Отряд

– Ты, Паша, стал таким здоровенным, будто не в коме лежал, а в год в спортзале тренировался.

Почти сутки я отсыпался в своей постели, и этот сладкий безмятежный сон не имел ничего общего с коматозным забытьём, в котором и произошли известные события, изменившие не только мою судьбу, но и судьбу всей Земли. Однако теперь все приключения, пережитые в теле Сергея Борисовича Жданова, действительно, казались долгим и страшным сном. Но сном реальным, оставившим в голове память, яркие образы всех моих друзей и всё то, что с ними связано. Особое место в памяти занимал образ Валета, тоесть Карпина Юрия Владимировича, майора госбезопасности тридцати шести лет от роду. И не давало покоя данное в последние минуты его жизни обещание позаботиться о его детях Тане и Саше. Я мог сколько угодно считать всё произошедшее коматозным бредом и галлюцинациями, но это обязательство раскалённым гвоздём сидело в сознании. И я решил заняться этой проблемой сразу, как только разберусь со своей непутёвой жизнью.

А пока передо мной в полный рост встала дилемма: восстановиться в институте, или начать новую жизнь. Скажем прямо, задачка не из лёгких. Но долго ломать голову не пришлось, поскольку всё разрешилось самым неожиданным образом.

На третий день курьер принёс срочную телеграмму: «встречайте Домодедово двадцать два пятнадцать рейсом Петропавловск-Камчатский профессор Артемьев».

В памяти почему-то сразу возник образ сорокапятилетнего подтянутого высокого мужчины с волевым лицом и слегка седоватыми висками. Образ профессора Артемьева Сергея Ивановича, научного руководителя Павла Кравцова, с которым они распрощались в девяностом году. Двадцать четыре года прошло. Да и не Кравцов я, а Смирнов. Однако телеграмму он прислал именно мне, значит, он что-то знал, или знает о моих приключениях.

Без пятнадцати одиннадцать я въехал на территорию аэропорта Домодедово на батином «Опеле» и поставил машину на платную стоянку. В зале прилёта пришлось подождать минут десять, когда объявили посадку самолёта рейсом из Петропавловска-Камчатского.

В потоке заходящих в зал пассажиров я сразу выхватил взглядом высокого стройного человека в светлых пальто и шляпе. Это был профессор Артемьев собственной персоной. Я передёрнул плечами от ощущения дежавю. Будто и не было всех этих лет. Он выглядел прекрасно, та же подтянутая фигура, пружинящая походка, волевое лицо, только седины на висках чуток прибавилось. На вид ему даже с большой придиркой нельзя было дать больше полтинника.

Профессор скользнул взглядом по встречающим и сразу направился ко мне.

– Здравствуй, Павел. Меня зовут Сергей Иванович.

– Здравствуйте, Сергей Иванович, очень приятно.

– Рад, что здесь хоть кому-то стало приятно. Молодец, что встретил. Есть очень серьёзное дело. Но о нём не на ходу. Ты на машине?

– Да. Пойдёмте, в багажный терминал, заберём ваши вещи.

– Нет никакого багажа. Как говорится, всё своё ношу с собой, – и он похлопал по объёмистому портфелю.

– Тогда, по коням, – я пригласил его за собой.

Не смотря на всплывающие в памяти отрывочные и смутные эпизоды из прошлой жизни, я не мог избавиться от чувства неловкости, поскольку мне приходилось запросто общаться с фактически незнакомым человеком и делать вид, что нас что-то объединяет. Тем более было непонятно, куда он клонит. По пути мы говорили на разные малозначащие темы и общались общими фразами. Подъезжая к МКАД, профессор сказал:

– Номер забронирован в «Национале». Не люблю новые отели, в старых как-то уютнее. Давай Павлик на Моховую. В номере и поговорим.

Я припарковался около ярко освещённой гостиницы, заплатил за стоянку, и мы вошли внутрь. Молодой человек в безупречном костюме проводил нас к девушке-портье. Подписав нужные бумаги, Сергей Иванович взял карточку-ключ, и мы поднялись в номер.

Две комнаты в старом стиле и бежево-зелёных тонах создавали лёгкий флёр барского уюта. Профессор снял пальто, шарф и шляпу, повесил на вешалку, пригладил волосы и привычно шагнул в гостиную, как к себе домой. Сполоснув руки и лицо в ванной комнате, и насвистывая какой-то мотивчик, он по-хозяйски достал из холодильника минералку, из шкафчика два широких стакана, вытянул из портфеля бутылку коньяка и поставил всё это на круглый столик.

Мы уселись в кресла, профессор плеснул грамм по полста коньяку, пододвинул мне стакан и с нетерпением потёр ладони.

– Давай, Паша, за встречу, ведь почти четверть века не виделись. За рулём не пьёшь? Правильно. А я опрокину стаканчик. Сегодня пятьдесят грамм не только полезно, но и мало.

Как вы понимаете, жизнь кого угодно заставит приспособиться к разным неожиданностям. Все последние дни я только тем и занимался, что приспосабливался и осмысливал свои приключения. Где-то на краях сознания уже начали проявляться кое-какие логические связи, но всё равно во всей этой истории оставалось много такого, что не укладывалось в голове. И вот теперь – профессор.

– Вы что-то путаете, Сергей Иванович, ведь мне всего двадцать с небольшим.

– Будет тебе Паша, ведь ты всё прекрасно понимаешь. Хватит уже играть в детский сад.

– Но откуда вы можете знать о моей реинкарнации?

– Это долгая история, и произошла она так давно, что я уже многого и не помню. Много воды с тех пор утекло. А если кратко, то назову лишь одно имя: Деми. Оно тебе о чём-то говорит?

– Да. Все вопросы исчерпаны. Только непонятно, что у вас с ним общего?

– То же, что и у тебя. И наша с тобой встреча в конце восьмидесятых тоже не случайна. Ты часть плана.

– Понятно, что ничего не понятно.

– Хорошо, Давай поговорим посуществу. Я предлагаю тебе работу, которая будет продолжением твоих изысканий, без преувеличения являющихся открытием мирового масштаба, даже на уровне Деми.

Я слушал профессора и не верил своим ушам.

– Но я же недоучка. Надо ещё диплом получить.

– Глупости говоришь. Ты его получил с отличием ещё в девяностом году прошлого века, и нечего зря в аудиториях штаны протирать.

– Ну, хорошо. Допустим, вы правы…

– Конечно, прав. И вот что, Павел, пора тебе уже отойти от шока реинкарнации и стать самим собой. К тому же это не последнее твоё приключение, и потому не надо делать из него трагедии. А, что касается сути твоих нравственных и психологических сомнений, то они не должны тебя беспокоить. Ты сам – воплощение личности, с которой всё началось, тоесть Павла Кравцова, но сейчас живёшь в теле Павла Смирнова, а посему им и оставайся. Легче и проще будет и всем с тобой, и тебе со всеми.

– Хорошо, я всё понял. Так о чём речь?

– О том, что все эти двадцать четыре года, находясь на Камчатке, я не валял дурака, а занимался созданием научного центра, в котором мы исследуем разные вопросы самого широкого спектра знаний. Я специально приехал за тобой. Летим на Камчатку послезавтра. Билеты уже заказаны. Отказ не принимается.

– Вы меня ошеломили, Сергей Иванович. Но вот так сразу… Надо подумать.

– Нечего тут думать. Неужели ты не понимаешь, что таким образом решатся все твои проблемы.

– Не все.

– Тоесть?

– За мной следили, после того, как я начал испытывать приборы. Потом влепили в меня три пули, а в Донбассе прямо напомнили мне об этом и тоже чуть не прикончили.

– Ты и вправду мудр не по годам: то намудришь, то умудришься. Прямо скажу, в тот раз ты, действительно, вляпался в неприятную ситуацию. Но наша служба безопасности уже приняла меры. По предварительным данным, за тобой следил один известный и очень близкий к высшей власти и спецслужбам олигарх. Его наёмники должны были заставить тебя работать на него. А вышли на тебя из-за того, что ты начал тырить в институтских закромах разные дорогие детали и редкие материалы. Тебя взяли на контроль, подслушивали и подсматривали. А ты повёл себя, как последний лопух. Когда им стало кое-что известно о результатах испытаний, они, используя свои связи наверху, решили тебя повязать и заставить работать на них, шантажируя родственниками. На сегодня все исполнители того инцидента либо изолированы, либо ликвидированы, а с большим человеком с Лубянки ты сам в Донецке разобрался. С олигархом сложнее, но он тоже под колпаком.

– Не слабая у вас служба безопасности. Видимо с безопасностью связана?

– Бери выше, Павел.

– Неужто, САМ в курсе.

– В первую очередь, и прежде всего именно он.

– М-м-да. Неплохо. Однако есть и другая проблема. Я поклялся другу за минуту до его смерти позаботиться о его детях.

– Не вопрос. Говори координаты.

Я сказал, и он записал на мобильник.

– Завтра, – продолжил профессор, – детей доставят к тебе домой. Со своими родичами договаривайся сам.

– И ещё одно, Сергей Иванович.

– Говори, я слушаю.

– Отряд «Д». Что с ними? Я опасаюсь, что без меня они попадут в неприятности. Их могут изолировать и подвергнуть насилию.

– Я знал, что ты об этом спросишь. С ними будет всё в порядке. По сути, они являются непосредственными участниками эксперимента, и мы обязаны обеспечить им не только безопасность, но и привлечь к работе. Там уже действует наша оперативная группа, и в ближайшее время ты увидишься со всеми своими друзьями в нашем центре. Кроме них выгодное предложение сделано и корреспондентской группе Поддубного. Опережая твой вопрос, скажу: мы планируем переправить в наш центр всех бойцов отряда «Д» вместе с их близкими. Условия жизни на нашей особой территории на Камчатке выше всех возможных мировых стандартов, а интересной работы там непочатый край. Что-то ещё?

– Да. Моя семья?

– Обеспечим перелёт и создадим все условия максимального комфорта, но уговаривай их сам. У тебя впереди целые сутки.

– Спасибо, Сергей Иванович. И вправду, есть над чем поразмыслить. Всего доброго.

– Спокойной ночи, Павел.

Перед уходом профессор вручил мне личную карточку-«вездеход» от администрации президента. На триколоре лицевой стороны переливалась большая голограмма государственного герба, и выступала вязь букв: «Администрация Президента Российской Федерации». На обратной стороне внизу тёмная полоса магнитного кода, моя фотка в треть карты, рядом с ней красный квадрат встроенного чипа, рядом синий квадрат биоидентификатора, над ними белая полоса с цифровым кодом и наверху выдавленные мои фамилия имя отчество и приписка «действительно бессрочно».

Мы попрощались, и я покатил домой, изредка дотрагиваясь до лежащей в нагрудном кармане пластиковой карты. Дома все спали, и я решил отложить разговор на утро. Встреча с профессором разбередила воспоминания, и я долго не мог уснуть. За завтраком я начал издалека:

– Вчера вечером профессора Артемьева встретил. В Москву по делам прилетел.

– А ты-то тут причём? – спросил отец.

– На Камчатку зовёт. Интересную работу предлагает.

– Далековато. Здесь что ли работы нет? Да, и доучиться надо, – засомневалась мать.

– Сейчас, что Серпухов, что Камчатка, – продолжил исподволь убеждать я, – по времени почти одно и то же. Сел в самолёт и прилетел куда надо. А научный центр там единственный во всём мире. Мне предлагают возглавить основное направление. Моё образование их устраивает.