Сгоревшая жизнь

Серега даже поморщился, видимо, отчетливо представил отвратную картинку.

– Думаешь, у меня получится?

– Да я уверена!

В этом я не покривила душой. Раз Сережку так ломало от собственного непротивления злу, что он оказался в психушке, значит, сострадание не умерло в его сердце. Ведь пожалел он тех, кого терпеть не мог… Как же этот парень способен нянчиться с любимыми существами?

– Не хочу, – неожиданно буркнул он и посмотрел на меня как на врага. – Хватит с меня собак…

– В смысле?

Его острый подбородок вдруг жалобно задергался:

– Был у меня… щенок. Классный такой! Кузя. Мы с ним могли носиться целыми днями. Мне сколько было? Лет восемь… Уже в школу пошел. Если б не эта чертова школа, я спас бы его!

Даже мне стало трудно дышать от боли, которой он весь исходил сейчас. Всего десять лет прошло… После чего? Что случилось тогда?

– Отчим выбросил его с балкона. Живого! Как тряпку какую-то… С десятого этажа.

Наверное, надо было молчать, но у меня вырвался стон, когда я увидела это как наяву. Сережкины губы еле шевелились:

– Кузя его ботинки погрыз. И мать даже не попыталась его остановить! А я в школе был… Пришел, а он…

Больше ничего не нужно было говорить, что тут добавишь? Он замолчал, с трудом сглатывая, и я чувствовала, как слезы, которые Серега сдерживал, разъедают ему горло.

– Потом все равно разбежались, какого хрена прощала ему все?! – Он бросил на меня быстрый взгляд, полный невысказанных подозрений. – Не знаю, зачем я тебе это…

– Затем, что именно я могу помочь, – внезапно поняла я. – Этот ужас тебя не оставит, пока ты не искупишь свою вину.

– Как? – проронил он уныло.

– Спасая других щенков. Это поможет спастись и тебе самому. Ни врачи не помогут, никто другой… Только собаки.

Какое-то время он молчал, глядя на бурые листья у нас под ногами. Потом поднял глаза, и я чуть не подпрыгнула от радости, ведь его взгляд стал совершенно другим. Он поверил! Лицо его прояснилось и даже порозовело, а в глазах появился небесный блеск, который я помнила. Почему-то мне вспомнился Кай из любимой сказки – тот момент, когда слезы Герды растопили ледяной осколок в его сердце. Только я не плакала… Я давала ему надежду.

– То есть мне сматываться отсюда? – голос у него задрожал от ликования.

– Даже не возвращайся туда… Паспорт где?

Серега обрадовался еще больше:

– Мама унесла домой.

– Супер! Тогда…

Я вытащила из кармана телефон и мазнула по номеру Артура. Он откликнулся мгновенно, видно, решил, что мне самой уже цепляют электроды на голову.

– Все нормально, – сразу успокоила я. – Только срочно нужно забрать отсюда кое-кого.

– Ты что?! – опешил он. – Ты там массовое бегство психов организуешь?

– Только одного. Помнишь, я просила тебя отыскать моего школьного друга? Уже не надо, он сам нашелся.

– И он лечится там?

– Ну да, – отозвалась я уклончиво – Серега слышал наш разговор.

– Ни в коем случае!

– Тогда больше мы с тобой не знакомы.

Я отбила звонок, но телефон убирать не стала. Артур перезвонил через тридцать секунд – столько ему хватило, чтобы выматериться от души…

– Сейчас подъеду, – буркнул он. – Только к воротам не ходите.

– Я покажу ему ту дырку между прутьями, которую мы с Никитой нашли. Серега худой, он пролезет. Сейчас я тебе его номер скину, чтобы вы нашлись. Отвези его ко мне домой, пожалуйста, а мне еще надо здесь… поработать.

Теперь Артур первым бросил трубку. Эта фраза до сих пор в ходу, хотя никто уже трубку на рычаг не бросает. Слово было вначале… Слово пережило и предмет, и действие… Какое слово завершит пребывание человечества на Земле?

– Кто такой Никита?

Я просто ушам своим не поверила: это имя – единственное, что зацепило его?

– Да никто. Просто знакомый парень.

То, что Никита, скорее всего, тоже будет заниматься собачьим приютом, я решила пока не сообщать. Если Серега на одно только имя стойку сделал, не стоит его дразнить…

На ходу объяснив, что Артур – почти родственник и почти старик, я утаила то, что Логов – следователь. Этим кого угодно можно напугать, а Серега и так слегка не в себе…

Его маме я пообещала позвонить сама, чтобы врачи не выследили беглеца, хотя я сильно сомневалась, что им есть дело до какого-то депрессивного парня. Был бы буйным, может, кинулись бы искать…

Мне не сразу удалось отыскать среди металлических прутьев более широкий промежуток. Все же тогда был поздний вечер, а в темноте все выглядит по-другому… Но потайной выход все же нашелся, и Сережка без лишних слов выбрался наружу. Выглядел он, конечно, бомжевато, в больничных спортивках, но я надеялась, что Артур подберет его раньше, чем полиция.

– Ой, ключ! – спохватилась я, когда он оказался уже с другой стороны.

Он сжал мою руку, когда я просунула ее сквозь решетку:

– Саш… Спасибо.

– Тебе спасибо, что согласился помочь мне с приютом. У нас все получится, правда?

Сдавленно хмыкнув, Сережка проговорил:

– Мне мама халум приносила – это, типа, такое восточное лакомство. А в каждой упаковке вкладыш с цитатой какого-нибудь великого человека. Как раз сегодня Генри Форд попался… Знаешь, как он сказал? «Препятствия – это те вещи, которые вы видите, когда отводите взгляд от цели». Я запомнил.

– И я запомню, – пообещала я. – Отлично сказано.

Когда я уже отбежала от ограды метров на десять, Сережка окликнул меня. Засунув голову между решеток, он крикнул:

– Саш, я понял про пингвинов! Похожи…