Алуим

глава 8

Жива эта ночь. Жива духом славянским да силой нечистою.

Горят, горят костры ритуальные, лаская языками сонное небо. Озарена тьма светом душ наших и глаз наших. Очисти же, огонь священный, дев наших и предохрани от немочей, порчи и заговоров. Обличи ведьм да не дай им сгубить покосы наши да детей наших.

Во славу твою, Бог Солнца, поём мы песни да ведём хороводы. Для тебя плетём венки и жжём хворост. Ибо чтим тебя с незапамятных времён и надеемся на благодать твою.

Но не дремлют демоны в ночь святую. Оживает и проказит всяка нечисть, выходит из воды и снуёт среди нас. Убереги же, крапива, от ведьм коров наших. Сохрани, конопляный цвет, от бесов лошадей наших. Отгони же, боярышник, вампира и мару от домов наших.

Откройся же мне, папоротника цветок. Надели чудесными возможностями. Научи понимать животных язык, видеть клады и входить в сокровищницы, повелевать землёй и водой, принимать любое обличье…

Ладно, шучу.

Сегодня шестое июля — вечер накануне Ивана Купалы. Этот старинный языческий летний праздник в украинских сёлах считается одним из любимых наряду с Днём молодёжи и Днём независимости. У орешковского дома культуры собралось большое количество людей всех возрастов, в том числе, пришедших сюда из Красноармеевки. Минутами ранее многие из них танцевали под какую-то зажигательную этническую композицию, льющуюся из огромных чёрных колонок. Но она закончилась, и сейчас все вынуждены слушать заунывную песню на украинском языке, которую исполняют со сцены шесть девушек в красивых белых «вышиванках» и с венками на головах.

Горят два костра. Один — слева от толпы, рядом с памятником Ленину. Большой, яркий. Трое мальчишек подкидывают в него хворост. В центре костра стоит высокий деревянный столб, на верхушке которого в горизонтальном положении закреплено колесо от телеги. Второй — далеко справа, у проржавевшего забора. Он скоро потухнет. Его специального развели подальше от брезентовой торговой палатки, чтобы огонь случайно не перекинулся на неё. Развели и забыли.

В толпе носятся ещё несколько мальчишек, загримированные под чертей. Намазаны чем-то чёрным, со светонакопительными рогами на головах, с привязанными к штанам хвостами-верёвками. Одни брызгаются водой из пластиковых бутылок, другие пугают всех свежими стеблями крапивы. Людям нравится. Некоторые сами подставляют руки, хотят получить праздничный «ожог». За порядком следит местный участковый, распивающий водку с кучерявым круглолицым мужичком — директором красноармеевской школы — на капоте его зелёного «Москвича».

Я и Татьяна стоим позади всех, почти у самой дороги. Мы отошли, потому что Татьяна не захотела быть обрызганной. С улыбкой наблюдаем за происходящим.

— Ты веришь в Бога? — спрашиваю я.

— Да. Наверное.

— Почему?

— Надо во что-то верить.

— И это все причины?

— Нет, — Татьяна задумалась. — Верю, потому что мечтаю прожить ещё одну жизнь. Пусть и не вечную. Страшно представить, что всё когда-нибудь закончится. Верю, потому что вселенная не похожа на хаос, возникший по случайности. Она продумана и отлажена. И ты — один из тех, кто меня в этом убедил. Верю, потому что надеюсь на лучшее. Однажды добро избавит мир от зла.

— У тебя на шее крестик.

— Да.

— Значит, ты православная христианка?

— Значит, да.

— И ты крещёная?

— Да. В два годика меня крестили. А почему ты спрашиваешь?

— Здесь две сотни людей. И почти все считают себя православными христианами. У многих кресты на шее: деревянные, серебряные, золотые. Вон, у того мужика даже на руке наколот. Все отмечают Рождество и Пасху. Кто-то ходит в церковь свечки ставить. Но при этом сейчас они беззаботно гуляют на языческом празднике, который осуждается представителями духовенства. Жгут костры, обливаются водой, гримируются в нечисть, пьют пиво и водку, а позже пойдут к реке…

— Никто из присутствующих не делает ничего плохого.

— Я никого не упрекаю. Наоборот, я всегда был против глупых запретов. Но мне интересно, что значит для людей религия, в которую их обратили не по своей воле?

— С чего ты взял?

— Ты сама сказала, что тебя крестили в два года. Разве это твой выбор?

Татьяна молчит.

— Ты веришь в доброту и справедливость, и я тоже. Это что-то глубинное, фундаментальное. Для такой веры не нужны особые дни, правила и символы. Она постоянна. А всё остальное — лишь привычки, развлечения, ритуалы. Вот чем Рождество для всех нас отличается от других праздников? Промежуточный день между Новым и Старым Новым годом, когда принято разбрасывать рис по подъездам и гадать на картах. День космонавтики, Троица или Ивана Купала — мы с радостью выпьем и потанцуем по любому из поводов. И не говори, что стуканье яйцами — не главный ритуал Пасхи.

Татьяна смеётся:

— Согласна.

— Ну вот.

Сегодня днём я зашёл к Татьяне и предложил вечерком прогуляться в Орешковку. Развеяться, поучаствовать в конкурсах, погода-то хорошая. Татьяна охотно согласилась. Мы шли сюда пешком. Наперебой болтали о всякой ерунде, часто смеялись и будто бы невзначай касались друг друга. Про понедельник старались не вспоминать, делая вид, будто его и не было. Думаю, мы оба просто не знали, что вообще можно сказать на этот счёт. Весь день я проходил в тёмной рубашке с длинным рукавом, скрывая от Татьяны и бабы Лены рану на левой руке. Ночью я обработал её зелёнкой и перебинтовал. Но объяснять, откуда она взялась, мне не хотелось.

— Так я не поняла: сам-то ты веришь в Бога? — спрашивает Татьяна.

— Возможно, да. Но я не верю в религии.

— Почему?

— Не знаю. Мне кажется, если Бог и есть, он не такой, как в книгах. Он… другой.

Вдруг со спины мне что-то надели на голову. Тут же снимаю. Широкополая соломенная шляпа, весьма потрёпанная, с узкой оранжевой лентой, обмотанной у основания. Оборачиваюсь и вижу Мальвину. На ней чёрная свободная футболка и спортивные штаны. Волосы покрашены в рыжий и сплетены в косу. Косметики практически нет. Она сейчас — полная противоположность своего привычного образа.

— Надень обратно и пошли ближе к толпе, — хватает меня за левую руку и тянет за собой. Резкая боль, но я стараюсь этого не показать.

— В чём дело?

— Скорее пошли, говорю.

— Куда?

— Они здесь. Ищут нас.

— Да кто?

— Вчерашние друзья.

Мальвина продолжает тянуть меня за руку. Резким движением, через боль, высвобождаю ладонь.

— Да подожди ты!

— Дурак. О тебе же беспокоюсь.

Поворачиваюсь к Татьяне. Она смотрит на нас непонимающим и возмущённым взглядом. Её глаза требуют объяснений.

— Это твоя девочка что ли? — спрашивает Мальвина.

— Да, — твёрдым голосом отвечаю я.

Мальвина ухмыляется:

— Целуешься со мной, на свидания ходишь, а у самого девочка есть? Ну как тебе не стыдно, красавчик! Пудришь нам, наивным дурочкам, головы.

— Это правда? — в глазах Татьяны читается неверие словам незнакомки. И если я отвечу «нет», скорее всего, она не усомнится.

— Правда.

Я не смог соврать, но что это меняет? Такая честность не превратит в рыцаря на белом коне. Голос ровный, спокойный. Сейчас не та ситуация, чтобы извиваться и просить прощения. Мой ответ и так унижает Татьяну. И ей было бы вдвойне обидней видеть пристыженность на моём лице.

Опустив взгляд, Татьяна несколько секунд размышляет над услышанным. После чего, без лишних слов и выяснения отношений, с присущим ей достоинством, разворачивается и идёт в сторону угасающего костра, к повороту, ведущему домой. Хочу догнать её, остановить. Но понимаю — это бессмысленно. Я не найду, что сказать, а ситуация уже всё сказала за меня: Влад не получил в понедельник желаемого и пошёл на свидание с другой. Всё логически просто, пусть и не совсем верно. Только выстраивать хронологию событий, начиная с воскресенья — не оправдание, не спасение, а контрольный выстрел в упор.

Вот так что-то и заканчивается. Тихо. Без скандалов и раздирающей душу скрипки…

— Да кончай сопли пускать. Пойдём скорее, — говорит мне Мальвина.

Со злостью хватаю её за руку выше локтя.

— Зачем? — цежу сквозь зубы. — Я же тебе помог.

Изобразив заботливое выражение лица, Мальвина поднимает свободную руку и аккуратно поправляет ворот моей рубашки:

— Маленькая женская месть. Больше не будешь лезть целоваться, когда девушка сопротивляется.

Смотрю в эти большие, красивые, невинные глаза и понимаю: как же с женщинами всё-таки трудно.

— Что, ударишь меня?

— Это не поможет…

Мальвина победно улыбается, затем оборачивается в сторону торговой палатки.

— Приплыли!

— В чём дело?

— Засекли. Вот зачем ты шляпу снял?! Я же специально для тебя её стащила.

У палатки замечаю Пуха в жёлто-белой полосатой футболке. Рядом с ним стоит парень, который вчера приходил с лысой девушкой, а также ещё двое неизвестных мне парней. Пух указывает на нас и что-то им говорит. Те согласно кивают, но пока стоят на месте из-за присутствия участкового. Однако бутылка водки в руках директора школы опустела, и эти двое явно собираются ехать за «дозаправкой».

— Как они узнали, что мы тут? Твой знакомый сдал?

— Вряд ли, он надёжный малый. Мы шли пешком через весь город. Любой таксист мог обратить на нас внимание. Но они здесь не целенаправленно, так, для проверки. Праздник есть праздник, а твою седую голову легко заметить.

— Что теперь? Я со всеми не справлюсь.

— Сейчас решим…

Девушки заканчивают петь и удаляются, унылая музыка наконец-то замолкает. Толпа провожает их жидкими аплодисментами — люди жаждут веселья, грустные песни не соответствуют всеобщему настроению. На сцену выходит ведущая мероприятия с венком из ромашек на голове, делает финт рукой:

— Ну что, — громко произносит в микрофон, — пора провести ещё один конкурс, — толпа одобрительно гудит. — Я приглашаю сюда хлопцев и девчат. Желательно парами.

— Пойдём на сцену, — выпаливает Мальвина, видя, как участковый садится в «Москвич» директора школы. — Там нас не тронут, будет время подумать.

Она права, нужно выкроить время. Толстый и его парни уже направляются в нашу сторону. Быстро сближаемся с толпой и просачиваемся к сцене. Нам охотно уступают дорогу, ведь мы — добровольцы, которые будут всех развлекать. Поднимаемся по ступеням и оказываемся рядом с другими участниками. Тут ещё пять парней и пять девушек, больше желающих не нашлось. Сын заведующей клубом, сидящий за столом с ноутбуком у стены здания, включает бодрую музычку. Народ аплодирует его выбору.

— Шесть пар. Сейчас заставят в «Варшлёп» играть, — на ухо говорю Мальвине.

— Если на деньги, вообще шикарно, — с улыбкой отвечает она.

— Так, хватит шептаться, — произносит ведущая. — Ну что, все готовы?

— Да! — отвечает толпа вместо нас.

— Отлично. Начинаем конкурс приседаний. Парни, берите своих красавиц на руки.

Проносится одобрительный свист. Сейчас дурачки будут напрягаться на потеху выпивающим зрителям. Укоризненно смотрю на Мальвину.

— Извини, я не знала. Но ты же мужик, потерпишь.

Другие парни уже взяли на руки девушек, и теперь все смотрят на меня. Твою ж мать! Беру Мальвину левой рукой со спины, правой — под ноги.