Простонародные рассказы, изданные в столице

* * *

Косо заколотым гребнем из рога туча стоит надо мной.
Легкий дощечек сандаловых стук,
Льется напев:
«Нитей пучок золотой».
Кончена песня — просвета не видно
в радужной туче сплошной.
Снова приснился мне южный залив,
яркой луной залитой.

А вот Ван Янь-соу возражает им всем: «Никто тут не виноват, ни ветер, ни ливень, ни ивовый пух, ни бабочки, ни иволга, ни кукушка, ни ласточка. Просто миновали отведенные весне девяносто дней — вот она и ушла от нас». Стихи у него такие:

Кто дождь обвиняет, кто ветер винит,
но те и другие неправы:
Пусть ветра не будет, не будет дождя —
весна оставаться не в праве.
Синеющей сливы, весь пурпур со щек
стряхнувшей, совсем еще мало;
Кормящие ласточки, желтое в клювах
несущие, вьются оравой.
Напев свой твердящие «души из Шу»[9]
цветов только тени прогонят;
Наесться стремясь, шелкопряды из У[10]
на туте листов не оставят.
Печальная новость: уходит весна
в края, недоступные взору;
Озера и реки, тоскуя о ней,
оделись в пожухлые травы.

Почему рассказчик начал свое повествование с этих стихов об уходящей весне? А вот почему.

В годы правления Шао-син[11] жил в столице[12] князь сяньаньский[13], военный правитель трех областей. Родом он был из Яньани[14], что в области Яньчжоу, на запад от Заставы[15]. Однажды, видя, что весна подходит к концу, он взял с собой родных и отправился отдохнуть на лоне природы. Вечером, возвращаясь домой, они подошли к мосту Чэцяо у ворот Цяньтанмэнь[16]. В тот миг, когда паланкин с родными князя уже миновал мост, а паланкин самого князя оставался еще позади, из расположенной у моста мастерской, в которой наклеивали на бумагу картины и переплетали книги, послышался голос:

— Дочь, выйди взглянуть на князя!

Едва девушка вышла и князь увидел ее, он тут же обратился к своему первому помощнику и телохранителю:

— Такую девушку я ищу уже очень давно. Как кстати я встретил ее сегодня! Приказываю тебе, чтобы завтра же она пришла ко мне во дворец.

Телохранитель с изъявлениями полной покорности, не откладывая, отправился за девушкой, которая выходила смотреть на князя.

Кто же она была такая?

Воистину:

Настанет ли год, когда не поднимут
дорожную пыль повозки?
Придет ли пора, когда распростится
с любовными чувствами сердце?

Около моста Чэцяо телохранитель увидел дом с вывеской: «Здесь мастер Цюй наклеивает на бумагу старинные и современные картины и надписи». Как раз оттуда вышел старик, а с ним девушка.

Как же она выглядела?

Туча-прическа —
легкой завесою крылья цикады;
Бабочки-брови —
тонкой дугою весенние горы.
Алые губы сомкнулись
в одну округлую спелую вишню;
Белые зубы меж ними
двумя рядами кусочков нефрита.
Лотос под каждым шагом
полукружий крохотных-крохотных луков;
Иволги нежная песня
в переливах звенящей-звенящей речи.

Вот как прелестна была девушка, вышедшая смотреть на паланкин князя.

Телохранитель сел в чайной напротив ее дома, и когда служанка заварила ему чай[17], он обратился к ней с просьбой.

— Я хочу попросить вас, матушка, — сказал он, — сходить в мастерскую на той стороне улицы — там подклеивают картины — и пригласить сюда мастера Цюя. Я хотел бы поговорить с ним.

Служанка тотчас отправилась туда и привела мастера Цюя.

— Чем я могу быть вам полезен? — спросил мастер Цюй телохранителя, после того как они обменялись поклонами и сели.

— У меня, собственно, нет к вам никаких дел. Я хочу лишь задать один праздный вопрос, — сказал телохранитель. — Скажите, та девушка, которую вы сейчас позвали взглянуть на паланкин князя, ваша дочь?

— Да, моя дочь, — ответил мастер Цюй. — Нас в семье трое.

— Сколько же лет вашей дочери? — спросил опять телохранитель.

— Восемнадцать.

— Что же она теперь собирается делать: выйти замуж или устроиться служить в дом какого-нибудь чиновника?

— Я слишком беден. Где мне взять денег, чтобы выдать дочь замуж? Придется отдать ее в услужение в какой-нибудь чиновничий дом.

— А что она умеет делать?

Мастер Цюй рассказал ему, чем занимается его дочь. Есть стихи-цы[18] на мотив «Прелестные глазки», где тоже говорится об этом:

В дворике малом, в покоях укромных,
долгие дни до смерканья
Милая дева
в платье из шелковой ткани,
Не подменяя
этим творенья Владыки Востока[19],
Шьет золотою иглою узоры,
полные благоуханья.
В рамке из листьев на ветках склоненных
пораскрывались бутоны;
Но ароматов
тщетно от них ожиданье —
Тех, вкруг которых
в чащах укромных лесов или парков
Видеть привычно
пчел суматоху и бабочек танец.

Телохранитель понял, что девушка хорошо вышивает.

— Князь только что видел вашу дочь из паланкина и обратил внимание на ее вышитый передник, — сказал он. — Ему как раз нужна в доме искусная вышивальщица. Почему бы вам не отдать ему свою дочь?

Отец вернулся домой и рассказал об этом предложении своей жене. На следующий день он написал дарственную и отправил дочь в дом князя. Князь расплатился с отцом, а девушке дали имя — служанка Сю-сю.

Прошло некоторое время. Однажды император пожаловал князю халат воина, расшитый кругами из цветов. Тогда и Сю-сю вышила ему точно такой же халат. Князь очень обрадовался, увидев ее работу. «Государь пожаловал мне вышитый халат воина, — подумал он. — Надо бы поднести ему в знак благодарности что-нибудь необычное». В своей сокровищнице князь нашел кусок прекрасного нефрита, прозрачного, как баранье сало. Он созвал всех своих мастеров-камнерезов и спросил их:

— Что можно сделать из такого куска нефрита?

— Набор винных кубков, — предложил один из мастеров.

— Стоит ли? — усомнился князь. — Разве не жалко такой прекрасный кусок нефрита тратить на винные кубки?

— Этот кусок нефрита острый сверху и круглый снизу, — сказал другой мастер. — Из него можно сделать статуэтку махакала[20].

— Такие статуэтки нужны только в седьмой день седьмой луны[21], — возразил князь. — Все остальное время она будет лежать без дела.

Среди камнерезов был молодой человек по имени Цуй Нин, родом из Цзяньканфу, что в области Шэнчжоу[22]. Ему было всего лишь двадцать пять лет, но он уже не первый год служил у князя. Он вышел вперед, почтительно сложив руки, и сказал князю:

— Милостивый князь, этот кусок нефрита — неудачной формы: острый сверху и круглый снизу. Из него можно вырезать только богиню Гуаньинь[23] — владычицу Южного моря.

— Хорошо, — обрадовался князь. — Это как раз то, о чем я думал!

И князь велел Цуй Нину сразу же приступить к работе. Не прошло и двух месяцев, как Цуй Нин вырезал нефритовую Гуаньинь. Князь немедленно отправил фигурку богини вместе с посланием императору. Драконоликий[24] пришел в восторг. Цуй Нину увеличили жалованье, а князь выразил ему свое восхищение.

Прошло немало дней. Снова наступила весна. Однажды, возвращаясь с загородной прогулки, Цуй Нин с несколькими своими приятелями зашел посидеть в винной лавке у ворот Цяньтанмэнь. Только они выпили несколько чашек вина, как вдруг услышали на улице какой-то шум. Они тотчас же распахнули окно, выглянули наружу, и до них донеслись крики: «Беда у моста Цзинтинцяо!» Не допив вина, Цуй Нин и его приятели мигом сбежали вниз по ступенькам и увидели:

Сначала как бы огонек светляка,
Потом похоже на огонь фонаря. —
И вот уже пламя — с ним не сравниться
сиянию тысячи свеч восковых;
А вскоре зарево — с ним не поспорят
десяток тысяч костров[25] в колодах.
Не шесть ли воинов-духов
опрокинули жаровню «Драгоценное Небо»?
Не восемь ли стражей небесных
выпустили пламя Огнедышащей Горы?
Или на собрании горы Лишань
Еще одна новая Бао Сы[26]
явила прелестный лик?
Или под скалами Красной стены
Вновь родившийся Чжоу Юй[27]
придумал искусный план?
Не пять ли Проникновенных
разожгли огонь в своей тыкве-горлянке?
Иль, может быть, сам Сун У-цзи[28]
пригнал волшебного красного мула?
Но нет, конечно же нет —
это не свечи и это не масло;
Перед ним несомненно
клубы дыма и пламя пожара.

— Это недалеко от дома князя, — воскликнул Цуй Нин, как только увидел пожар.

Он помчался туда и увидел, что дом пуст: там тихо, все вывезено и нет ни души. Не найдя никого, Цуй Нин пошел по левой галерее. В ослепительном блеске пожара было светло, как средь бела дня. Внезапно из дома, разговаривая сама с собой, покачивающейся походкой вышла женщина и столкнулась с Цуй Нином. Узнав в ней служанку Сю-сю, Цуй Нин отступил немного назад и прошептал приветствие.

Дело в том, что князь как-то пообещал Цуй Нину: «Когда Сю-сю отбудет здесь положенное время, я отдам ее тебе в жены». Все, кому было известно об этом, нередко подзадоривали Цуй Нина. «Прекрасная будет пара!» — говорили они, и Цуй Нин рассыпался в благодарностях. Ведь он был одинок и ничего не имел против того, чтобы жениться на ней. Да и Сю-сю была бы не прочь иметь своим мужем такого славного парня, как он. И вот сейчас, когда случилось такое происшествие, Сю-сю оказалась рядом. Она спустилась с левой галереи, держа в руках узелок с драгоценностями — золотом и жемчугом.

Встретив Цуй Нина, она сказала ему:

— Господин Цуй! Я слишком замешкалась. Все княжеские служанки уже разбежались, и присматривать за мной некому. Теперь тебе придется найти для меня какое-нибудь место, где бы я могла укрыться.

Цуй Нин и Сю-сю вышли из дома и пошли берегом реки. Так они шли до моста Шихуэйцяо.

— Мастер Цуй! — сказала тут Сю-сю. — У меня так устали ноги, что я не в силах идти.

— Пройдите еще немного, в нескольких шагах отсюда мой дом, — сказал Цуй Нин, указывая на домик впереди. — Там вы вполне сможете отдохнуть.

Так они пришли к нему домой.

— Я очень голодна, — сказала Сю-сю, когда они сели. — Господин Цуй, купите мне что-нибудь поесть. А если бы после всех страхов, которых я натерпелась, еще и чашечку вина выпить, было бы совсем хорошо.

И тогда Цуй Нин купил вина, а после трех чарок да двух кубков воистину стало так:

Три чарки — как острый бамбука листок
насквозь через сердце прошел;
Два алых персиковых лепестка
тотчас на щеках расцвели.

Известно ведь, что весна — повелительница цветов, вино — слуга любви[29].

— Помните вы тот день, когда мы любовались луной на террасе перед домом и когда князь пообещал отдать меня вам в жены и вы еще благодарили его? — спросила Сю-сю. — Помните вы это или нет?

Цуй Нин почтительно скрестил руки и подтвердил, что помнит.

— В тот день все выражали вам свое одобрение и говорили: «Какая будет хорошая пара!» — продолжала Сю-сю. — Разве вы могли это забыть?

Цуй Нин ответил снова, что он все помнит.

— Так чего нам еще ждать? — спросила Сю-сю. — Почему бы нам сегодня же не стать мужем и женой? Что вы об этом думаете?

— Как можно! — испугался Цуй Нин.

— Ну, если вы отказываетесь, я закричу, и вам плохо придется, — пригрозила Сю-сю. — А зачем вы тогда привели меня к себе домой? Завтра я обо всем расскажу в доме князя!

— Вот что я хочу сказать, — ответил Цуй Нин. — Если вам так угодно, мы можем стать мужем и женой, но только с одним условием: здесь нам жить нельзя, мы должны уехать. Мы можем воспользоваться тем, что случился пожар и в доме царит беспорядок, и убежать сегодня же ночью.