Принцесса на горошине

- Марьяна, кого ты слушаешь?

А я смотрела на девушку. Затем кивнула, правда, вслух проговорила:

- Допустим.

Худенькая блондинка, поняв, что я не уезжаю, слушаю её, вскинула голову и взглянула на меня с вызовом.

- Она и моя мама.

Становилось всё интереснее и интереснее. Я снова окинула девицу изучающим взглядом. После чего поинтересовалась:

- Сколько тебе лет?

- Двадцать четыре.

У меня вырвалась усмешка.

- Дорогая, моя мать умерла, едва мне исполнилось три года, - пояснила я ей. – Ты никак не можешь быть моей сестрой. – Я опустила на глаза тёмные очки. Попросила: - Володя, поехали.

Водитель почти успел захлопнуть дверь со стороны моего сидения, как я услышала:

- Ты уверена?

Дверь захлопнулась, и я застыла в тишине. Пал Палыч тоже молчал, я только наблюдала, как он развернулся на сидении, уж как-то нарочито медленно, и в полном молчании принялся смотреть вперед через лобовое стекло. Володя открыл дверь со стороны водительского сидения, сел, посмотрел на начальника. Поинтересовался:

- Едем?

Я посмотрела за окно, девчонка всё ещё стояла рядом с автомобилем, не уходила. А у меня вдруг стало как-то очень неуютно, тревожно на душе. Рыков в ответ на вопрос водителя продолжал молчать, и это тоже сильно настораживало.

И я решила переспросить:

- Мы едем, Пал Палыч?

Он ко мне повернулся. Посмотрел на меня, очень выразительно.

- Марьяна, это незнакомая девчонка. Ты реально хочешь поверить её громким заявлениям?

Я сняла тёмные очки, посмотрела Рыкову в глаза. С огромным вопросом в глазах. И снова спросила:

- Мы едем, Пал Палыч?

Рыков тяжело вздохнул. Отвернулся. А я снова посмотрела на девчонку за окном. Сердце пустилось в суетливый пляс.

- Володя, пригласи её в машину, - попросила я водителя.

- Марьяна, ты совершаешь ошибку, - с нажимом проговорил Пал Палыч. – Александр Гаврилович бы не одобрил.

- Папы больше нет, Пал Палыч, - только и ответила я.

Дверь с другой стороны открылась, девушка села в салон, глянула на меня победным взглядом. И пообещала:

- Я всё тебе расскажу.

Завораживающее заявление, вот только радости особой в моей душе оно не вызвало. Автомобиль тронулся с места, я молчала, даже к окну отвернулась, но краем глаза видела, что моя гостья с восторгом оглядывает салон дорогого автомобиля, в котором оказалась.

- Как говоришь, тебя зовут? – спросила я.

- Лиля, - с готовностью отозвалась она. Повернулась ко мне. – Я так давно хотела с тобой познакомиться.

Пал Палыч шумно вздохнул впереди. Я буквально чувствовала его недовольство, но никак не реагировала. Мне хотелось разобраться в ситуации.

Я разглядывала девушку. Очень внимательно разглядывала. И понимала, что нечто общее, схожее в наших чертах лица есть. Форма носа, высокие скулы и глаза… Вот глаза у нас точно были одинаковые.

Черт.

Черт, черт. Я, вообще, ничего не понимаю.

- И откуда ты здесь взялась, Лиля? – поинтересовалась я.

- Да я уже некоторое время в Москве. В нашем-то захолустье не устроишься на нормальную работу. В Москве всё лучше. Живу вместе со школьной подружкой, мы комнату вместе в общежитии снимаем.

Я покивала, словно меня, на самом деле, интересовала вся эта информация. Интересовало меня совсем другое, правда, я безумно боялась задать вопрос.

- Марьяна Александровна, домой едем? – спросил водитель.

- Домой, - решила я.

Пал Палыч снова недовольно крякнул. И негромко проговорил, правда, я отлично расслышала:

- Вот Шура обрадуется.

Я с ним была согласна в этом вопросе, но и менять своё решение отправиться домой, не стала. Куда я должна была пригласить эту особу? В квартиру возвращаться не хотелось, просто не хотелось и всё. В ресторан? Сидеть с постной физиономией напротив неё за столиком и не знать, с чего начать разговор, что спросить?

А дома, как говорится, и стены помогают.

Всю дорогу я сдерживалась и главного вопроса не задавала. Хотя, в моём сознании происходила настоящая буря. Настоящий ураган из мыслей, вопросов, недоверия. Лиля что-то без умолку болтала, в основном про Москву, про то, что со школьных времен хотела перебраться сюда, я её мало слушала. Смотрела за окно и думала. Не знаю, сестра она мне или не сестра, но в первый момент у меня никаких родственных чувств к ней в душе не вспыхнуло. Какая-то непонятная, незнакомая девица, собирающаяся рассказать мне, как я неправильно жила всю свою жизнь.

Может, Пал Палыч прав? Меньше знаешь, крепче спишь?

Я вздохнула.

Может, и прав. Но что сделать? Остановить машину, выгнать её и уехать? Но ведь это не поможет мне забыть о её словах.

Я нервничала. Барабанила пальцами по кожаной обивке сидения.

- Ну, вот мы и дома, - буркнул Рыков, когда автомобиль въехал за ворота. Едва он остановился, я тут же дернула ручку двери и вышла, не стала дожидаться, пока Володя откроет для меня дверь. Мне казалось, что ещё несколько секунд, и я попросту задохнусь от бездействия.

Я вышла из машины и направилась к дому, слышала, как Пал Палыч за моей спиной говорит нашей гостье милое:

- Выходи уже из машины. Что ты сидишь?

- Марьяна. – Шура вышла мне навстречу. Встретила мой взгляд и остановилась, улыбка исчезла с её лица, и она тут же взволнованно всплеснула руками: - Что случилось? Всё плохо?

- Ещё не ясно, - честно ответила я. – Проводи нашу гостью в кабинет отца. Я подожду её там.

- Гостью? – переспросила Шура, но я не остановилась, чтобы хоть что-то ей объяснить.

- Какой огромный дом, - восторженно проговорила Лиля, через минуту появляясь на пороге отцовского кабинета. Шура довела её до дверей, кинула на меня вопрошающий взгляд, но я никак не отреагировала, и Шура лишь прикрыла за собой дверь, оставляя нас с Лилей наедине.

Я присела за отцовский дубовый стол, а сама снова приглядывалась к девушке. Ничего особенно запоминающегося или привлекательного в ней не было. Скажем честно. Смазливая мордашка, хорошая фигурка, взгляд настойчивый и достаточно нахальный. В общем, таких, как она, на улицах Москвы не счесть.

Заметно было, что девушка почувствовала себя более уверено, чем в момент нашей с ней первой встречи, когда она пыталась хватать меня за руки и что-то быстро говорила, стараясь заполучить моё внимание. Сейчас Лиля оглядывалась, расхаживала по кабинету отца и улыбалась.

- Мама говорила, что вы богаты, - выдала она, в конце концов.

А меня слово «мама» вновь будто ножом по сердцу полоснуло. Я сложила руки на столе, наблюдала за ней. Я молчала, никак не могла решиться заговорить, и Лиля в какой-то момент, судя по всему, почувствовала, что повисшая между нами тишина затягивается, и повернулась ко мне. Спросила:

- Ты мне не веришь?

- У меня нет повода тебе верить, - честно сказала я. – Я тебя не знаю.

- Я говорю правду, - упорствовала она. – Я твоя сестра. По матери.

- Моя мать умерла много лет назад.

- Кто тебе об этом сказал?

- Отец. Для чего ему врать про такое?

Лиля пожала плечами.

- Наверное, повод был. Кстати, ты была на её могиле?

- Мама похоронена и кремирована во Франции. Там, где погибла.

- Как удобно, - фыркнула девица. А мне за это фырканье захотелось схватить её за руку и вытолкать из моего дома. Правда, я даже не пошевелилась, осталась сидеть на месте. А Лиля приблизилась к столу, присела напротив меня, на самый краешек стула. Сложила руки на столе, наклоняясь ко мне, посмотрела прямо в глаза и сказала: - Марьяна, я говорю тебе правду. Я твоя сестра, а наша мама жива. Она живёт в Ржеве. Всего лишь двести километров от Москвы.

Я невольно нахмурилась.

- Ржев? Причем здесь Ржев?

Лиля откинулась на стуле, развела руками.

- Мой отец оттуда родом. Вот мы и живём там последние двадцать лет.

- Бред какой-то, - вырвалось у меня.

- Хочешь, я тебе фотографии покажу?

- Фотографии?

- Мамы. И меня. У тебя есть её фотографии?

- Есть, - осторожно кивнула я.

- Думаю, она сильно изменилась. – Лиля хмыкнула, вдруг призадумавшись. – Всё-таки столько лет прошло, да и… уровень жизни у неё изменился. Но всё равно ты сможешь её узнать.

Я с замиранием сердца следила за тем, как Лиля достает из сумочки смартфон, что-то в нём отыскивает, а потом протягивает его мне. Я не взяла его в руки, только взглянула.

На экране было фото женщины… Я сделала осторожный вдох, буквально втянула в себя воздух, едва не задохнувшись при этом.

У меня были фотографии мамы, достаточно много. Они были собраны в специальном альбоме, и с моих лет восьми хранились в моей комнате. В детстве я достаточно часто на них смотрела, даже разговаривала с ними. Мне хотелось, чтобы у меня была мама, как у всех детей, но папа всегда с сожалением говорил, что с судьбой не поспоришь. Случилось так, как случилось, и мы остались с ним вдвоем. Мама погибла в автокатастрофе, в одну из их поездок во Францию. Страшная авария на серпантине, машина сорвалась с обрыва, и опознавать, в принципе, было нечего, поэтому он и принял решение о кремации. Повзрослев, я задала отцу вопрос: почему он решил похоронить маму не на родной земле, а он, после короткой паузы, сказал, что мама очень любила Францию.

Сейчас, вспомнив обо всём этом, я впервые подумала о том, как глупо звучали аргументы отца. «Мама любила Францию». Но я была не приучена сомневаться в его словах, и тогда поверила безоговорочно. А теперь вот… чувствую себя глупо.

А сейчас незнакомая девица, сидящая напротив меня, пытается убедить меня в том, что моя мама не погибла, что она все эти годы жила в соседней области, вышла замуж, родила ребёнка. И что на фото, что она мне сейчас показывает, на самом деле моя мать.

Я до боли в глазах вглядывалась в фотографию. И то, что я видела, медленно меня убивало.

Конечно, это была не та красавица, что на фотографиях, которые я хранила в своём альбоме. Моя мама, на самом деле, была красавицей. С моим отцом у них была солидная разница в возрасте, двадцать лет, они познакомились случайно, на улице, как рассказывал мне отец. Тридцать лет назад Александр Дегтярев ещё появлялся на улице без охраны, и случайные знакомства были ему доступны. Я никогда не сомневалась в правдивости его рассказов. В моём детстве, папа время от времени садился вместе со мной смотреть фотографии моей мамы, рассказывал об их жизни, об их первой встрече, и я всегда видела, что он искренне тоскует по тем временам. Вспоминает о маме с любовью. Папа всегда говорил, что мама была красивой, доброй и замечательной женщиной.

С фото, что показывала мне Лиля, на меня смотрела женщина, очень похожая на мою маму. Овал лица, разрез глаз, улыбка. Но, в то же время, это была не она. Годы наложили свой отпечаток, морщины и усталость в глазах, немного растрёпанная причёска. Мне бы очень хотелось сказать, что это не она, повернуться к этой девушке, и сказать, что она, если не обманывает, то ошибается в нашем с ней родстве. Я очень хотела сказать, что женщина на фотографии нисколько мне не знакома.

Но я не могла этого сделать. Я её узнала.

И объяснения этому факту в моём сознании никак не находилось.

- Ты ведь узнала? – спросила меня Лиля, пытливо вглядываясь в моё лицо.

Я чуть отодвинулась. И чтобы как-то удержаться от взрыва чувств, суховато проговорила: