Пионеры всегда помнят свои обычаи и законы

Встретиться взглядами с тремя бестелесными призраками, красивыми, как даже не рисуют на картинах, печальными и удивительно тепло схожими между собой чертами правильных, приятных лиц. Мертвых, мертвых лиц.

Никаких вытянутых вперед рук, телевизорной ряби и неразборчивых бормотаний, типа «ты разбудил нассссс, ты теперь нам заплатишшшшь, мы пришшшшли за тобой…». Но их молчаливая грусть пугала гораздо больше. Это было невыносимо. Еще и потому, что он после той встречи отчасти на них походил.

Ренат не хотел пережить снова ту встречу, ни мертвым, ни еще живым. Превратиться в бессвязно шепчущую какие-то отрывки предложений Светку ему тоже совсем не хотелось. И седеть, раз уж естественным путем не поседеешь. Поэтому он просто сидел на скале, болтал в соленой воде ногами и вытаскивал из волос сухую траву. Вспоминал этот же пляж двадцать с лишним лет назад и на опасную секунду давал себе сладко обмануться им, поверить шепоту волн и барханам песка – что он вернулся во время, которого больше никогда не будет.

Это было чудо как легко и хорошо.

1985 год. Обычное лето

Смена продолжалась. Ни руководство лагеря, ни вожатые не паниковали и не переживали – по крайней мере, внешне: не только репутация, но и девочка была спасена. Ее и правда забрали родители, а она все жалась к маме, упорно не оглядывалась, так что ребята, как ни старались, не смогли ни на мгновение выхватить ее взгляд. Больше об этом не говорили.

А на следующий день снова лил дождь. И на следующий. Смывал следы поисков и следы чего угодно еще на земле, смывал остатки этой истории, как ее услужливо затирала бы память. А потом вдруг к вечеру распогодилось: небо посветлело, сквозь завесу облаков проглядывало чистое закатное небо, а капли воды алмазами блестели на всем, что недавно выглядело угрюмым и замерзшим.

Парни-вожатые за четверть часа отыскали где-то сухие дрова, сложили их на костровой. За минуту пионеры окружили их, загалдели десятки голосов, запахло оживлением, хлебом, чтобы жарить его над огнем, энтузиазмом и, в общем, настоящим пионерским лагерем. Уже тренькала пока невидимая в толпе гитара.

Вожатая в компании своих коллег снова рисковала голосом:

– Пятый отряд, сядьте на свои места! Второй – вот ваши! Не лезьте в костер! Не бросайте туда мусор! Ребята! Ребята, вы же пионеры! Ребята!..

Они поддавались неохотно, словно голоса наставников и наставниц прорывались сквозь плотный слой ваты. Удивительное дело: к костровой все бежали, обгоняя ветер, но рассаживались по местам с грацией тысячелетних старух. Гитара переходила из рук в руки, хотя пока не было сыграно ни одной песни.

Дрожали голоса и трепетали сердца. Лагерь ожил, уже ощущая на вкус, уже предвкушая, как грусть, скуку и страх выжжет веселый огонь.

Наконец, расселись. Угомонились даже самые хохочущие и самые дерзкие, все, все сели и вперили взгляды в разгорающийся огонь. Пламя занималось неохотно, с ленцой, но все же занималось – и чем выше поднимался костер, тем тише становился нестройный гул голосов и тем быстрее темнело небо.

Многое может измениться, многое может случиться, но есть в течении жизни словно реперные точки, отмеченные самой вселенной. Они будут неизменны, шел ли дождь или выжигало все на своем пути палящее солнце. Они просто будут. Так был в тот вечер пионерский костер и была гитара, был танец искр между землей и небом. А остального и не было.

Тарасов вдруг казался самым младшим из своего отряда, совсем мальчишкой, октябренком, далеко еще не «парнем» и не «молодым человеком». Если он и замечал это, то ему, конечно, нравилось.

Зато Оксана словно притихла, была необыкновенно задумчива и спокойна. А Марина рядом с ней хохотала за двоих, полной грудью вдыхала воздух, пахнущий растопкой и хвоей, сухарями и мокрой землей, и, раскрасневшаяся, энергично кивала в ответ на какие-то нашептанные Димой ей на ухо глупости.

А Ренат… он и не изменился, вроде. Остался такой, какой был. Просто Ренат, что с него взять. И когда пришло время рассказывать истории по кругу, делясь сказками, выдумками и фантазиями, которые напел им за эти несколько дней затяжной дождь, именно Ренат взял слово, подняв палец и терпеливо дожидаясь тишины. Тишину ему сделали за полминуты, до того непривычно было видеть его в роли рассказчика. Ренат не обиделся, только сам себе улыбнулся. И начал:

– Знаете, что было здесь, в Крыму, во время Великой Октябрьской Революции и несколькими годами позже? Здесь большевики уничтожали всех возможных врагов, чтобы обезопасить партию. И была здесь одна семья, фамилию которой вымарали изо всех архивов, и известно только, что были в этой семье два брата, которые стали белыми офицерами, и их младшая сестренка, которая очень их любила. И братья ее любили тоже. Они все детство проводили вместе, уплывали далеко в море, прыгали со скал в воду и бегали друг за дружкой по пляжу. А потом прошло много лет, большевики обезоружили братьев, уже взрослых офицеров, и собирались расстрелять их за измену Родине. Сестренка хотела помочь своим братьям, принести револьверы, патроны, спасти их и спастись самой, поэтому спрятала оружие на островке и помогла им и их друзьям бежать. Но большевики не дремали, и убили сначала ее, потом двух друзей, а напоследок ранили в спину обоих братьев. Они все-таки сбежали, добрались до острова и отыскали оружие, но не успели им воспользоваться: девушка так тщательно заворачивала патроны, чтобы они не намокли, что братья умерли от ран прежде, чем смогли развернуть клад. На острове, только камни, скалы, белый тайник с оружием и два непогребенных скелета братьев-офицеров. Лежат, наверное, и по сей день там, потому что никто об этом не знает и некому больше их спасать. Такая вот история.

Воцарилась тишина, нарушаемая только треском поленьев в костре.

– И в чем, Ренат, ее мораль? – спросила вожатая, кашлянув и как-то неловко управляясь с голосом. Ей показалось, что она зря это сказала, но кто-то же должен был?

Ренат усмехнулся совершенно тарасовской усмешкой.

– А нет ее. Просто такая история о неудачном побеге, – и, не услышав от вожатой больше ни слова, Ренат с каким-то внутренним вызовом оглядел круг ребят. – Еще вопросы?

Взметнулась рука.

– А во что она спрятала оружие?

– Вот в такой ящик из тонкого железа, с острыми краями и выгравированном на крышке их общим портретом. Работы неизвестного мастера. Подарок на новый год.

Марина что-то прошептала Диме на ухо, тот легонько толкнул ее локтем под ребра. Краем глаза она заметила, что Окс нахохлилась и обхватила себя руками, словно бы замерзла, хотя от огня шел жар, да и ночь была теплой. Марина еще подумала, что Тарасов тоже должен был это заметить…

– А откуда ты все это знаешь, если ничего так и не нашла и вообще некому искать? – спросила она, не поднимая руки.

Ренат кивнул вопросу, словно учитель, ждавший этого то своей самой догадливой ученицы.

– Моей бабушке это приснилось в ночь, когда ее предки-татары много веков назад молились своим идолам. Ей иногда много всякого снится, а я приезжаю в деревню и слушаю эти истории. В основном они плохие, скучные, но попадаются такие, как эта. Особенно они хороши, если умеешь придумывать сценарии, – он улыбнулся, показав зубы. – Она сказала, что там теперь будут твориться вещи странные и страшные, что белые офицеры и их сестра вернутся и уведут с собой любого, кого захотят, и он навсегда застрянет во времени. А кому-нибудь из вас что-нибудь снится?

Тему подхватили, принялись обсуждать, шептаться и рассказывать в голос одновременно. Вожатые махнули рукой и не стали вклиниваться – только сидели и слушали тянущиеся одну за другой байки, чуть снисходительно, чуть сонно, витая наполовину в своих мыслях. Вожатая коснулась руки парня с гитарой и не дернулась в сторону, только алые отсветы костра ярче расцветили ее лицо.

Вечер плавно перетекал в ночь, рассказы о снах – в сны, а сны – в жизнь, замысловатую, постепенно приобретающую новые цвета, как приобретали цвета телевизоры с непрерывно растущими экранами.

Окс молча встала и побрела прочь от костра, забыв одернуть платье и поправить волосы. Еще одна тень метнулась следом за ней.

Одиночество девочки нарушили едва слышимые шаги за спиной. Стоптанные кеды, загорелые длинные ноги и танцующий шаг.

– Тарасов, – утвердительно.

Он не ответил, только подошел еще ближе и осторожно обнял ее, окружая запахом дыма. Окс уткнулась носом в соленое плечо, и это выдало ей еще один крохотный, неважный секрет: Тарасов снова бегал под дождем купаться. Ему легко было доплыть до острова в любую погоду.

Самонадеянно и бессмысленно.

Их поглотила темнота, и сказали ли они что-нибудь друг другу, стало еще одним крохотным и неважным секретом. Пионерские лагеря ведь и нужны, чтобы эти секреты собирать и хоронить, да?

-–

Фотография на обложке сделана автором книги