Приз для варвара (Тифани и Салюх)

Часть 2

Салюх

Я сжал веточку в своих зубах и снова прислонился к стене пещеры, и смотрел на темнокожую человеческую женщину, выходящую из своей пещеры. Рассматривать Ти-фа-ни стало моим любимым времяпрепровождением с тех пор, как мы перебрались в южные пещеры, и я знаю, что я такой не один. Но я единственный, кто делает это незаметно. Рядом ошивается Таушен и глазеет на неё. Она улыбается ему, но эта улыбка не затрагивает её глаз. Я бы хотел сказать ему, что таким образом он не заслужит её внимания, но в то же время и не хочу помогать ему.

Ти-фа-ни моя. Просто она об этом ещё не знает.

Мой кхай в груди молчит, но это не имеет значения. Это уже витает вокруг. Я перетираю в зубах палку и продолжаю смотреть, как Таушен — как ему не терпится — пытается взять корзину из её рук. Она лишь покачала головой и сказала ему что-то вежливое, от чего он скис. Когда он вернулся к центральному кострищу, то выглядел так, словно его отругали.

Ти-фа-ни поспешила выйти наружу. Я последую за ней, но через мгновение — ей нужно немного времени, чтобы думать, что она одна. Она очень пугливая, моя женщина, но это ничего. Я терпеливый мужчина. Следить за своей женщиной для меня, словно следить за добычей — это требует терпения и упорства охотника. Это значит наблюдать за каждым движением того, на кого охотишься, изучать повадки. Что касается человека, это значит поддерживать её и дать ей свободу там, где другие этого не делают. Это значит держаться на расстоянии.

На данный момент. Когда мой кхай срезонирует на неё, мне уже не придётся держать себя на расстоянии вытянутой руки от неё.

Спустя несколько минут я всё ещё лениво жую прутик зубами и наблюдаю, как моё племя снуёт по южной пещере. Жена Аэхако Кира стоит неподалёку и баюкает свой свёрточек в руках. Джози протягивает руки к ребёнку и томление прямо-таки написано на её круглом лице. Она не скрывает своих эмоций, как это делает Ти-фа-ни. Она явно выставляет их наружу, чтобы все видели. Моя мать и один из старейшин коптят мясо, собирая дорожный провиант, а рядом несколько охотников точат свои лезвия, готовясь к охоте. С двенадцатью новыми ртами — плюс теперь в пещерах полно молодняка — охотится необходимо чаще, чем когда бы то ни было.

Но мне не для кого охотиться. Пока ещё. Я охотник-одиночка, добывающий пропитание вне пещеры. Мои меха пока ещё внутри пещеры с другими несвязанными охотниками. Скоро я выйду на охоту… но сначала я должен навестить свою женщину и сделать так, чтобы она стала нуждаться во мне. Я оттолкнулся от стены и вразвалочку прошёлся на сторону Кемли, где схватил кусок мяса, заготавливаемого в качестве дорожного провианта.

— Хо, мам. Я погляжу, ты готовишь для меня еду.

Она хлопнула меня по руке так, словно я был каким-то непослушным ребёнком.

— Положи на место. Ты должен идти на охоту.

— Ага, но я и сейчас уже на охоте. — Я улыбнулся ей и откусил от другого куска. — Просто, сейчас я охочусь не на мясо.

Она прикрыла глаза и покачала головой. Я думаю, ей бы хотелось видеть меня с кем-то в паре. Кроме моей юной сестры Фарли, я пожалуй, последним покину пещеру. Оба моих брата — Пашов и Дагеш имеют связь с человеческими женщинами и теперь уже даже у них есть малыши.

— Ты не можешь взять больше продовольствия. Оно нужно нам для предстоящего похода.

Я проглотил тот кусок, что уже взял, и посмотрел на проход в пещере, через который ушла Ти-фа-ни некоторое время назад. Если я буду выжидать слишком долго, кто-нибудь вполне может начать приставать к ней и этим её обеспокоить. Скоро мне нужно выдвигаться, но слова матери вызвали во мне любопытство.

— Что за поход?

— Человек по имени Хар-лох нашёл три новых пещеры, подходящих для семей, и смог обработать их своим камнерезчиком. Так сказал Аэхако. Это значит, что там есть комнаты для трёх семей, возвращающихся в основные пещеры нашего племени. Фарли, твой отец и я возвращаемся. Я хочу быть ближе к другим моим сыновьям и их жёнам, пока их дети ещё такие маленькие. — Она наклонила голову глядя на меня. — Ты мог бы вернуться с нами.

— Не сейчас. — Я уйду лишь тогда, когда Ти-фа-ни уйдёт. Если она ещё не возвращается, значит, и я остаюсь.

— Из-за женщин? — Мать изогнула одну серую бровь. Она знала меня слишком хорошо.

Я лишь усмехнулся, глядя на неё. Она знала, что я наблюдаю за Ти-фа-ни, не смотря на то, что я до сих пор не почувствовал резонанса к ней. Я поставил её себе, как цель, которая станет моей. Всё, что мне теперь нужно, это убедить своего кхая, что она — моя.

Это случится. Я уверен, это произойдёт скоро.

Я наклонился, схватил ещё один кусок провианта и отскочил прежде, чем мама могла бы оттягать меня за хвост, как непослушного ребёнка. Она, конечно, будет возражать, но, когда я уходил, то слышал её заинтересованное хихиканье. Я выглянул из главной пещеры и вышел на снег, мои ботинки утонули в свежих хлопьях нападавшего за ночь снега. Пока это лишь небольшой снег в преддверии сурового сезона, но я знаю, что люди чувствуют отчаяние от этого бесконечного холода. Как я слышал из их разговоров, у них на планете снег это нечто такое, что приходит лишь на несколько коротких лун. Я фыркнул при этой мысли. С ума сойти.

Следы Ти-фа-ни в снегу были глубокими, поскольку маленькая человеческая ножка глубоко проваливается в снег. Она ушла недалеко и я следую её следами за дальнюю стену скалы, — где она выращивает свои растения, сажая их в грядки. Она называет себя фермером и говорит, что позже это будет нам полезно. Я не знаю, правда ли это, но у людей вообще какие-то странные представления о еде, например, они едят корнеплоды. Она трудолюбива, она умна, так что, должно быть, её странное увлечение принесёт благо.

Я вижу её, стоящей на коленках на снегу, чуть дальше, она что-то пытается рыть палкой. Отсюда мне виден прекрасный цвет её кожи, он похож на самые драгоценные шкуры животных. Её волосы напоминают гриву и необычны тем, что закручены в спиральки, как наши кисло-сорные кустарники, что растут в скалистых углублениях и благодаря которым чай приобретает приятный вкус. Мне нравится. Она отличается от других, но на неё приятно смотреть и мне нравится сияние её голубых глаз на маленьком человеческом личике.

Я даю ей понять, что приближаюсь.

— Хоу, Ти-фа-ни. Это я, Салюх. — Я помахал рукой в воздухе в знак приветствия, тогда как она взглянула вверх, защищая своей рукой глаза. Я всегда забочусь о том, чтобы осторожно приветствовать её, предупреждая о своём присутствии. Однажды я удивил её, подошёл незаметно, чем вызвал бурную тревожную реакцию. Не хочу снова напугать её.

Она помахала мне рукой.

Я направился к ней и пока шёл, я мысленно взывал к своему кхаю. Это наша общая пара, говорил я ему. Видишь, какая она хорошенькая? Какая хрупкая? Мне нужен резонанс с ней. Это нужно мне, чтобы заявить своё право на неё, чтобы защищать её.

Ти-фа-ни моя.

Резонанс.

Резонанс.

Резонанс, чтобы я мог заявить на неё своё право.

Но мой кхай молчит, предатель, всё то время, пока я иду к ней. Сегодня не мой день. Но это не имеет значения. Это может случиться завтра или в один из последующих дней.

— Наслаждаешься снегом?

Она повернула ко мне лицо и покачала своей палкой.

— Он шёл всю ночь и полностью скрыл мои растения. Я понятия не имею, как у кого-нибудь получается тут что-то делать.

— Ммм. — Я присел в снег рядом с ней, изучая её приспособления. У неё целая кожаная сумка полна чем-то, что выглядит как навоз, который она укладывает к семенам, и пытается копать своей палкой яму в снегу. — Что это ты делаешь?

— Я пытаюсь высадить кропсы, — сказала она на своём странном человеческом языке. Я уже выучил человеческий язык в Пещере Предков, так что могу общаться с ней. В голове появляется мысленная картинка при словах о том, что растения, выращиваемые для еды, должны расти в определённых условиях.

Интересно. Я никогда раньше не обращал внимание на растения, разве что время от времени собирал их для чая своей матери. Я подобрал одно из семян и принялся его рассматривать, в то время как Ти-фа-ни вернулась к работе.

— Что конкретно вы делаете, когда садите?

Она отклонилась чуть назад и убрала свои кучерявые волосы с лица. Такое маленькое движение и такое изящное, что я почувствовал свой член наполненным желанием до боли — я должен заявить своё право на неё. Резонанс, требую я от своего молчащего кхая.

— Ну, — говорит тем временем она, — там на Земле у нас были фермеры. Они выращивали еду для тех людей, которые не имеют возможности или места для того, чтобы самостоятельно выращивать для себя еду. Понимаешь, я думаю, что мы можем и здесь создать общие плантации и научиться сохранять растительную пищу в течение сурового сезона. Мне только нужно сообразить, как сделать так, чтобы семена могли расти посреди всего этого снега. Я имею в виду, что они же растут как-то в Норвегии и в Сибири растут, верно? И они растут здесь. Значит, эти растения могут выживать в таких суровых условиях. Но вот я высадила семена, а они не прорастают. Так что я совершенно не имею сейчас понятия, что же я делаю не так. — Ей губы сжались в тонкую линию.

Я взял одну из гадких навозных лепёшек из её сумки и стал её рассматривать. Мы используем их для топлива, потому что дерево редкость тут и дальше вниз по горам.

— Значит, ты хочешь попробовать использовать навоз как корм им?

Она хихикнула, этот звук показался мне настолько сладким и гортанным, что прошёлся по моей коже подобно ласке и вызвал на ней мурашки, как от озноба.

— Нет. Я пытаюсь напитать почву.

— Навозом?

— Навозом, — согласилась она. Она вытащила свою копательную палку и снова начала копать яму. — Животный навоз имеет очень много питательных веществ для почвы. По крайней мере, так делали у нас дома. Брали навоз и укладывали его вместе с семенами, что позволяет добиться хорошего роста. — Она поместила кусочек навоза в яму, добавила туда же несколько семян, затем накрыла всё это смесью земли и снега.

— Я вижу. — Да, это странная идея как по мне, но у людей вообще много странных идей. — Тебе нужна помощь? Я сильный мужчина и могу копать ямы для тебя.

— И такой скромный, — шикнула она и её губы сложились в полуулыбку, когда она глянула на меня.

Да, я ни в малейшей степени не скромный. Я сильный и способный. Моё тело молодое и здоровое. Она должна смотреть на меня с восхищением. Я скинул свою кожаную куртку и потёр руками грудь, следя, заметила ли она мою отличную форму.

Но она ничего не заметила. Она копала.

Она расстроена, но я буду продолжать привлекать её внимание. Она должна заметить мои способности охотника, мою силу и здоровье и тогда её кхай решит, что я создан для неё. Я отбросил свою куртку в сторону и тоже опустился коленями на снег, не обращая внимания на то, что мокнут мои кожаные штаны. — Как много ям ты бы хотела, чтобы этот сильный мужчина выкопал для тебя, Ти-фа-ни?

Она снова хихикнула.

— Давай начнём с двадцати, и пусть они будут располагаться на расстоянии вытянутой руки друг от друга.

Я приступил к этой работе, которую делаю для моей женщины. Ничего не имею против подобной задачи. Это странно, но для неё я готов этим заниматься. Работая над каждой ямой, я стараюсь докопаться гораздо глубже снега и ещё немного в землю. Я делаю это быстрее, чем получалось у неё с её копательной палочкой. Мы некоторое время проводим в молчании. Я вовсе не против помолчать, потому что, когда я ненадолго прерываюсь, чтобы вытереть пот, достигший бровей, я замечаю, что она смотрит на меня. Я уверенно сгибаю свои руки, играя мускулами, в то время как копаю следующую яму. Я, наверное, похож на косоклюва, прихорашивающегося перед своей самкой, но это не беспокоит меня. Я хочу, чтобы она замечала меня.