Прощай, Питер!

Никите было сказано, что если все будет хорошо, то через несколько месяцев он тоже отправится в Норвегию. В свои двенадцать лет Никита отлично понимал, где он сейчас и где Норвегия. Никита уже представлял, как будет кататься по красивой асфальтированной дороге на роликовых коньках одетый в яркую красивую спортивную одежду, слушая кассетный плеер. Почему-то именно так он представлял себе картину успешной жизни.

А норвежец, ну что норвежец? Пусть будет норвежец. Тоже какое-никакое, а подобие отца. По вечерам Никита часто представлял себе новую норвежскую жизнь. Однако довольно быстро что-то пошло не так и мать вернулась домой практически через полторы недели после отъезда.

Именно в тот год они целое лето просидели в городе, так как мать никуда не устраивалась на работу думая, что на все лето уедет в Норвегию. Бьерн оплатил ей обратный билет чуть ли не первым классом, так как других классов не было. Видимо, отношения у них совсем не заладились. И несмотря на то, что после этого он продолжал писать письма и звонить до самого Нового Года, стало ясно – норвежца из Никиты уже не получится.

***

Никита толком не помнил своей бабушки. Только то, что она была хорошей. С бабушкой у него были связаны исключительно теплые воспоминания. Много времени они проводили вместе – играли в карты, перебирали гречку, месили тесто, пели песни, читали книжки.

Бабушка была хозяйственной. У нее в комнате все было на своих местах, а в доме царил порядок. Бабушка постоянно была при деле – убиралась, готовила, шила, читала любимый журнал «Барышня крестьянка» и откладывала для себя выкройки платьев из этого журнала.

По вечерам бабушка рассказывала Никите про жизнь в деревне. Про то, как жила в большом доме, про лошадей – Звездочета и Ромашку, про теплые летние вечера и чистый деревенский воздух, напоенный ароматом трав. Про то, как пряталась от своей матери в камышах, когда шкодила.

Никита с бабушкой были одним целым и проводили много времени вместе. В мире не было для него более верного друга. Вечерами, сидя с матерью в ее комнате, Никита недоумевал – почему она не такая, как бабушка? Мать все время пропадала на работе, а по вечерам замирала под дверью их комнаты, слушая о чем бабушка говорит с дедом. В эти минуты мать была для Никиты словно посторонним человеком. Она говорила: «Тихо, не мешай!», а сама замирала и ловила каждое слово, доносящееся из бабушкиной комнаты.

Мать считала себя бесправным человеком в доме родителей. Она боялась своего отца и старалась быть незаметной. Чтобы сбежать из дома мать даже отправилась в геологическую экспедицию, где и начала жить с местным пьяницей, от которого нагуляла Никиту.

Никита никогда не видел отца. Но кроме неудобства отвечать на вопрос: «Где твой папа?», особых чувств по этому поводу он не испытывал. Сначала отца не было в жизни Никиты, а потом его не стало и на этом свете. У отца была язва желудка, которую несколько раз оперировали. Когда Никите было двенадцать, а отцу сорок с небольшим лет, он умер от прободения той самой язвы. Иногда мать говорила, что любила отца, но чаще она его просто не вспоминала. А еще однажды отец Никиты сжег свою ногу на костре. Он тогда был сильно пьян и даже не заметил, что нога горит. Эту ногу потом спасли хирурги. Чудом избежали ампутации. Так рассказывала мать.

Никита не могу определить – тяжело ему без отца или нет. Просто не с чем было сравнивать. Когда мать вернулась к родителям с трехмесячным Никитой ей выделили комнату и место за столом. Но дед, ее отец, выразился более чем точно, когда держа Никиту на руках сказал: «Ты чай не медаль, на шее у меня висеть». Мать, и без того запуганная дедом, с тех пор ходила по дому на цыпочках, разговаривала шепотом и ловила каждый звук из соседней комнаты, пытаясь понять, о чем там говорят.

– Мы здесь на птичьих правах, – часто говорила она Никите.

В то время они жили небогато, но достаточно хорошо. Бабушка пекла пироги, готовила домашние пельмени и варила супы, жарила неподражаемые котлеты. Кухня дышала ароматами уюта. А потом бабушка заболела. Заболела тяжело, умирала долго и мучительно, безуспешно борясь с онкологическим заболеванием и медленно угасая. Бабушку возили на операции, выбивали ей дорогие лекарства, пытались поставить на ноги. Но в то время еще не было эффективной терапии для лечения этой болезни. А потом бабушка умерла. С тех пор дед стал суровым. Праздники в доме кончились, печь пироги стало некому.

***

В Вырице мать познакомилась с помощником истопника, который работал в пионерском лагере. Это был довольно необычный мужчина. Совсем недавно он вышел из тюрьмы, в которой просидел двадцать лет. По слухам, сидел за то, что в пьяной драке убил человека. Но Никите почему-то казалось, что за пьяное убийство двадцать лет не дают.

Мужчину звали Владимир. Про Владимира ходило множество слухов. Например, вспоминали о том, как на деревенской свадьбе он прошел через всю Вырицу с коромыслом и двумя ведрами самогона наперевес, не расплескав ни капли, несмотря на то, что сам был сильно пьяный.

Каким-то образом случилось так, что Владимир начал ухаживать за матерью, а она стала принимать эти ухаживания. Совсем скоро у них закрутился роман.

– Вот увидишь, – говорила мать, – У нас теперь будет своя дача в Вырице и мне не придется больше работать в пионерских лагерях.

– А что будет у него? – спрашивал Никита.

– У него будет квартира в Питере, – говорила мать. Она придавала большое значение таким вещам.

Никита с Владимиром начали проводить время вместе – ходить на рыбалку, в походы и в деревенскую баню. Но чаще Никита просто приходил к нему на работу и сидел в подсобке, слушая взрослые разговоры и вдыхая запах табака и кофе. Внутри у мальчика возникло новое необычное чувство – как будто кусочек пазла встал на место.

Обычно у всех вокруг были отцы, а у него не было. Возможно теперь у него тоже будет отец, думал Никита. Пусть и отсидевший в тюрьме половину жизни. Для Никиты это было совершенно неважно.

Почти все лето мать встречалась с Владимиром. Никита был практически уверен, что теперь у него будет отчим. Однако под конец лета то Владимир ушел от матери к своей бывшей девушке. В доме Владимира осталось шапка Никиты, а у Никиты остались бамбуковые удочки, подаренные несостоявшимся отчимом, и воспоминание о том, как он шел один по ночной лесной дороге из Пионерского лагеря домой к Владимиру с факелом в руках, так как Владимир пришел в гости к матери и Никита был там лишним. Это был второй раз когда Никита, пусть и на совсем короткое время, чувствовал что у него есть хоть какой-то отец. Пусть не настоящий и не родной, но отец.

***

Еще он навсегда запомнил летнее утро в изумрудной зелени и лучи золотого солнца, подсвечивающие дымку между деревьями. На даче детского сада, куда их отправили для оздоровления в короткий период северного лета, группа детишек играла возле фонтана. Маленький Никита был среди них.

Дорога на дачу была отдельным приключением. Детей набили в старый вонючий автобус и повезли из душного пыльного города в сторону леса. Бабушка дала Никите с собой пакет вишен и печенья. В автобусе нестерпимо воняло выхлопами, его трясло даже на ровной дороге. Путь был тяжелым. Спустя полчаса вишни и печенье вышли из Никиты забавной красно-желтой рвотой. Запах этой рвоты сопровождал Никиту весь остаток пути.

Минута отдыха случилась возле Стеллы на лесной опушке, установленной в память о военных подвигах Героев Войны. Он был искренне благодарен героям за возможность перевести дух. Именно там, стрекотом стрекоз и луговым разнотравьем, колышущимся на легком ветерке, Никиту встретило лето.

И вот он на даче. Никита еще совсем малыш. Рядом большой лагерь пионеров, на которых все малыши смотрят с замиранием сердца. Красные галстуки, белые рубашки и черные шортики, линейки, горны, отряды и купание по расписанию кажутся взрослой и счастливой жизнью.

Им рассказывали про пионеров и про вождя мировой революции. Объясняли, в какой прекрасной стране они живут и какое удивительное будущее их ждет. Водили в красный уголок, где висел портрет вождя, окруженный цветами и красными транспарантами. Там была даже клетка с настоящим соколом! Малышам обещали, что они станут октябрятами. А потом, если будут себя хорошо вести, то и пионерами тоже. А самые достойные станут комсомольцами и партийцами, гордо понесут знамя мировой революции. Так говорили воспитатели, которым дети безоговорочно верили.

Тем ярким летним утром Никита опустился на колени возле фонтана, чтобы начертить палочкой на земле что-то очень важное, и его голая коленка встретилась с осколком винной бутылки. Эта встреча на годы оставила след в жизни и на теле Никиты. Много раз потом он драл колени, но только от этого шрам остался навсегда. Заодно осталось в памяти беззаботное и яркое летнее утро возле фонтана и кровь.

Много крови. Кровь была алой, краснее, чем пионерское знамя. Все вокруг было в крови. Руки, ноги, рубашечка. Перепуганный воспитатель, перепуганный медик, много боли. Кажется, он увидел тогда свой мениск под лоскутом кожи, упорно не хотевшим вставать на место.

После того случая детям запретили играть возле фонтана. А для Никиты пребывание на даче перешло в разряд скучного лежания в кровати. Он был слишком мал для книг, поэтому просто лежал и смотрел в белый потолок и слушая, как снаружи трубят горны и маршируют пионеры. Ему очень хотелось стать пионером, но он не мог даже поиграть с другими детьми. Ни один из блестящих пионеров, воспитателей и будущих октябрят так и не навестил Никиту.

***

Проспект был величественным, как и всегда. Невскому очень шла эта внезапная опустошенность. Никита не любил этот проспект. Обычно Невский был переполнен туристами. Здесь было шумно, неприятно и беспокойно двадцать четыре часа в сутки. А Никита любил тишину и покой. Сейчас Невский проспект был тихим и пустым, и идти по нему было исключительно приятно.

– Ты же знаешь, – спросил Никита, – Что здесь неподалеку жил Егор?

– Конечно знаю, я же с ним встречалась.

Какое-то время шли молча.

– А что с ним было после того, как меня не стало?

– Да ничего особенного. Мы толком после этого не общались. Я знаю, что у него появилась новая девушка. Знаю, что появилась новая музыкальная группа. Внешне у него все было в порядке. А о чем он думал и переживал я не особо спрашивал.

– Иногда мне кажется, – сказала Наташа, – Что я я немного поспешила принимая решение. Возможно, если бы я осталась жива, у меня тоже сейчас были бы другой парень, другая музыкальная группа и, в общем и целом, было все в порядке.

– А разве от этого что-нибудь изменилось бы? Ты умерла снаружи, а кто-то умирает внутри, продолжая жить лишь для вида и не получая удовольствия от жизни. Именно так было со мной после всего, что случилось. Ведь с той девушкой, к которой я от тебя вернулся, у нас тоже ничего не вышло. Да, наверное и выйти не могло. Когда я стал старше я это отчетливо понял. Не обижайся, но ведь и у нас с тобой тоже ничего не могло всерьез произойти.