Пациент Х

7. Психологический террор

На следующий день, еще только свернув в подземный коридор, Гермиона заметила, как один из дежуривших авроров толкнул своего напарника в бок, указывая на нее, и они тихо зашептались. Значит, ее уже обсуждают. Упрямо подняв голову, она с достоинством подошла к мужчинам. Двое авроров поприветствовали девушку насмешливыми ухмылками.

— Почему вы вчера так испуганно сбежали, мисс Грейнджер? — спросил стоящий слева молодой парень, которому на вид можно было дать около двадцати лет.

Гермиона молча покачала головой. Это она им расскажет, только когда убедится, что вчерашнее не было игрой ее больного воображения. Аврор, стоящий справа, посторонился, позволяя девушке подойти к двери, и окинул ее оценивающим взглядом с головы до ног.

— Возможно, наша мисс Грейнджер боится, что мы можем начать ее преследовать? — предположил он с пошлой ухмылкой. — Или мы должны ее преследовать? Но, мисс, если вам так этого хочется, вам стоит только попросить, — с притворной услужливостью предложил парень.

Как смешно! Кажется, двум мужчинам, которые целый день только тем и занимались, что столбом стояли возле двери, оставалось только фантазировать. Скорее всего, они считали, что Гермиона вчера испугалась паука или еще чего-то столь же «опасного». Природа женщин, не так ли?

Но нет, благодарим покорно. Она не хотела, чтобы ее преследовали ни те мужчины, что снаружи, ни тот, который находился внутри. Мужчина внутри. Гермиона вздрогнула.

Вместо того, чтобы выдать раздраженный ответ и побыстрее скрыться в комнате, Гермиона замерла на месте. Со сжавшимися до побелевших костяшек пальцами на ручке тележки, Гермиона раздумывала, не следует ли ей все же сказать, что именно ее вчера так напугало. Она обязана была сразу сообщать обо всем происходящем, ведь так?

Но молодую волшебницу все еще останавливала надежда, что увиденное вчера ей просто показалось. Возможно, она была перенапряжена, устала и на секунду задремала, а ее воображение сыграло с ней злую шутку. Да, она обязана убедиться, прежде чем сообщать кому бы то ни было. Никто, а в особенности профессор Симпсон, не должен получить возможность обвинить ее в склонности к фантазированию или высмеять.

Гермиона мысленно дала себе команду и, медленно переставляя ноги, зашла в помещение.

И снова он лежал на кровати в том же положении, в котором она его и оставила день назад, и неподвижно смотрел в окно. Но как только Гермиона закрыла за собой дверь, Волдеморт повернул к ней голову и, сощурив глаза, пренебрежительно проговорил:

— Снова ты, грязнокровка? Приходишь каждый день. Это часть моего наказания, не так ли?

От холода в этом голосе девушка покрылась мурашками, кровь прилила к щекам, и она испустила тихий, испуганный всхлип. Широко открытыми глазами она смотрела в бледное, бесстрастное лицо своего пациента, Лорда Волдеморта.

Его губы скривились в презрительной усмешке, а в красных глазах читалось такое превосходство, как будто она была всего лишь маленькой мышкой.

— Когда вы очнулись? — даже ее голос звучал как испуганный мышиный писк.

— Ты будешь говорить тогда, когда тебе позволят, грязнокровка, — приказал Лорд и несколько секунд помолчал, показывая, что именно он будет решать, когда в камере будет царить тишина, а когда они будут разговаривать. А потом все еще выглядящий беспомощным мужчина ответил холодным ровным тоном: — И почему ты вообразила, что я буду перед тобой отчитываться? Полагаю, — на какое-то мгновение он прикрыл глаза, будто в замешательстве, — полагаю, я видел тебя уже несколько дней. А теперь — ты принесла газету, грязнокровка?

И потому что мышки меньше и беззащитнее змей, Гермиона покорно кивнула и вытащила газету, которую она, как и в любой другой день на этой неделе, купила по дороге в больницу.

— Хорошо, ты сядешь туда, — Волдеморт кивнул головой в направлении стула, на который она обычно усаживала его самого, — и будешь читать.

Вообще-то она должна была сначала его помыть, потом сделать гимнастику для суставов, а затем покормить. Но Темному Лорду стоило всего лишь смерить ее одним-единственным полным превосходства и уверенности в себе взглядом, и все протесты так и остались невысказанными.

Несчастная дрожащая девушка, как будто двигаясь в замедленной съемке, отлепилась от тележки и взяла белый металлический стул, выставляя его перед собой, словно щит. Волдеморт следил за ее неловкими движениями с явной насмешкой. Установив табурет несколько дальше, чем обычно, Гермиона опустилась рядом с темным магом. Во всяком случае, если он захочет схватить ее, то элементарно не дотянется. А чары, которые сковывают его, не позволят Волдеморту подняться.

Как будто полностью лишенная собственной воли или как будто под заклятием Империуса, Гермиона начала читать. Она то и дело отрывалась от страниц, чтобы взглянуть на пренебрежительно взирающего на нее Темного Лорда. Гермиона сильно нервничала, и даже если бы она и не роняла периодически газету, выскальзывающую из ее дрожащих пальцев, то все равно бы спотыкалась на каждом слове.

Она могла говорить только тогда, когда Темный Лорд ей это позволял. А он позволил ей читать газету и ничего больше. Пару раз, когда в заметке звучало имя Малфоя, он брезгливо морщился. Однажды Волдеморт даже снизошел до того, чтобы презрительно прошипеть: «Люциус», как будто разговор шел о какой-то заразной болезни.

А последовавшая за этим заметка о Гарри Поттере заставила его скривиться так, будто он только что съел корзину кислых лимонов.

— Твои друзья, эти глупые дети, бахвалящиеся победами, никогда ими не совершенными. — Таково было мнение Волдеморта о похвалах, щедро расточаемых Ритой Скитер смелости Гарри во время Последней Битвы. — Слабый, сентиментальный и предсказуемый. Таков Гарри Поттер. А ты, — тут Волдеморт снова позволил девушке лицезреть свое ненавистное лицо, — ты и того меньше.

Около минуты он холодно, безэмоционально смотрел на Грейнджер, а потом, как будто вспомнив нечто важное, отрывисто приказал:

— Займись своим делом, грязнокровка. Я голоден и хочу пить.

Кормить его, когда он был оцепеневшим, и то довольно неприятно, но сейчас этот процесс стал просто невыносимым. Чем-то это напоминало девушке работу человека, который, держа в руке кровавый кусок мяса, заходит в клетку со львом. Во всяком случае, ее лев был скован заклинаниями.

Грейнджер ужасно не хотелось приближаться к Волдеморту и смотреть в кошмарные красные глаза, а тем более прикасаться к нему. Естественно, девушка расплескала практически все, что предназначалось пациенту, ему на грудь. Юная волшебница заледенела под этими холодными, наполненными ненавистью взглядами. Голос же Темного Лорда звучал необычайно мягко, когда Гермиона неловко пыталась вытереть разлившееся.

— О, не переживай. Я не виню тебя. Чего еще можно было ожидать от никчемной грязнокровки?

Впрочем, его голос утратил мягкость, когда Грейнджер наконец решилась помыть Темного Лорда и, еще больше нервничая, уронила его при пересадке на стул.

— Отвратительная криворучка, хотя бы сделай вид, будто отдаешь себе отчет в том, что делаешь, — яростно прошипел он, когда Гермиона поднимала его обратно.

Сейчас ей предстояло снять с Волдеморта простынь. И если обычно во время «мытья» пациента у девушки получалось отводить глаза в сторону и думать о чем-то постороннем, делая таким способом работу более сносной, то сейчас ей это больше не удавалось. Под взглядом ледяных, но при этом обжигающих красных глаз ей казалось, что она умрет от унижения.

Когда работа была выполнена, Гермиону всю трусило. Ей было так плохо, что, казалось, она скоро не сможет сдержаться и разрыдается. Голова кружилась, и девушка уже начала переживать, не потеряет ли она сознание, когда холодный голос вернул ее к действительности:

— Я здесь в больнице или в тюрьме, грязнокровка?

Гермиона не решалась поднять на него глаза, вместо этого она сосредоточилась на оборачивании Темного Лорда простыней. Заметив, что ее волосы скользнула по бедному острому плечу, Гермиона сразу отшатнулась. Она не осмеливалась смотреть ему в глаза.

— Сейчас вы в Святом Мунго. Вы были слишком слабы для Азкабана.

Ответом ей послужил высокий холодный смех.

— Значит, для авроров я не был слишком слаб. — Он немного помолчал. — А потом они прислали тебя. Что ж, достойное наказание.

И опять Гермиона смогла лишь униженно кивнуть. Она была умной, находчивой, верной и смелой ведьмой. Но сейчас как будто вся хваленая гриффиндорская храбрость покинула ее. Она просто не могла себе представить, как может бороться с тем, кто годы подряд желал ее смерти, с тем, перед кем испытывала животный ужас и за кем, хоть и всего на несколько месяцев, обещала ухаживать. Парадокс. Две взаимоисключающие точки зрения боролись в ней.

Это было ужасно — терпеть такое к себе отношение. Но Волдеморт излучал настолько мощную ауру силы и самоуверенности, что она просто не могла ему не подчиняться.

В этот день ей понадобилось практически целых три часа, намного дольше обычного, причем она постоянно делала что-то не так. А в конце девушка чувствовала себя настолько нервной и издерганной, что даже выронила волшебную палочку, с помощью которой открывала дверь.

Волдеморт лишь одарил ее презрительным взглядом, когда Гермиона пообещала прийти и завтра около десяти утра.

До работы девушка запланировала на вечер поход в бассейн, но теперь она не могла. После работы с «пациентом» Гермиона была способна только лечь на кровать и со страхом ожидать следующего дня.

И этот день оказался не лучше предыдущего. В течение недели у девушки выработался панический ужас перед своей работой. Она никогда не была приятной, но то, что Гермиона делала сейчас, высасывало все счастье и радость из целого дня. Конечно, не стоило и ожидать от Лорда Волдеморта другого отношения. Но только потому, что это вписывалось в его образ, выдерживать его реплики не становилось проще.

Где была ее гриффиндорская смелость сейчас? Почему она вообще позволяла ему все это? Темный Лорд не был просто нахальным избалованным ребенком вроде Драко Малфоя, который раз за разом повторял глупые заученные оскорбления.

Он как будто открывал ей глаза на факты. Волдеморт лучше любого дементора нагонял на Гермиону ужас. Все рассказы и слухи о нем, о его способностях не лгали. Темный Лорд, казалось, получал истинное удовольствие от ее страха.

Все эти годы для девушки он являлся туманной опасностью, постоянно нависающей над ней, опасностью, которой только Дамблдор был способен противостоять. Но великий старец мертв.

Гермиона стыдилась собственной слабости, стыдилась того, что превратилась в безвольную рабыню. На ее плечи взвалили слишком много, и она должна была в одиночестве нести свой груз. Рядом не было никого, кто мог бы ей помочь или утешить.

Ситуация, в которой она оказалась — одна с тяжелобольным, слабым, да еще и доживающим свои последние месяцы человеком, — была ужасной. И при этом девушка справлялась. А то, что этим человеком был сам Лорд Волдеморт, жестокий серийный убийца, которому она желала смерти многие годы, делало ее положение еще более сюрреалистичным.