Парусник в тумане

А Скорпиус… она не может забыть выражение его лица в прошедшую ночь: нежное, вдохновленное, одинокое и в то же время немножко страстное.

Лили хочется задать ему сто вопросов без страха быть осмеянной.

— Пап, — она идет вслед за отцом. На мгновение он останавливается у маленькой двери под лестницей и гладит потускневшую ручку. — А что будет с домом?

Отец проходит в кухню, распахивает старый буфет и достает с верхней полки голубую чашку с белыми горошинками.

— Отойдет Дадли, — он пожимает плечами. — Который, наверное, его продаст. Уж слишком много здесь воспоминаний.

— Тебе жаль?

— Жаль и не жаль, — отец распахивает по очереди дверцы, ища пакет или коробочку для чашки. — Приходится отпускать прошлое. Раньше смерть казалась мне страшной, мир без любимых людей — диким и пустым, но потом я понял: мы приходим и уходим, а мир остается.

Лили спускается по ступеням и оглядывается на дом. Сколько всего здесь произошло! А сколько произошло в их доме на площади Гриммо… Ей нравятся дома с историей. Они по-особенному пахнут, они живые — не то что безликие многоэтажки, клыками торчащие за Сити.

Отец тоже останавливается и поднимает глаза на второй этаж. И Лили кажется, что открытые окна дома смотрят на них в ответ и хотят что-то сказать, но не могут. Отец коротко кивает кому-то невидимому, шумно выдыхает и быстро идет к калитке.

По обеим сторонам от нее, в высоких вазах, жизнерадостно цветут ярко-красные петунии.

Скорпиус

— Малфой, вы понимаете, что портить книги безнравственно? — библиотекарша смотрит на него поверх очков в синей оправе. — Кто позволил вам прикасаться к страницам во время еды?

— Простите, — Скорпиус извиняется, сдерживая улыбку. — Не найдутся ли у вас выпуски «Пророка» две тысячи пятнадцатого года?

Библиотекарша смотрит на него неприязненно.

— К сожалению, выпуски такой давности хранятся в архиве в Отделе Тайн. Не думаю, что вас туда допустят. Вам нужен какой-то конкретный номер?

Скорпиус лихорадочно пытается сосчитать номер газеты, которая могла выйти после нападения Лестрейнджа. Искать выпуск, в котором предупреждают о его побеге — бесполезно.

— Не знаю. Осенний, может, октябрьский, — говорит он наугад, и глаза библиотекарши сразу наполняются раздражением. — Впрочем, сейчас они мне не нужны. Я просто так интересуюсь, для одного дела. Спасибо.

Библиотекарша не успевает вылить на него свое недовольство, но и улизнуть от проблем Скорпиусу не удается.

— Тебя-то я и ищу, — Люпин окидывает его насмешливым взглядом. На лице у него привычные царапины, под правым глазом — едва заметная синева. — Мне дали согласие на посещение Дельфини. Сегодня. Сейчас.

Скорпиус бросает взгляд на часы. Почти двенадцать. В два он договорился пообедать с Лили, и на эту встречу он не может опоздать.

— Альбус в курсе?

— Ждет нас в холле, — Люпин протягивает ему узкий листок пергамента. — Мне кажется, или ты вчера ушел с работы до окончания рабочего дня?

Скорпиус спокойно убирает разрешение в карман пиджака, возвращенного Лили, и кивает.

— Думаю, тебя это не касается. Или ты уполномочен следить за мной?

Люпин резко вскидывает голову с неряшливой копной черных волос.

— Я видел, как ты смотришь на Лили.

— Я тоже видел, как ты на нее смотришь, — отзывается Скорпиус, обходя его. — И мне кажется, что свой шанс ты уже упустил.

Худое, некрасивое лицо Люпина багровеет от ярости, и он невольно тянется к палочке, но Скорпиус не останавливается.

— С Розой не получилось, но ты у нас, как истинный Малфой, не отчаиваешься, — Люпин давит на больные места, но Скорпиус, сунув руки в карманы, тихонечко насвистывает незатейливую мелодию. — С одной в кровати повалялся, теперь другую пытаешься затащить?

Скорпиус останавливается и внимательно смотрит в его пылающее лицо.

— Слушай, Люпин, — говорит он отцовским тоном, слегка растягивая слова. — Как забавно, что тебя интересует моя половая жизнь. У тебя, наверное, своей нет?

В звенящей тишине, полной презрительных взглядов, они спускаются в холл и, кивнув друг другу, трансгрессируют.

Ветер — страшный, колющий ветер — едва не сбивает с ног, и Скорпиус поеживается, оглядываясь по сторонам. Они — на большом высоком утесе, окруженном яростным морем и серым небом. Остро и едко пахнет тиной и отчаянием. Альбус переступает с ноги на ногу и дует на замерзшие ладони.

Люпин, не говоря ни слова, идет по тропинке вниз, к воротам, и Скорпиус, переглянувшись с другом, следует за ним.

— Не думал, что увижу ее еще раз, — признается Альбус громким шепотом. — Интересно, какой она стала?

Скорпиус пожимает плечами. Ему почему-то не стыдно за все, что они с Альбусом натворили. Как раз из-за тех приключений он и стал собой — настоящим.

В тюремном коридоре, темном и сыром, холодно и страшно. Если в нем страшно сейчас — каково же было здесь при власти дементоров? Дед был здесь пару месяцев, но и в его глазах навечно остались отголоски этого мрачного места.

Комендант громко стучит о толстую стальную решетку и звенит длинными ключами.

— Дельфини! К тебе посетители!

— Неужели? — хриплый глухой голос раздается по всему коридору, и Альбус нервно проводит рукой по волосам. — И кого занесло в эту чертову дыру?

— Привет, Дельфи, — Скорпиус заходит в камеру первым и сглатывает.

На него смотрит исподлобья девушка с длинными черными волосами, змеями вьющимися по плечам и груди, с горящими темными глазами, узким овалом лица, тонкой линией носа и красными шелушащимися губами.

Она красива — дьявольски красива, и Скорпиусу хочется сбежать от этой чертовой красоты.

Их взгляды встречаются — и она надменно приподнимает брови. Потом замечает за его спиной Альбуса и через силу улыбается.

— А, мальчики, — зубы у нее ровные и белые. — Соскучились?

— Это ты отправила Лестрейнджа к нам? — Скорпиус берет стул и садится напротив нее. — Тринадцать лет назад. А потом делала вид, какая ты прекрасная подруга.

Дельфи кривит губы, пряча лицо. Может быть, ей плевать — а может, она давно раскаялась, но слышать о преданной дружбе ей очевидно неприятно. Каждому неприятно знать о себе правду.

— Детский лепет, — Люпин закатывает глаза, подходя к ней ближе. В его карих глазах светится ненависть, и Скорпиус вспоминает, что мать Дельфи убила Нимфадору — убила специально, хладнокровно, с наслаждением — и сейчас на лице Люпина выступает желание отомстить. — У меня с собой сыворотка правды.

Скорпиус поднимается и уходит к окну, не желая смотреть на то, как Люпин подходит к Дельфи, обездвиживает ее, зло запрокидывает ей голову и с силой вливает сыворотку в рот.

Скорпиус прикрывает глаза. Тот осенний вечер, когда родители уехали в Министерство, вдруг вспоминается так ярко: мама еще жива, и печенье Элизы пахнет шоколадом, в гостиной жарко натоплен камин, и в воздухе витает счастье…

— Кто убивает людей и оставляет символы?

— Я не знаю.

— Отвечай, — Люпин повышает голос, но Дельфи яростно сверкает глазами.

— Я не знаю! — хохочет она громко, смотря на него с триумфом. — И вы так и будете терпеть неудачи. Раз за разом. А ты… ребенок оборотня и сумасшедшей девки… Нравится тебе твоя одинокая жизнь?

Люпин, теряя самообладание, яростно замахивается на нее, но Альбус хватает его за руку.

— Прекрати, — говорит он твердо. — Дельфи, зачем человек использует символы?

— Чтобы воскресить сущность, — вяло отвечает она. — Этот человек должен использовать черные и серебряные свечи перед исполнением ритуала. Когда то, что убивает людей, получит Соль и Серу, останется только Ртуть. И тогда эту сущность уже будет сложно победить обычными заклинаниями — она станет воплощенным Духом, которого можно даже потрогать. Правда, разум у этого Духа не будет подчиняться тому, кто его вызвал, чем он и смертельно опасен.

— Признайся, что это ты совершила ритуал! — волосы Люпина становятся красными.

— Зачем мне ритуалы? — Дельфи снова улыбается. — Отца я уже не смогу вернуть, это слишком трудно, учитывая, что я заперта в тюрьме, без книг и палочки.

Скорпиус бросает взгляд на бледного Альбуса и опускается перед ней на корточки.

— Что произойдет, когда этот Дух получит последнюю жертву?

— Он заберет себе самое дорогое, что есть у создателя ритуала, только, к сожалению, создатели этого не знают, — Дельфи кривит тонкие губы. — В книгах об этом специально умалчивают. Заберет — и медленно убьет его, забирая все жизненные силы.

— Можно этого Духа уже сейчас найти?

— Можно попробовать, если вы знаете, кто исполнил ритуал, — Дельфи нарочито зевает. — Без этого затея абсолютно бесполезна. Никакое поисковое заклинание не сработает, потому что это не мертвец и не живой — а сущность, живущая между мирами.

Они выходят из тюрьмы, оставив ее в полумраке и сырости, и мрачно переглядываются.

— Чертова девка, — волосы Люпина от негодования становятся зелеными. — Я уверен, что это она все затеяла. Только каким-то образом сыворотка правды на нее не действует.

Альбус недовольно хмурится.

— Брось, Тедди. Как она может противостоять сыворотке? Она же не каждый день ее пьет, чтобы получить иммунитет. Нет, я не думаю, что это она. Может быть, это Пожиратели пытаются вернуть Волдеморта? Кто по спискам еще жив и не заключен в Азкабане?

— Малфой-старший, — усмехается Люпин и тут же добавляет, увидев их лица: — Шутка. Так сходу и не вспомню. Многие, у кого была Метка, погибли в Битве за Хогвартс. Остальные и те, кто следовал за Риддлом без метки, сейчас заняты в самых разных сферах. Нужно свериться с реестром. Завтра с утра сообщу. Что решил Джеймс насчет предполагаемых мест нападения? Скольких выставим на дежурство?

— По три человека на точку, — Альбус снова дует на замерзшие ладони. — Думаю, этого достаточно. С одним Духом, которому осталось еще два убийства до обретения полной силы, трое должны справиться. Что скажешь, Скорпиус?

Тот вздрагивает, опуская рукав рубашки и пряча часы под ткань. Без четверти два. Лили, наверное, уже ждет его, и Скорпиус нервно отзывается:

— Согласен. Сколько дней у нас в запасе?

— Две недели.

— Отлично, — он плотнее запахивает мантию. — Думаю, у нас еще будет время обговорить план, тем более, нужно посоветоваться с Джеймсом. Не забывайте, что ваших сотрудников еще оформить как-то на это дело нужно. Бюрократию никто не отменял, как говорит Роза. Я на обед отлучусь, ладно? Встретимся в зале заседаний около четырех.

Сейчас, в обеденное время в середине рабочей недели, Гайд-парк практически безлюден и одиноко шелестит листьями, и солнце гладит лучами дорожки, посыпанные красноватым гравием. Скорпиус глубоко вдыхает июньский воздух, пахнущий цветущим жасмином и розами, украшающими жизнерадостные лужайки.

Он подходит к схеме Гайд-парка: в разных его уголках спрятаны кафе и ресторанчики, но где окажется Лили? Он быстро обегает карту глазами: фонтаны, манеж, мемориал… а, вот, небольшой домик и кафе рядом — Рыбацкий уголок. Там можно взять напрокат лодки и уплыть на островки Серпентайна.