Парусник в тумане

Открытое окно

Лили

Лили отстраняется и смущенно вытирает слезы тыльной стороной ладони. Ей стыдно за свою слабость и ранимость, которую она зачем-то раскрыла перед Скорпиусом.

— Прости, — говорит она тихо, разглядывая его лицо. — Не мой день.

— И не мой, — отзывается он, смотря на соленое пятно от слез на голубой рубашке. — Да что день, весь месяц не мой. И год.

Лили поеживается и хмуро смотрит на дом, в окнах которого горит ровный теплый свет. Ей не хочется входить вот так, с заплаканными глазами, шмыгая носом, и садиться ужинать. Что-то объяснять родителям и братьям.

Вместо этого она разворачивается и идет по траве, цепляющейся за ноги, к тропинке, что ведет вниз, к морю.

— Ты куда? — голос Скорпиуса раздается над полем, и она оборачивается.

Он стоит чуть выше нее, с вытянутыми по бокам руками, с взъерошенными волосами, и сердце ее отчего-то накрывает нежность.

— Пойдешь со мной на берег? — спрашивает она и ожидает услышать в ответ привычное «нет», но лицо Скорпиуса сразу становится светлее.

Они идут молча, друг за другом, словно не по траве, а по снегу, два одиноких человека, столкнувшиеся в летнем сумраке. Ветер — свежий и теплый, летящий с моря, играет их волосами.

Держась за цепкий кустарник, Лили преодолевает самую крутую часть тропинки и легко спрыгивает на холодный песок. Над горизонтом, круглая и величественная, медленно поднимается луна — и ее свет рисует на воде дрожащую дорожку. Пахнет солью и выброшенными на берег водорослями.

— Это и есть твое место? — Скорпиус запрокидывает голову и смотрит в темное небо. — Мне Альбус говорил, что тебя отсюда ни за что не вытащишь. И знаешь, я тебя понимаю. Здесь не просто красиво, здесь — свободно. Жаль, я сюда не…

— Серьезно? — она подходит к нему поближе и недоверчиво вглядывается в бледное пятно лица. — Ты сейчас серьезно говоришь?

— Похоже, что я вру?

Лили приподнимает плечи и уходит к большому поваленному дереву, которое давно притащила сюда с помощью магии. На нем приятнее сидеть ночью, когда песок холодный, а морской ветер пронизывает насквозь.

— Просто я никому не нужна, — признается она, смотря на безмятежную гладь воды. — Вы все такие серьезные, важные, полезные, а я… Я лишняя. Это тяжело. Не знаю, куда идти и что делать. Остается только существовать — и фотографировать бабочек, а потом слушать насмешки от тех, кто тебе нравится.

— Это от Люпина, что ли? — Скорпиус садится рядом и бросает косой взгляд на ее профиль. — Да и черт с ним. Что он в жизни понимает? Грубость, долг и кровь.

Лили тихонечко смеется, но смех звучит отчаянно.

— Вот они мы, два идиота ночью у моря: я бросила Тедди, ты — Розу.

— Откуда ты знаешь, что это я ее бросил?

— Просто знаю, — Лили садится поглубже и несколько минут молча болтает ногами. — Вот бы проснуться утром и понять, чем я хочу заниматься, для чего я вообще живу. Тебе, конечно, не понять….

Скорпиус возмущенно хмыкает.

— Думаешь, я собираюсь всю жизнь провести в Министерстве? Да оно уже мне осточертело. Еще год — и я сбегу оттуда без оглядки. Каждый день одно и то же. Только эта история с символами — единственное интересное дело за четыре года.

Лили снова поеживается и вздрагивает, и Скорпиус, взглянув на нее, молча снимает пиджак и накидывает на ее худые плечи.

— Спасибо, — она пунцово краснеет. — Это очень…

— Брось.

Они долго сидят молча, всматриваясь в ту едва заметную линию, где море сливается с небом — и исчезает.

— Я люблю встречать здесь рассвет, — говорит Лили тихо. — И жду парус… Белый парус в молочном тумане. Он не появлялся уже пару недель, но я все равно терпеливо жду. Наверное, я в него влюблена — а я не хочу больше влюбляться.

— Почему? — в серых глазах Скорпиуса мелькает странное выражение.

— Стоит человеку сказать что-то, что меня режет, и все — я к нему равнодушна, наверное, на мне проклятие.

— Чепуха, — говорит Скорпиус громко и улыбается. — Тебя просто к неправильным людям тянет. Посмотри на себя — и посмотри на Люпина. И на этого… как там его звали — Джастина.

Лили обхватывает колени руками и смотрит на него насмешливо.

— И к кому меня должно тянуть? К тебе?

Скорпиус пожимает плечами, и Лили собирается засмеяться — но смех не рождается, утихнув в груди. Некоторое время она смотрит на его светлые растрепанные волосы, на тонкие губы и бледное лицо — и отворачивается.

— Я встретился с ними, — Скорпиус ерзает на дереве и, подняв с песка гладкий камень, бросает его в воду. — С дедом и бабушкой. Они совсем не такие, какими я их представлял. Дед очень сдержанный и замкнутый. А бабушка… она все время порывается что-то сказать, приласкать, обнять — но видно, что деду это не нравится. Он такая же вещь в себе, как и мой отец… Спасибо, что поддержала меня тогда, ночью.

Лили довольно улыбается, пряча руки под пиджак, пахнущий терпким мужским одеколоном. Ей хорошо и спокойно, и все волнение, отчаяние и дрожь постепенно проходят, превращаясь в сон. И даже лицо Тедди, сначала полное страсти, потом — ярости и насмешки, затуманивается дымкой и становится все менее отчетливым в памяти.

— Когда-то я думал, только начав встречаться с Розой, что если только она меня отвергнет — я умру от остановки сердца, — Скорпиус снова кидает камешек в воду. — А в итоге я сам ее бросил. Я придумал себе образ, а за ним оказалась пустота, и я любил пустоту. А оказывается, тот, кто понимает меня, совсем рядом. Но я дурак, Лили. За розой не всегда видны гиацинты.

Она не улыбается, только придвигается к нему ближе и кладет усталую голову на его плечо. Ей тепло рядом с ним, тепло — и свободно. И ощущение, что он тоже понимает ее, слегка кружит голову.

Лили проваливается в сон, не дождавшись рассвета, и не чувствует, как Скорпиус осторожно берет ее на руки и трансгрессирует прямо к дому. Кричер, который по непонятной причине терпеть его не может, недовольно отворяет дверь и впускает внутрь, а потом ведет по темному коридору до комнаты Лили.

Скорпиус мягко опускает ее на кровать и накрывает одеялом. Она сонно бормочет что-то, и ее губы приоткрываются, словно лепестки цветка, и он, не сдержавшись, зачем-то целует их.

Сквозь открытое окно в комнату льется запах сирени, и лунный свет падает на старые половицы. Скорпиус выдыхает и, выйдя в коридор, тихо прикрывает за собой дверь.

Скорпиус

— Это все документы, касающиеся ваших убийств, — Люпин кладет на стол толстую папку с пергаментными листами. — Знаете, что интересно? Все убитые когда-то имели связь с Пожирателями смерти. Лично или косвенно. Помогали или просто прикрывали.

— Даже тот уборщик? — интересуется Альбус, взявшись за папку. — Но сами они Пожирателями не являлись, верно? Просто сочувствующие, так сказать?

Люпин кивает и переводит взгляд на карту.

— И это не дает нам ровным счетом ничего, — глухо замечает он, кладя ногу на ногу. — Бесполезная информация. Советую за нее не цепляться: уведет в другую сторону.

Скорпиус поднимается со стула и рассматривает карту, по которой Джеймс уже полчаса нервно стучит пальцами.

— Лили говорила, что эти точки должны образовывать символ. Кто-то придумал, какой?

— Я, — Лили забегает в кабинет и бросает сумку на свободное кресло. Краем глаза Скорпиус замечает, как Люпин сразу напрягается, следя за ее проворными движениями. — Альбус, дай маркер.

Скорпиус протягивает ей свой, и их взгляды встречаются. Лили не краснеет, только уголки ее губ слегка ползут вверх. Сегодня на ней голубое платье с юбкой-колокольчиком и белым поясом, завязанным на спине в бант.

— Смотрите, — она быстро соединяет точки в странный символ со знаком бесконечности внизу, и крестом — наверху.

Альбус задумчиво трет виски, разглядывая его пристально, и потом произносит:

— Так это же Сера.

— Именно! — Лили сияет, возвращая Скорпиусу маркер. — Спасибо всем, кто делился потрясающими теориями, я просто взяла и собрала их в кучу — Джеймс, ты был близок, кстати. Соль, сера и ртуть — три составляющих обряда возрождения. Можно вернуть человека из мертвых — мне кажется, с кем-то мы об этом говорили. Я так понимаю, что некоторым образом вызывается дух, который потом ищет жертвы, чтобы добыть в них необходимые для возвращения элементы: соль, серу и ртуть. И на карте — именно сера, которая отвечает за возрождение Духа.

— И что это значит? — Люпин встает рядом с ней и через плечо смотрит на карту. — Что в следующий раз мы столкнемся с подобием призрака?

Лили спокойно кивает, не отстраняясь, но губы у нее вытягиваются в жесткую линию.

— Я это в министерской книге по алхимии вычитала, пока вы строили планы по прошлой теории Альбуса, — признается она смущенно. — Не уверена, что это верно, но других вариантов нет. И, думаю, Скорпиус был прав насчет Дельфини. Похоже, такая сильная темная магия — ее рук дело. Тедди, ты как мракоборец можешь выписать пропуск в Азкабан?

Люпин молчит, вытянув руки по бокам, и борется с явным желанием сказать «нет» — Скорпиус отчетливо видит это на его худом осунувшемся лице. На скулах у него ходят желваки, но он, пересилив себя, выдавливает:

— Я могу попробовать получить согласие. Только я тоже пойду.

— Выписывай на меня, — Скорпиус задирает вверх подбородок. — И Альбуса.

— А, — говорит Люпин, вкладывая в это всю свою насмешку и все свое негодование. — Учтите, просто так в Азкабан не попасть. Прежде чем мы получим согласие, может пройти дня три-четыре, может, неделя. Я не могу сам выписать пропуск, нужно идти или к твоему отцу, Лили, или к миссис Грейнджер. Альбус, где нам ждать новое нападение и сколько их осталось, до того, как что-то или кто-то возродится? Лили, ты вообще уверена в том, что прочла? Разве у нас были прецеденты такого?

— Это лучшая версия, — Джеймс ударяет ладонью по столу. — Судя по знаку, они равноудалены от этой вертикальной оси и как раз и образуют Серу. Тедди, нам нужно попробовать хоть что-то, иначе мы подставляем не только отдел, а все Министерство.

Люпин поводит плечом, неохотно соглашаясь и снова бросая взгляд на Лили.

Договорившись встретиться после ужина и обсудить следующие планы, они толпой выходят в коридор. Альбус, задумчиво покусывая губу, смотрит куда-то перед собой, но Скорпиус знает: он вспоминает всю ту историю с Дельфини, в которую они вляпались еще подростками.

Рыжая макушка Лили мелькает рядом, и Скорпиус невольно улыбается. И тут же испытывает острое желание пригласить ее погулять — куда угодно, только бы оказаться подальше от этих унылых серых стен. Но губы не разжимаются — он слишком боится снова просить и получать ледяной отказ. Или услышать «да» — и все равно обжечься о лед.

Лили словно чувствует — и оборачивается, но на ее лице нет улыбки, только в глазах — любопытство.

— Скорпиус! — голос отца каменной глыбой катится по коридору и едва не сбивает их обоих с ног. — Зайди ко мне немедленно.

Лили неуклюже машет ему рукой и, поправив сумку, быстрым шагом идет к лестнице. Скорпиус тяжело выдыхает, глядя ей вслед, и, сунув руки в карманы, плетется к кабинету отца. В нем привычно темно и душно.