Алуим

«Обратного пути не будет».

Выглядываю из-за угла. Никого нет. Вернее, никого не вижу. Честно сказать, это радует. В глубине души я надеюсь так никого и не встретить, и познание тайн мироздания отложится на потом. Но всё равно иду.

«Твой труп станет лучшим подарком родне».

Ещё четыре метра пути до невысокой калитки, сделанной из новых некрашеных досок. Надо мной шумит листва бездетного дерева. Прохожу эти четыре метра и останавливаюсь. Игра света и тени создаёт повсюду многочисленные мелькания. Бегаю глазами из стороны в сторону, пытаясь разобраться, какие из этих мельканий — «те самые».

«Вот он!»

Я его засёк. У груши — самого большого дерева в саду. Лунный свет проходит сквозь крону и создаёт мелькания там, где их быть не должно. Призрак медленно движется вправо, проплывая мимо чёрного ствола дерева. И движется он… к другому призраку.

«Смерть близка…»

Второй сгусток энергии «стоит» у соседней яблони. У той, где я четыре года назад гвоздём проколол ногу, наступив на старую доску. По текстуре искажений он ничем не отличается от первого. У этого дерева ствол тоньше, чёрного фона меньше и заметить мелькания сложнее. Что эти двое там делают? Мне нужно идти к ним?

За углом раздаётся стук. Тихий глухой стук по бетонной дорожке, которой окаймлён сарай. Ещё один… Ещё… Он приближается.

«Беги…»

Нет, убегать глупо. Тот, кто идёт ко мне, специально обозначил своё приближение, чтобы я успел собраться духом. Боюсь. Это страх неизбежной встречи. Делаю два шага назад. Стук уже в метре от калитки.

«Беги!»

Стою. Сжимаю кулак правой руки. Меня мутит от самогона и происходящего. На мгновение в глазах всё темнеет. Проморгавшись несколько раз, замечаю, что вижу окружающий мир словно через негатив фотоплёнки. И это не короткая вспышка. Изменение зрительного восприятия не проходит.

«Какого чёрта?!»

Смотрю вверх, влево, вправо, на стену сарая. Инверсия цвета сводит с ума, паника сознания рождает в ушах звук, похожий на терзание слабо натянутых струн. Я не знаю, что делать. Прислоняюсь рукой к стене, глубоко дышу. Вестибулярный аппарат бьёт тревогу.

Из-за угла медленно выплывает знакомый силуэт. Всё тот же белый контур, который виден сейчас над калиткой лишь до уровня плеч. Он останавливается прямо напротив меня. Знаю, ему ничего не стоит преодолеть эти тонкие, ещё не окрашенные доски. Приблизиться, даже пройти сквозь моё тело. Всё, что угодно. Но он продолжает неподвижно парить по ту сторону несущественной преграды. Трое. Их там трое. Однако я чувствую, ко мне приходил именно он.

Ещё один глухой стук, за моей спиной. Резко оборачиваюсь. Призрак. Четвёртый. Такой же, как остальные. Долго не церемонясь, движется в мою сторону.

А расстояние между нами всё меньше. Верчу головой право-влево. Метр до калитки, два метра до четвёртого… Полтора метра. Меня заманили в ловушку, окружают. Что делать? ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ??? Ещё один стук. С обеих сторон остаётся всего метр…

Четвёртый останавливается. Отчаянно всматриваюсь в темноту, заключённую в плавные белые линии его контура, стараюсь увидеть хоть что-то. Если ты друг, покажи мне своё лицо. Прекрати издевательские игры. Но вместо этого он протягивает левую руку.

«Беги!»

Очертания призрака стали объёмными, рука словно выросла в пространстве. Белые контуры обозначили новые детали фигуры. Линии туловища потекли в мою сторону, окаймляя конечность. Поворачиваю голову. Сквозь деревянные доски калитки ко мне протянута ещё одна рука.

У волнения есть предел, после которого человек перестаёт адекватно воспринимать действительность. Сюрреализм не позволяет сейчас понять, когда я покинул реальность и погрузился в сон. Но чтобы проснуться, нужно вступить в контакт с вымыслом.

Развожу руки в стороны и касаюсь призраков. Я шагнул в неизвестность, я больше, чем просто человек. Отдаюсь на волю течения. Чувствую знакомый холод, стремительно проникающий в мои пальцы, овладевающий кистями, стремящийся в запястья. Закрываю глаза. Струны рвутся одна за другой и затихают…

«Беги, идиот! Беги!»

Дрожь в коленях подкашивает ноги. Заваливаюсь назад, бьюсь головой о кирпичную стену сарая. Сползаю по ней, раздирая бугристыми выступами затылок. Контакт потерян, и новая волна паники накрывает меня. Открываю глаза, вижу, зрение нормализовалось, инверсия прошла. Надо мной нависают два сгустка энергии в полный человеческий рост.

«Тебя почти распяли!»

Эта фраза заставляет думать о смерти, мучительной смерти. Не выдержав напряжения, я срываюсь в единственно верном направлении — в сторону дома Татьяны. Приняв быстрый разгон с низкого старта, подпрыгиваю, но лишь в полёте понимаю, что могу опереться о забор только одной рукой. В итоге заваливаюсь на бок и с высоты полутора метров падаю на левое плечо.

Громкий короткий крик разрезает тишину. Какая дикая боль! Сжимая зубы и веки, корчусь на земле, чувствуя, как кровь стремительно заливает подмышку.

«Распяли. Почти распяли».

Нет времени пускать сопли. Поворачиваюсь на правый бок, поднимаюсь. Не оглядываясь в сторону калитки, бегу к кустам роз, которые выращивает мать Татьяны. Сворачиваю за угол, несусь мимо стены, снова сворачиваю. Немного отдышавшись, стучу Татьяне в окно.

Секунды тянутся медленно, им некуда спешить, они ни от кого не бегут. Мнусь с ноги на ногу, жду. В комнате всё так же темно, звуков не слышно. Выглядываю из-за угла — никого. Стучу снова, дольше и громче. Не знаю зачем, я ведь не собираюсь проситься в дом. Наконец, в окне появляется Татьяна. Заспанная, с растрёпанными волосами, в синей майке. В глазах читается явный упрёк. Ещё бы. Мало того, что променял её на другую девку, которую носил на руках, в конкурсах участвовал, так ещё хватило наглости прийти сюда среди ночи. Разводит руками, задавая немой вопрос. Но затем её взгляд падает на моё плечо. Свежая ссадина, грязный бинт вокруг бицепса, кровь, сочащаяся из-под мышки. Выражение лица Татьяны меняется, она кивает в сторону крыльца и исчезает. Всё понимая, открываю калитку и спешно направляюсь к крыльцу.

Замок два раза щёлкает, дверь с тихим скрипом открывается.

— Привет, — говорю я, тяжело дыша.

Татьяна выходит и так же аккуратно закрывает дверь.

— Что с тобой? — спрашивает она. — Не с той девчонкой роман закрутил?

Голос не совсем привычный. В интонации — смесь упрёка и переживания. Замечаю в её руке запечатанный стерильный бинт. Татьяна готова заботиться, даже когда хочет послать подальше.

— Да тут такое…

Оглядываюсь по сторонам, бегло ищу переливающиеся мелькания. За прошедшую минуту «гость» со своими приятелями успел бы сюда добраться. Надеюсь лишь, что пугать Татьяну не входит в их планы. А может, она вообще бы их не увидела. Замолкаю, чувствуя внезапное головокружение. Чрезмерное волнение плюс два стакана самогона… Странно, что я ещё на ногах стою.

— Тебя те парни избили? Ну, говори уже.

Татьяна смотрит на тонкую струйку крови, бегущую по моим рёбрам, и начинает распаковывать бинт. А я смотрю на Татьяну. Вернее, на её большую грудь. Два соска, выпирающие сквозь тонкую синюю майку, сейчас как два центра гипнотических спиралей, приводящих меня в чувство. Короткие шортики открывают практически всю длину голых ног. Уверен, Татьяна схватила первое, что попалось ей под руку, лишь бы одеть что-то поверх трусиков. Она торопилась, иначе бы включила в комнате свет и нашла юбку или спортивки…

Делаю два шага вперёд и, резко обняв Татьяну правой рукой, начинаю целовать её губы. Жадно, страстно. В голове всё плывёт, я ничего уже не ощущаю, кроме наших тел. Такая ненамеренная сексапильность Татьяны переключила моё возбуждение в другое русло, и я попросту потерял над собой контроль. От неожиданности Татьяна растерялась, позволив мне, стоящему полубоком (чтобы не испачкать кровью), прижать её к себе. Через пару секунд губы начинают отвечать поцелуями. Но вскоре она двумя руками отстраняет меня назад.

— Ты что, самогон пил? — удивлённо и с отвращением на лице спрашивает Татьяна. Видимо, ощутила вкус, оставшийся у меня во рту.

Возникшая пауза возвращает мне самообладание. Мы смотрим друг на друга, каждый со своими мыслями. Я летел к Татьяне и даже подумать не мог, что придётся силой выдавливать из себя слова. У меня были серьёзные причины выпить. Более того, я имею право гордиться тем фактом, что после четырёхсот грамм ядрёного самогона ещё на что-то способен. Но в голове всплывает вечер недельной давности. Татьяна не поверила мне тогда, с чего бы ей верить сейчас, да ещё пьяному?

— Что с тобой творится, Влад? — прервав обоюдное молчание, спрашивает Татьяна. Слышу обеспокоенность в голосе. — Ты сам на себя не похож. Часто пьёшь, вляпываешься в неприятности. Приходишь среди ночи в одних трусах. А если тебя вот такого увидит моя мама?

Опускаю голову. Действительно, на мне сейчас, кроме бинтов, только трусы и шлёпанцы. До этого момента я не задумывался о своём внешнем виде. Окровавленный алкаш в оранжевых труселях ломится в окно, чтобы наброситься с поцелуями… Глупая ситуация.

— Я расскажу всё как есть. Главное, выслушай. А дальше сама решай, куда меня послать.

— Опять стук в стене? — осторожно спрашивает Татьяна, не желая повторения того вечера. — Если да, лучше не надо.

— Всё намного хуже. И у меня больше нет человека, с кем я могу поделиться.

Молчит. Сжимает губы, в очередной раз сдерживая эмоции.

И я начинаю…

«Бесхарактерная тряпка. То волочишься за каждой юбкой, то бежишь, будто к мамочке, чтобы приласкали и пожалели. Тебе самому не противно?»

— Заткнись! Ты сам мне твердил: «Беги! Беги!» Какого чёрта?!

«Ты глуп и ведом. Тобой крутят как хотят. Взгляни на себя: дырок больше, чем в бабе. И ради чего? Ради парочки вялых фрикций? Ты ничем не лучше Санька. Умрёшь от нехватки вагинального сока в височных долях. Смейся. Смешно же. Ха-ха-ха».

— Это ты толкал меня к Мальвине! Как ты узнал о ней раньше, чем я?! Кто ты? Отвечай!

«Сопливая идиллия под искусственными звёздами. Летать по небу, держась за ручки — тупые фантазии самых тупых тёлок. Ты же рад, что довёл её до могилы? Признайся, рад? Мечтательница, желавшая свить с тобой тихое семейное гнёздышко. В кого бы ты превратился? В пузатого семьянина с парочкой спиногрызов? Ты бы пустил корни, навечно врос в одно место. Разве ты этого хочешь? Иркина смерть была лучшим способом расстаться. Мужику не пристало жить в бабских соплях. Хотя, какой ты, к чёрту, мужик?! Ты не в силах прекратить то, что самому уже давно надоело».

— Причём здесь я?! Прекрати меня обвинять?! Это были твои слова. Не мои! Кто ты?! Скажи, наконец!!

Хватаю табуретку, с размаху швыряю её в чугунную ванну, стоящую под окном летней кухни. Табуретка разлетается на части, но мою злость не выплеснуть одним единственным импульсом. Дикое сумасшествие продолжается уже несколько часов. С семи утра мозг взрывается от нескончаемого потока воспоминаний, упрёков и цинизма, и я не представляю, как это прекратить. Я упорно терпел, стараясь игнорировать. Переиграл во все игры на ожившем после купания телефоне, врубал музыку в наушниках так громко, что перепонки начинали болеть, приседал и качал пресс, хотя после самогона состояние очень поганое, подташнивает, постоянная сухость во рту. Даже пробовал кроссворды разгадывать, но эта попытка была самой жалкой.