Пионеры всегда помнят свои обычаи и законы

– Партия – наш рулевой, – хмыкнул Юра. – Половина одиннадцатого так половина одиннадцатого. И никаких «где-то».

Марина кивнула, словно записала домашку и включила ее в свои планы на вечер.

Им было по тринадцать-четырнадцать. А двадцатилетняя вожатая, конечно, не была ни великим стратегом, ни гениальным дипломатом. Зато ей нравился вожатый четвертого отряда «Звонких», песни под гитару и мешок сушек вперемешку с челночками, который пускали по кругу. Она провела свечку, уложила всех своих подопечных спать и проверила комнаты еще по одному разу – все, даже бешеные, вели себя прилежно. Предыдущий отряд был у вожатой совсем малышней, если затевали что-то, это было слышно за полчаса и за пятьдесят метров.

Все это вместе стало деталями ее большой ошибки. И большой удачи, если смотреть с другой стороны баррикад.

Они возникали из темноты один за другим, подобно серым густым теням. Тарасов был на месте первым – стоял, как непоколебимый страж, и молча рассматривал черное небо, смотрел туда, где едва угадывался горизонт – по оборвавшемуся ковру звезд. Ренат тоже недавно вылез из кустов, ругаясь злым шепотом, долго отдирал от себя какой-то мусор и отчаянно скреб ногу, то ли укушенную, то ли ободранную.

– Расчешешь – только хуже сделаешь! – Саша не выдержал и шикнул на него, тот пожал плечами и выпрямился. А сам предложил чесаться уже ребром подошвы кроссовки.

Марина вышла из-за корпуса, высокая и очень прямая, все в той же легкой кофточке и в красном галстуке, таком партизанском и чужом ночью. Кажется, ей было ни на грамм не страшно. А если бы и было, Марина ни за что не дала бы остальным это понять.

Перила балкона перемахнул Юрка, приземлился смазано, некрасиво – но беззвучно расхохотался, и остальные тоже сложились пополам от сдерживаемого смеха.

– Че ржете? – и новый взрыв хохота, старательно проглоченного и загнанного обратно в горло, чтобы не разбудить весь лагерь.

С балкона этажом выше хихикнули – Окс помахала друзьям рукой и скрылась за занавеской. Скоро она придет, если не попадется вожатой – а она-то не попадется.

И вот все в сборе.

Так же, как появились, бесшумно и по цепочке, тени пионеров нырнули в черноту живой изгороди и растворились в самом сердце лагеря. От них остался только шепот шагов, шелестящее хихиканье и звук, который издает Тарасов, если ткнуть его под ребра, а он старательно зажимает себе рот ладонями – то ли послышалось, то ли нет, то ли было, то ли нет.

И почему-то от этой ночной вылазки веяло неисправимым теплом, как бы ни морозил кожу соленый морской ветер.

Пятеро пионеров добрались до границ того мирка, который успели рассмотреть в первые дни: столовка, корпуса, костровое, дорожки между живыми изгородями из какого-то куста вроде мягкой туи, чуть подальше – амфитеатр и медпункт. Позади остались те тропки, которыми водили их вожатые.

Тарасов перелез через упавший заборчик и ступил на хрустящую иссохшую траву. Начинались нарушения правил.

– Ну что, идете? – он почему-то все еще шептал.

– А вдруг там змеи? – Юрка поморщился, хотя бесстрастно перелез заборчик следом за товарищем.

– Ну кто круче, ты или змея?

Впереди вырисовывался остов закрытого на ремонт корпуса «Люкс» и какое-то несуразное, медузообразное здание, смахивающее на беседку. Слышался голос моря, и огоньки обитаемой части лагеря только едва-едва просвечивались из-за деревьев.

Было такое время, такой год или несколько таких лет, что дальние углы небольших летних лагерей как-то сами собой обрастали такими остовами, как морское дно затонувшими кораблями. Их клянутся достать, подлатать и снова спустить на воду, но на самом деле, если трюмы не таят сокровища, то черта с два их про них кто-то вспомнит. Лагерь, который «не «Артек», конечно», сокровищ в дальних неудобных корпусах не таил, это уж точно.

А Окс кашлянула, чтобы ей тоже дали пролезть в самой низкой части заборчика:

– Мы так шумим, что разогнали всех змей в округе, и они сейчас рвут когти подальше от нас, – она задрала обгоревший точеный носик. – Мы – змеиный ночной кошмар.

Марина перелезла следом за ней, даже не опиравшись руками для равновесия. И, как бы между делом:

– А совы?

– А че тебе совы, съедят они тебя? Ты чай не мышь.

Ренат не выдержал и заржал, громко, в голос – рвано расхохотался и тут же зажал себе рот ладонями, сгибаясь пополам и утыкаясь прямо лбом в мертвую траву. Он выхватил взглядом из темноты бледные спинки спящих улиток, гроздьями на этой траве угнездившихся. За несколько вдохов и выдохов загнал смех туда, откуда он отчаянно рвался наружу.

– Простите, народ, это нервное, – отмахнулся он от шипения со всех сторон.

На него смотрели как на врага народа, но то, что на внезапный взрыв хохота не сбежались ни мужики в форме, ни армия негодующих вожатых, ни даже все окрестные змеи, весьма отрезвляло. Ребята замерли, прислушиваясь и уточняя, правда ли к ним не летит со всех ног ни одна из этих напастей.

«Из напастей только комары, – про себя проворчал Ренат, принимаясь скрести где-то под коленкой и тут же натыкаясь пальцами на кровавую каплю – бывшего комара, – да и те какие-то доходяги».

И к ним все еще никто не бежал. На самом деле, всем было попросту наплевать.

Они осознали это спустя еще восемь секунд напряженной тишины в ожидании, и… И свобода обрушилась им на буйные пионерские головы, словно ушат ледяной воды.

Сашка Тарасов, конечно, встрепенулся первым.

– Ну что, айда в заброшенный корпус?! Там наверняка не очень плотно все закрыто, но лестницы должны быть еще крепкие. Идемте!

– А что ты собрался там смотреть? Грязные стены? – Марина нахмурилась, прикусила губу. – Звучит ужасно скучно.

Остальные молчали – было, в общем-то, все равно, где нарушать правила. И потом, если будет скучно, всегда ведь можно уйти, да?

Это и озвучил пройдоха-Ренат.

– А еще, – подлила и Оксана масла в огонь, – там могут быть какие-нибудь бумаги или забытые вещи, или еще что-нибудь, интереснее! Здорово, что мы не знаем даже, но любопытно же посмотреть!

– Не то чтобы очень.

– Маринка, ты че?! Чур не обламывать все веселье! – в голосе девочки зазвучали угрожающие нотки – уж это она умела.

Тогда Юрка фыркнул, как-то даже примирительно, приобнял ее за плечи и мягко повернул прочь от подруги, лицом к недалекому морю.

– Разругаетесь и точно никому уже не будет весело. А? Саш, скажи, мы туда ненадолго, да? Когда кому-нибудь одному надоест, сразу выйдем и пойдем дальше.

Тарасов важно кивнул, и, пока никто не передумал, взял курс прямиком на корпус «Люкс» – и по пути успел утянуть за собой мигом подрастерявшую весь свой пыл Марину. Она шагала за ним все еще с недовольной миной, без особого восторга, но была вынуждена признать, что все же что-то любопытное в стенах корпуса может найтись. А лестницы… не прошло еще столько лет, чтобы они всерьез повредились и стали небезопасными.

Оксана и Юра над чем-то посмеивались за ее спиной, и девочка попыталась прислушаться, не звучит ли там ее имя. Но все, что она успела уловить – это «сходить с тропы» и «черная река». Не очень-то походило на обидные слова о друзьях…

– Даже не пытайся, – вынырнуло из темноты возле ее плеча.

– Ааа! Ренат, ты совсем дурак?!

Тот пожал плечами, не изменившись в лице. И спокойно продолжал:

– Даже не пытайся подслушивать за ними. Так ты можешь упустить куда больше интересного рядом с собой или… – многозначительная пауза, невинная улыбка.

– Или что? – нетерпеливо буркнула Марина.

– Или наступить в кошачье говно. Тарасов то его мастерки обходит, а ты не бдишь, подруга.

И мальчишка ловко поднырнул под рукой, нацелившейся отвесить ему подзатыльник, а потом легко отбежал вперед. Окс и Юра захрюкали над ней, Тарасов обернулся и подмигнул – и про тишину окончательно забыли, просто выбросив из головы что требования вожатой, что проклюнувшийся было инстинкт пионерского самосохранения и обязательности. На том заросшем пустыре было просто весело, да и все.

Так что они пробирались дальше и дальше, то вспомнив героев из недавно прочитанных историй, то дразня друг дружку совами и кошачьими тайниками – и никто из пятерки так и не услышал и не увидел, что за ними еще с четверть часа кралась какая-то тень. Потом, когда они уже высовывались из окон закрытого корпуса, и правда скучного, как сон-час, тень замерла, выждала минуту и утекла восвояси, растворившись в зарослях возле разбитой дорожки и оставшись незамеченной до самого конца.

Горнист играет три

Они проснулись наутро как ни в чем не бывало, и были, может быть, даже бодрее обычного. Общее приключение только объединило их. Вожатая не могла понять, как так быстро сплотились ребята, еще вчера шипевшие друг на друга по любому поводу и не упускавшие случая подцепить другого из-за пустяка. Скажи ей кто-нибудь, что самые непионерские действия, нарушения общественного порядка и непослушание привели к таким результатам, она рассмеялась бы и не поверила в виновность приключенцев.

Оксана даже спала на толстой книге, не боясь помять или уронить ее под кровать, в невытертую пыль. Вернее, боясь не впитать из этой истории все до капли больше, чем помять или уронить.

После обеда в окне их спальни на восьмерых девчонок появилась вихрастая голова Рената.

– Эй, Окс, ты идешь? – громкий шепот, хотя кто в тринадцать спит в тихий час?

Окс вскочила, даже не обувшись. Обувь схватила в одну руку, книгу – в другую, и вылетела на балкон, каким-то непостижимым образом зацепив с собой еще и Маринку. Та не возражала.

В тихий час лагерь странно преображается, из живого, неутихающего оплота пионерии превращаясь в какой-то законсервированный остров, словно пленочный кадр, сохраненный навечно. Раскаленный солнцем песок хранит отпечатки подошв. Площадки, костровые, скверики и бюсты пионеров затаиваются, замирают. Кое-кто плавится под палящем солнце, кое-кто нежится в благословенной тени. Под краниками на пути с пляжа высыхают натекшие за утро лужи, по балконным перилам – знамена полотенец и мокрых плавок. Где-то украдкой бренчит гитара.

Стоит тишина. Не та, звенящая, какая бывает ночью в гулком длинном коридоре, и не та, давящая, как на контрольной. Особая тишина дремлющего пионерского лагеря, тишина дракона, уснувшего на горе золота.

Хочется или ворваться к нему с безудержным ором, но от этого тебя берет дрожь. И ты крадешься по песку, стараясь слиться с ним, почувствовать его, впустить в себя все полуденное тепло.

На старом месте встретились пятеро пионеров и уже знакомой тропкой выбрались из тех мест, где еще действовала истончающаяся в каждой такой вылазкой власть вожатых.

Марина единственная надела панамку, и теперь на нее поглядывали с завистью.

– У меня есть кое-что на примете, – Саша начал заговорщически, но его голос звенел, выдавая мандраж, – кое-что, что нам точно подходит.

Юра пихнул его локтем:

– Сначала нужно рассказать сюжет!

– Давай сам тогда. Надо было сделать это когда-нибудь с утра.

– Вожатая бы пристала с расспросами, и от нее потом не отвяжешься, – Ренат поддержал Юру, но на самом деле он поддержал того, кто меньше орал и выдавал больше конструктива.