Зеркальный лабиринт. Выход есть всегда

— Если бы я своими глазами битву Ангела и дракона не увидел и собственными ушами его голос не слышал, то ни за что бы не поверил, что бесы существуют.

— Сатанинскому департаменту любую компьютерную игру придумать — раз плюнуть. Да что им компьютеры, когда они атомное оружие людям подсунули? Конечно, люди сами выбирают: воевать или нет, быть человеком с именем и фамилией — или стать номером во всемирном компьютере; играть в компьютерные игры или книгу почитать; обмануть или правду сказать, похвастаться или промолчать, обидеться на друга — или простить его; дать в долг или пожадничать. Человек свободен в своем выборе. А бесовская задача — склонить человека ко злу, задурить ему голову любой ценой, чтобы, не дай Бог, он по заповедям жить не начал. Кого пивом одурманить, кого наркотиками, кого играми, как тебя. Кстати, карьерный рост — это тоже наркотик. Если человек ради карьеры, а значит, ради денег, на все готов — считай, брат, он по указке нечистой силы живет.

— Так сейчас все ради денег живут. Все хотят больше получать, чтобы человеком себя чувствовать и жить в свое удовольствие.

— Я бы за всех людей не говорил. Я лишь за себя могу сказать, что чувствую себя человеком вне зависимости от того, сколько у меня денег. А удовольствие мне добрые дела приносят. Даже от самого маленького доброго поступка на душе радостно становится. И наоборот: обижу кого-нибудь или загоржусь — так чувствую себя, словно в грязи извалялся, и так на душе муторно становится!

— Точно! У меня тоже так было, когда я матери с отцом грубил или с Варей ссорился.

— Это тебя, брат, совесть мучила.

— Мучила, — кивнул Никита, — а потом замолчала. Отец Владимир, я как компьютер увижу, сразу об игре думать начинаю. Словно меня кто-то в спину толкает — сядь, поиграй, — признался Никита. — Это тоже грех?

— Если ты пересилишь страсть к игре и мимо пройдешь — нет, а если не удержишься и зависнешь в онлайне — да. Ты же время, энергию, здоровье свое, в конце концов, тебе Богом отпущенное на благие дела, тратишь на пустоту.

— А как мне с этой тягой бороться?

— Как и с любой страстью — покаянием и причастием. Те, кто окрепли духом, постом и молитвой врага борют, но тебе, брат, пока рано на серьезный бой выходить. Так что завтра исповедуешься, причастишься, если Бог даст, а там посмотрим.

— А чего смотреть? Мне что, может не полегчать?

— Причастие, брат, не таблетка. Если покаешься от всей души, Бог тебе все простит, и враг, он же компьютерный бес, который к тебе прилип, после причастия Святых Даров такого стрекача задаст! Только мы его и видели! Все от тебя зависит. Иди, готовься. ***

Отстоять первую службу, на которой были лишь три монахини и Варя, оказалось для Никиты непросто. Сначала у него заболели ноги, потом спина, затем стало колоть в пятках, потом заболела голова, а перед причастием вообще напал чих.

— Встань у иконы отца Серафима, — посоветовала Варя, заметив его движение в сторону дверей. — Главное — не выходи. Держись.

Перед самой Чашей чих, словно испугавшись, прошел. ***

— А жить-то хорошо!

Никита вышел из церкви и всей грудью вдохнул морозный воздух. Деревья, покрытые сверкающим на солнце инеем, стояли как в сказке. Белоснежные облака на синем небе притягивали взгляд. «Как давно я не видел небо!» — он раскинул руки и помчался под горку. Варя, смеясь, побежала за ним.

— Когда-то и я так бегала, — улыбнулась им вслед мать Наталья. — А теперь только черепашьим шагом передвигаюсь.

— Тише едешь — дальше будешь, — отозвалась мать Валентина, стараясь не поскользнуться на узкой тропинке.

— И то верно. Слава Богу за все! — перекрестилась мать Клавдия, аккуратно ступая по ее следам. ***

Дни в пустыньке летели незаметно. Никита помогал по хозяйству отцу Владимиру, а Варя много времени проводила с монахинями. Те обучали ее пению и вышивке гладью.

Очень скоро ребятам стало понятно, почему священник встретил их в рабочей одежде. В подряснике рубить дрова, носить воду, топить старенькую баньку и ремонтировать избы было не с руки.

Каждый день пустынька баловала гостей разными подарками: то лисица мелькнет рыжей молнией на белом снегу, то зайцы оставят хоровод следов около крыльца, то огонечки-снегири налетят стаей на кормушку около кельи отца Владимира. Никита не уставал радоваться этим дарам.

— Я в городе больше жить не хочу, — как-то сказал он Варе, — школу закончу и перееду сюда. Буду помогать батюшке. Он говорил, что летом к нему много молодежи приезжает. Надо для них гостевой домик поставить, да и трапезная нужна.

По вечерам отец Владимир садился с ребятами около уютно потрескивающей печки, и они говорили обо всем на свете. Перед Никитой постепенно открывался новый мир. Как-то разговор зашел о христианских подвижниках, и отец Владимир подробно рассказал о жизни отца Серафима Саровского.

— Вся его жизнь была подвигом. Жил он не для себя — для людей, во имя Любви, — закончил батюшка рассказ.

— Когда это было… — протянул Никита. — Да и вообще, в монастыре-то жить легко. Вот попробовал бы он в наше время пожить, когда со всех сторон на тебя ловушки расставлены!

— В монастырях, брат, ловушки покруче будут, чем в миру. Просто их невооруженным глазом не видно, — прищурился отец Владимир. — Ты думаешь, стоять в добре — это просто?

— Как это — стоять в добре? — не поняла Варя.

— Значит — жить по заповедям. Это, друзья мои, самое сложное. Надо и с собой постоянно бороться, и силу воли воспитывать. Порой даже перед самым малым соблазном трудно устоять. Для вас сейчас и службы стоять — подвиг.

— Это точно, — засмеялись ребята.

— Я вам один секрет открою, — неожиданно строгим голосом сказал отец Владимир. Варя выпрямилась, а Никита весь обратился в слух — не каждый день священник тебе секреты открывает. — Есть против врага у нас оружие — Иисусова молитва. Она короткая, но бесы ее боятся до жути.

— Что это за молитва?! — не выдержала Варя.

— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного.

— И все? Это и есть оружие против темных сил? — Никита был явно разочарован.

— Не всекай, брат. Этой короткой молитвой можно любой дурной помысл прогнать, любую грешную мысль, а значит, и от плохого поступка себя избавить. Ведь грех начинается с помысла. Вот, к примеру, идешь ты по улице мимо интернет-кафе, и вдруг к тебе мыслишка в голову залезла — зайду сюда на минуточку, посмотрю, что мне в «Контакте» написали?

Заходишь в «Контакт» или в другую сеть, а там на первой странице — реклама новой компьютерной игры. А в голове опять мысль: «Я только посмотрю, что за игра». И все. Пропал ты, брат. Снова тебя болотная трясина засосет.

— Так я могу и не зайти в это кафе. Знаю же, что мне за комп лучше не садиться.

— То-то и оно, что сейчас ты это понимаешь. А пройдет время, и тебе покажется, что ты уже окреп и никакие помыслы тебе не страшны. Вполне ты и загордиться можешь своею силой. Тут-то тебя враг и поймает. На гордыньке поймает. Вы запомните, как только человек загордится — темная сила власть над ним получает. Чем больше гордости в человеке, тем сильнее на него нападки бесовские.

— И что мне делать?

— Бить врага мечом — Иисусовой молитвой. Только ты подумал: «А не зайти ли мне в кафе?», сразу мысленно произноси: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного». И тверди так, пока вредная мысль тебя не оставит.

— А вслух можно молиться? — спросила Варя.

— И вслух можно, и мысленно! Главное — бороться, не отступать, не поддаваться! ***

Все в домике отца Владимира было на виду, но однажды Никита заметил в сенях низкую дверь, за которой оказалась комнатушка с письменным столом, заваленным бумагами, а на нем… компьютер и принтер.

— Отец Владимир, — бросился Никита к батюшке, — почему вы мне про компьютер не сказали? Зачем он вам?

— Что же ты, брат, без спроса в чужую комнату зашел? — отец Владимир нахмурился. — Не говорил — значит, имел на то свои резоны.

— Простите, — смутился мальчик. — Все-таки зачем вам компьютер?

— Для дела, для переписки, для поиска нужной информации.

— У вас есть Интернет?!

— Есть, от флешки. Только работает он с черепашьей скоростью. Кстати, раз уж ты мою тайну открыл, то теперь можешь пользоваться компьютером, — подумав, сказал батюшка. — Может, тебе новые игры посмотреть хочется? Так ты не стесняйся, — добавил он, внимательно посмотрев Никите в глаза.

— Чего я там забыл?! У меня работы по горло, — хмыкнул тот. ***

Однажды Никита прочитал Варе и отцу Владимиру за вечерним чаем свое новое стихотворение:

Время петляет, пощады не знает.

И глупо в игры с ним играть.

Оно умело нами управляет.

Учись ценить, пока не поздно,

То, что сейчас имеешь ты,

Ведь, потерять и это можно.

И не смотри на мир так грозно,

Ему нет дела до твоих обид.

Всем нам бывает в жизни сложно.

Сквозь мрак теней, что в нем блуждают,

Проложить свой старайся путь,

Что для других примером станет.

Но одному не потянуть такую ношу,

Не отвергай ты дружеской руки.

В друзей я веру никогда не брошу…

И ты в них веру сохрани!

— Да ты, брат, поэт, — обрадовался батюшка. — Знаешь что, — он взял с полки книгу, — почитай-ка стихи этого поэта.

— Иосиф Бродский… — Никита раскрыл книгу и прочел вслух:

Холмы — это наша юность,

Гоним ее, не узнав.

Холмы — это сотни улиц.

Холмы — это сонм канав.

Холмы — это боль и гордость.

Холмы — это край земли.

Чем выше на них восходишь,

Тем больше их видишь вдали…

Присно, вчера и ныне,

По склону движемся мы.

Смерть — это только равнины.

Жизнь — холмы, холмы.

— Здорово! — воскликнула Варя. — А почему он написал, что мы гоним юность, не узнав ее?

— Я тоже когда-то задал себя этот вопрос, — улыбнулся батюшка. — Думаю, что юным свойственно торопить время, стремиться быстрее все познать. Без разбора — плохое или хорошее. А в спешке теряют самое главное — целомудрие, то есть свою цельность, сочетание чистоты и мудрости.

— Откуда у юности мудрость? — удивилась Варя. — Мудрость только у стариков бывает.

— Не только. Мудрость — это светлый ум, а значит, ум в Боге. С Богом можно быть и от рождения. Например, как святой Сергий Радонежский. Часто бывает так, что люди с возрастом житейски мудреют, а чище не становятся. Ведь очиститься можно только покаянием. А люди сегодня гордые, каяться не хотят. Мы, говорят, и так проживем. Нам заповеди не нужны. Трудно нам по ним жить. Не понимают, что заповедь — это предупреждение Божье.

— Как это? — не понял Никита.

— Все просто. Будешь жить по заповедям — все у тебя будет хорошо, а будешь их нарушать, сам себя этим накажешь. Не Бог тебя накажет, а ты сам. Бог есть Любовь. Вот и вся премудрость. Так что не спешите все познавать. Сначала научитесь добро от зла отличать. ***

Перед отъездом Варя уговорила отца Владимира отпустить их прогуляться на озеро неподалеку от пустыньки. Батюшка согласился неохотно.

— А что здесь такого? — недоумевала Варя. — Лед давно встал, до озера всего-то три километра. Чего вы боитесь?