должна? – повторила она за мной. – Матери не должна? После того, как с ней поступили?

Я старательно подавила в себе раздражённый вздох.

- Я никак с ней не поступала, - сказала я сестре. – Я так же, как и ты, была ребенком. И меня никто ни о чем не спрашивал, и со мной не советовался.

- Но твой отец, - начала сестра в возмущении, а я её невежливо перебила:

- У тебя тоже есть отец. Почему ты к нему не предъявляешь претензий? Почему он не сделал маму счастливой, и не дал ей того, что она, как ты считаешь, заслуживает? Или мой отец обязан только по факту того, что умел деньги зарабатывать? Это несколько надуманно, ты не считаешь?

Лиля меня выслушала, смотрела на меня с напряжением, а когда я высказалась, некрасиво усмехнулась.

- Вот как ты заговорила. Решила от нас с мамой избавиться.

- Не говори глупостей, - укорила я её. – Я никогда не отказывалась помочь. Но не надо, Лиля, эту помощь ставить мне в обязанность. – Я сама понимала, что мой тон начинает звучать жестче, чем бы мне самой хотелось. Со мной порой такое происходило, в моменты, когда на меня начинали давить, во мне включалось сопротивление, будто само по себе. Это была отцовская черта. Вот и сейчас я разговаривала с сестрой, а сама внутренне начинала злиться и напрягаться. И скрыть это у меня не получалось.

- А разве ты не обязана? – удивилась Лиля. Выкинула недокуренную сигарету, а на меня глянула зло. – Не обязана матери?

- Может, матери и обязана, - ответила я ей. Коротко добавила: - Чем-то. Но не тебе, если уж на то пошло. У тебя есть и отец, и мать. Они дали тебе то, что смогли. Чего ты требуешь от меня?

- Ты просто, - вырвалось у неё гневное, - избалованная, мстительная и завистливая!

- И чему же я завидую, по-твоему? – решила полюбопытствовать я.

- Тому, что у других кто-то есть! Семья, друзья. А у тебя никого! Тебя любят только за деньги! Всю твою жизнь тебя любят только за папины деньги! Что ещё у тебя в жизни есть?

Лиля с таким удовольствием выпалила мне это в лицо, ещё и улыбнулась победно. И её слова меня, на самом деле, задели. Но я не была бы Марьяной Дегтяревой, если бы позволила этой злой девчонке наблюдать мою боль.

Я сурово сжала губы, вскинула подбородок, взглянула на Лилю холодно. И всё, что мне нашлось ей сказать, это короткое:

- Уйди с дороги.

Лиля не сразу выполнила мою настойчивую просьбу. Продолжала стоять передо мной, всё ещё победно и с вызовом улыбалась, хотя, теперь, спустя минуту после её громогласной тирады, это уже выглядело достаточно неуместно.

- Тебе нечего мне сказать?

Я машинально толкнула сестру в плечо, несильно, просто хотела, чтобы она отошла в сторону, и я смогла бы уйти. А она будто специально громко ахнула и повалилась на пол к моим ногам. Глянула на меня снизу огромными глазами, потрясенный взгляд, боль, осуждение, а я… Я не нашла в себе сил что-то ещё с ней обсуждать, наверное, смалодушничала, и как-то так получилось, что я переступила через сестру и ушла.

Конечно, вскоре мне позвонила мама, я уже была в машине, и я смотрела на экран телефона, а потом сбросила звонок. Понимала, что это грозит лишь большими проблемами, но объясняться и оправдываться не стала.

- Некрасиво вышло, - переживала я, пересказывая Шуре произошедшее.

- А когда она говорила тебе все эти вещи, было красиво? – поразилась та. – Надо же, сказать такое!.. – Шура подошла, погладила меня по голове. – И не слушай её. Все тебя любят, и совсем не за деньги. Это они… только деньги кругом видят!

Я согласно кивнула, но переживать из-за этого меньше совсем не стала.

Через пару дней после произошедшего Пал Палыч сообщил мне интересную новость. Мама с Лилей съехали с квартиры, которую я для них снимала.

- И куда они съехали? – озадачилась я. – Вернулись в Ржев?

- Пока не ясно. Я распорядился разобраться.

Я раздумывала.

- Это было бы хорошо, - пришла я, в конце концов, к этой мысли. – Если бы они вернулись домой.

Пал Палыч взглянул на меня со скепсисом.

- Ты в это веришь? Что они уедут из Москвы?

- Ну, денег у них нет.

- Это они тебе так говорят. Что денег у них нет. В общем, надо разбираться.

- Разбирайся, - согласилась я.

Вскоре стало понятно, что в Ржев мама и сестра не вернулись. В квартире по месту их совместной прописки обнаружился муж и отец, не совсем в адекватном состоянии, точнее, в алкогольном опьянении.

- Соседи говорят, что переживает, - поведал мне начальник охраны, выразительно хмыкнув. – Предательство жены. В один день с работы уволилась, вещи собрала, деньги все со счета сняла, и улетела в Москву.

- На что же он пьет? – задала я риторический вопрос.

Рыков откровенно скривился.

- Марьяна, на это дело деньги всегда находятся, поверь.

- Значит, в Ржеве их нет, - вздохнула я, возвращаясь к насущному вопросу.

- Нет. Я в этом, кстати, и не сомневался. – И тут же добавил: - Ищем их в Москве. Но ты сама понимаешь, на это нужно время. При желании, затеряться в Москве довольно просто. Но я найду.

Я кивнула, не сомневалась, что Пал Палыч точно найдет. Непременно найдет. Только я не знала, что делать после того, как он отыщет мою маму и сестру. Убедиться, что с ними всё хорошо, и оставить ситуацию в том виде, в котором она есть? Или попытаться примириться с родственниками?

Пока я раздумывала о матери и сестре, случилось ещё кое-что. Причем, этого я точно не ожидала и никак не предполагала. Наверное, потому, что просто-напросто в какой-то момент перестала думать об этом человеке, а напрасно.

- Ты можешь со мной встретиться?

Дмитрий Алексеевич позвонил рано утром, практически поднял меня с постели, и говорил, выдерживая странные паузы. Уже потом мне пришло в голову, что в эти самые паузы он словно старался расслышать то, что происходило на заднем фоне. Звуки, голоса. Может, глупость, конечно, но откидывать это подозрение я не спешила.

Я взглянула на часы. Половина восьмого утра.

- Сейчас? – удивленно переспросила я. – Дима, ещё очень рано.

- Хотел переговорить с тобой… до начала рабочего дня.

Я хмыкнула, опять же в недоумении и задумчивости.

- Ну, раз тебе очень надо, - проговорила я с долей неуверенности. Не уверена я была именно в том, что хочу с Дмитрием Алексеевичем встречаться, особенно с глазу на глаз. Мы с Димкой несколько недель не виделись, даже не созванивались, и я, признаться, начала о нём забывать.

- Очень надо, - подтвердил он.

- Приедешь? – то ли спросила, то ли предложила я, но Абакумов от визита в мой дом неожиданно отказался.

- Лучше встретимся в городе. Часиков девять. В нашем любимом ресторане.

Было одно заведение, которое работало с раннего утра. Там подавали прекрасные завтраки на европейский манер, и время от времени мы с Дмитрием Алексеевичем любили его посещать. Раннее утро, набережная, вид на Москву-реку, и ты - с чашкой ароматного горячего шоколада и со свежеиспеченным круассаном на тарелочке. Рядом мужчина, с которым ты провела страстную ночь. Одно время я любила встречать так день, смотрела на Димку, и представляла нашу с ним совместную жизнь. Мысли эти недолго тревожили мою душу и сознание, но несколько месяцев томительных страданий и пылких надежд я пережила. А потом всё прошло само собой. Когда поняла, что это у меня пылкие надежды, а Дмитрий Алексеевич старательно контролирует течение событий. В нужную ему сторону.

- Хорошо, - согласилась я, с неохотой вылезая из постели. – Я буду в девять.

- Извини, что вытащил тебя в такую рань, - сказал он мне, когда мы встретились спустя полтора часа. Я куталась в легкий кардиган, утро выдалось совсем не солнечным, а хмурым и с налетом дождя. Я вышла из машины, и ветер с реки тут же пробрал меня до костей. Я запахнула кардиган, смотрела на Дмитрия Алексеевича, который направлялся мне навстречу от дверей ресторана, где, судя по всему, меня поджидал.

Мы смотрели друг на друга. Кажется, с момента начала наших с ним запретных отношений, впервые мы не виделись столько недель. И теперь уже смотрели друг на друга совсем другими глазами. По крайней мере, я чувствовала какую-то неловкость. Будто должна что-то объяснить, оправдаться, а умом понимала, что не должна и не обязана. Потому что мы с Димкой уже ничего друг другу не должны.

- Пойдем внутрь. Я заказал тебе какао.

Я улыбнулась. Это был милый нюанс наших завтраков здесь. И всё-таки в его медоточивость влезла ложка дёгтя. Когда мы сели за стол, Абакумов всё-таки меня упрекнул:

- Ты даже не позвонила мне по возвращению.

Я виновато посмотрела.

- Я закрутилась, - сказала я, будто это что-то могло объяснить или извинить меня перед ним. – Приехала, и столько всего навалилось…

- Ну да, - вздохнул Дмитрий Алексеевич. Он очень внимательно меня разглядывал. А я старалась не смотреть ему в глаза, мой взгляд скользил по узлу его галстука, по воротнику накрахмаленной рубашки бледно-голубого цвета, по широким плечам под тканью дорогого пиджака. Поневоле, я мысленно отметила, что Дмитрий Алексеевич сегодня выглядит с иголочки. Настоящий франт.

Я не утерпела и спросила:

- У тебя большие планы на сегодняшний день?

Мне показалось, что Абакумов неожиданно стушевался.

- Почему ты спрашиваешь?

- Выглядишь очень… впечатляюще.

Он поднял руку и подтянул узел галстука. И сказал:

- Я об этом и хотел с тобой поговорить.

Не знаю почему, наверное, из-за его нервозности и официального тона, в голову мне пришла нелепая мысль, что Дмитрий Алексеевич собрался мне предложение делать. Я даже брови сдвинула, начала лихорадочно размышлять о том, что ему ответить и как твердо и конкретно обосновать свой отказ. А пока я размышляла, Димка всё это время меня разглядывал, а потом сказал:

- Марьяна, я увольняюсь.

Я моргнула.

- В смысле?

После того, как произнес это вслух, Дмитрий Алексеевич как-то заметно расслабился, откинулся на спинку стула, а взгляд, который мне достался, меня неожиданно покоробил. Абакумов как-то холодно на меня взглянул и с претензией.

- В прямом. Сегодня я официально подам заявление. Просто хотел, чтобы первой узнала ты. Чтобы всё по-честному.

Я глаза от него отвела, смотрела в сторону и думала. На душе было тяжело и неспокойно от его заявления. Хотя, если разобраться, ничего ужасного Димка мне не сообщал, и, вообще, это его полное право – распоряжаться своей жизнью, решать, где ему быть и с кем. Но мне всё равно было неспокойно. Наверное, от неожиданности постановки перед фактом.