Принцесса на горошине

- Я пойду к себе, - сообщила я. Шагнула в сторону двери, но голос Пал Палыча меня остановил.

- Марьяна, тебе надо покричать. Хочешь, на меня покричи, - предложил он.

Я глянула на начальника охраны. С сожалением.

- Мне убить хочется. Но страшно подумать о том, чтобы убить собственную мать.

Бутылка вина, которую я откупорила этим вечером, пряталась на подоконнике, за занавеской. От Шуры была припрятана. Сейчас мне было не до Шуры, я щедро плеснула в бокал, что стоял рядом, сделала несколько больших глотков. Вообще не полегчало. Вот вообще. И прав был Пал Палыч, хотелось кричать от возмущения и бессилия.

Странно, но мама ответила на мой звонок сразу. Я думала, что она не осмелится. Но она ответила, и голос её звучал проникновенно и заботливо.

- Я слушаю тебя, Марьяночка.

Прямой эфир, в котором она так славно поучаствовала, по всей видимости, закончился только несколько минут назад, и мне, куда благоразумнее было бы, не звонить ей, не общаться, хотя бы следующие пару часов, но я не смогла бы столько выдержать.

- Ты что наделала? – спросила я её, не обратив внимания на её ровный тон. – Ты что наделала?! – выкрикнула я в трубку.

- Не кричи, пожалуйста, - проговорила мама совершенно ровно. – Ты слишком бурно реагируешь.

- Бурно реагирую? – выдохнула я. – А как мне реагировать? Ты вышла и опозорила на всю страну отца, меня!..

- Я не позорила, - возразила она. – Я рассказала правду. Сказала, что я жива, что меня не хоронили двадцать пять лет назад, как того хотел твой отец.

Я зло рассмеялась.

- Да кому какое дело, жива ты или нет? – Я снова отхлебнула вина. – Ты пытаешься заработать на имени отца?

- Я сказала правду, - проговорила мама, и голос её заледенел. – И не надо на меня кричать.

- Это твоя правда, - отчеканила я. – А мне рассказывали другую правду. Ты хотела справедливости? Так появилась бы в то время, пока отец был жив. И рассказала бы свою правду, а он рассказал бы свою. Или так не надо? Так опасно? Побоялась?

- Я не понимаю, за что ты так со мной, - пожаловалась мама. – Неужели после всего, что я прошла, я не заслуживаю хоть немного сострадания?

- То есть, для сострадания ты выбрала всю страну? Чтобы высказаться, ты выбрала студию скандального шоу? Это ты так страдаешь?

- Не смей так со мной разговаривать! – потребовала она. – Ты сама виновата! Ты просто выбросила меня и сестру из своей жизни! Из-за какого-то мужика!

- Когда-то ты, из-за какого-то мужика, выбросила меня из своей жизни, - сказала я то, что думала, не скажу никогда. – Наверное, я похожа на тебя.

Повисла тишина, во время которой я подумала о том, что с этого момента, мы с мамой стали врагами. Наверное. Или, по крайней мере, конфликтными сторонами.

- Это твой отец всё сделал, - услышала я спустя минуту. – Он меня выбросил, как вещь, не пожалел!..

- Я не хочу это слышать, - пожаловалась я. И уверенно добавила: - И знать ничего не хочу. Всё, что я могу сказать, это то, что в моей жизни был только отец. Всегда, абсолютно в любой ситуации. А тебя не было. И я… - Я сделала вдох. – Я дочь своего отца. Я – Марьяна Дегтярева. И я стеной встану за его репутацию. Мама.

Это слово я проговорила как бы отдельно, и с особой интонацией. И почему-то подумала, что произношу его в последний раз в своей жизни. В ухо мне понеслись гудки, я опустила руку, в которой продолжала сжимать телефон. Допила вино в бокале. И разжала пальцы, когда пустой бокал из моей руки решили забрать.

- Хватит пить, - негромко попросил Давыдов.

Я даже не слышала, как он вошёл в мою комнату и когда, но, судя по всему, стал свидетелем какой-то части моего телефонного разговора с матерью.

Я на Марата посмотрела, из глаз потекли злые слезы.

- Зачем она это сделала? – задала я вопрос, на который и без того знала ответ.

- Потому что она на это способна, - ответил он.