Любовь, смерть и карточки от шоколадных лягушек

V

Драко садится на кровати, стараясь сделать это изящно, стараясь не показать случайным подергиванием мышцы, как же ему плохо. У него всегда по утрам слабость, но сегодня она какая-то особенная. Удивляться нечему — проклятие прогрессирует.

Интересно, это он рано проснулся или Грейнджер с утренними зельями запаздывает? Скорее первое, чем второе. Голова посетителя перекрывает настенные часы, поэтому остается предполагать.

— И тебе доброе утро, — приветствует он незваного гостя и, игнорируя его вопрос, задает встречный: — Не подскажешь, который час?

— Шесть тридцать, — выплевывает Люциус Малфой и хочет добавить еще что-то уничижительное, но сдерживается. — Совсем омаглился.

Ан нет, не сдерживается. Драко пожимает плечами и продолжает наступление:

— Чем обязан неприятным визитом, да еще и в такую рань?

Отец ненавидит отвечать, предпочитая оставаться спрашивающим. Возможно, это последствие месяцев допросов после первой и второй войн. Он не изменяет себе и теперь.

— Не хочешь объясниться, какого дракла здесь оказался? — есть целая группа выражений, которые Люциус проговаривает с интонацией, доставшейся слову «здесь», обычно так звучат из его уст «твоя работа», «твоя жена», «твоя коллега», даже чиновникам Министерства, полукровкам и абстрактным маглорожденным достается меньше презрения.

— Не хочу, — совершенно искренне отвечает Драко, цепляя на лицо подобие улыбки.

Расслабленность напускная, он внимательно следит за малейшим изменением в отцовской мимике. Ему кровь из носу нужно выяснить, что тот знает.

— Кто сотворил это с тобой? — не отступается отец, и будь Драко наивным мальчиком, поверил бы, что это искренняя забота.

— Я сам, — пожимает он плечами.

— Сам? — в глазах недоверие, в подтексте два имени.

— Сам, — повторяет Драко и переходит к тому, что точно интересует Люциуса: — Журналисты не пронюхают, вся колдомедицинская информация засекречена. — А затем к тому, что интересует его самого: — Как узнал ты?

И насколько много.

— Из письма Скорпиуса бабушке.

Черт! Того, что Скорпиус может написать Нарциссе, они с Асторией не учли.

— Какого дьявола ты отправил их на курорт? Она за три года не наотдыхалась?

Только такая бездушная свинья, как Люциус Малфой, может назвать процесс умирания от проклятия — отдыхом. Но вместе с возмущением по венам разливается облегчение.

Умница Скорпи. Или умница Тори (скорее всего, она отредактировала письмо сына). Родители не знают про переезд в Штаты. Не знают про развод.

— Нет, не наотдыхалась, — цедит он сквозь зубы, а затем делает над собой усилие и уже спокойно спрашивает: — Так как ты узнал?

— Твой сын написал, что мама выздоровела, а папа заболел. Сложить остальную картину не составило труда. История твоих поисков в библиотеке... болтливые эльфы… Как ты мог?

Драко снова изображает праздного сибарита. Медленно и томно откидывается на подушку, игнорируя накатывающую слабость. В глаза бросаются вкладыши от шоколадных лягушек, странно, что Люциус не пытается блеснуть остроумием по этому поводу. Драко прячет их в карман непослушными руками. Какого дементора руки так трясутся?!

— Конкретизируй, что именно.

Черт! Неудачная формулировка, Драко не допустил бы этой оплошности, если бы чувствовал себя получше. Нельзя недооценивать Люциуса. Если он заподозрит, что знает не всё, начнет рыть носом так, что нюхлеры обзавидуются. Юридическая фирма не подведет: в пакет услуг входят чары неразглашения, никто из принимавших участие в процедуре не сможет проговориться о ней (дополнительное заклинание, связывающее язык), на документах заклятие конфиденциальности (министерские чиновники, которые будут изменять их с Асторией статус в реестре, тоже не смогут ни с кем поделиться информацией). Главное, не дать Люциусу повода заглянуть в сам реестр. Грейнджер не выдаст, но расскажи кто-то в больнице о вчерашней делегации, сложить два и два не составит труда.

— Что именно?! Что именно?!!

Кажется, пронесло. Драко удалось добиться того результата, на который рассчитывал — вывести отца из себя.

— Я много чего мог и делал, — снисходит он до объяснения. Хочется добавить что-то вроде «тебе осталось недолго терпеть мои выходки», но Драко сдерживается. Мало ли, вдруг Люциус не настолько уверен в том, что произошло, как показывает.

Черт, почему так плохо-то?!

— Мы десятилетиями отмывали имя от славы темных волшебников. Ты сам устроился на черную работу, чтоб…

— Э нет, не приписывай мне своих мотиваций.

— Хорошо, пусть ты сделал это, чтобы сын не стеснялся тебя, или как ты там говоришь, — брезгливо морщится отец.

Драко ловит себя на мысли, что обесценивание Люциусом его действий больше не задевает. Каждый их разговор на протяжении многих лет содержит в той или иной форме оскорбление выбранного им пути. Как давно он перестал на это реагировать? Почему не заметил, когда это случилось? Вспыхивает искра интереса, дойдут ли они сегодня до следующего столпа традиционной отцовско-сыновней «беседы»: «Ты не научил Скорпиуса гордиться тем, что он Малфой».

— Вместо того чтобы привить ребенку уважение к наследию и гордость за фамилию, которую он носит по праву рождения, — ах, вот и оно! Не стоит отягощать Люциуса информацией, что, если все сложится наилучшим образом, Скорпиусу недолго осталось носить эту проклятую фамилию, — ты как плебей пашешь на этой работе. Хочешь, чтобы сын не стыдился отца, но проводишь темный ритуал? Да если об этом станет известно, ты закончишь дни в Азкабане, а я рядом с тобой — просто потому, что когда-то оступился!

«Когда-то оступился». Изящная формулировка. Малфоевская. Драко душит гнев, но поддаваться ему нельзя. Так вот о чем все это! Люциус испугался за свою шкуру! Как бы ни был зол, Драко готов расхохотаться.

— Такой скандал сейчас мне не замять! Тебе плевать на репутацию семьи. Но подумай о том, что твоей матери снова придется закрыться в четырех стенах, а твоему сыну — учиться дома. Ты же не отправишь его в Дурмстранг. Чему его сможет научить твоя жена?! — да-да, вот она — та самая интонация.

— Драные Мерлиновы кальсоны, успокойся! В отличие от тебя, я сначала думаю о последствиях, а потом уже приступаю к делу, — Драко желает, чтобы голос звучал едко, но голос слабеет от слова к слову. Вспышка гнева оставила его еще более обессиленным, чем был до этого. Но артикуляционный аппарат пока слушается. Это хорошо. Получалось ли радоваться таким мелочам раньше? Воистину болезнь учит смирению. — В древнем, но не отмененном своде правил колдомедика есть пункт: если на кону жизнь пациента и других способов избежать смерти нет, целитель имеет право единожды применить магию из разряда запрещенной (любую, кроме некромантии). Постфактум действия рассматривает комиссия. Я уверен, что не лишусь не только свободы, но и лицензии. Более того, конкретно это мое действие тянет на грамоту Мунго Бонама. Но на грамоту плевать, — каждое предложение требует осознанного усилия, осталось сказать последнее: — Дебаты о допустимости и этичности применения ритуала, использованного мной, на повестке международной колдомедицинской конференции.

У каждого допущенного на конференцию есть свой собственный зачарованный журнал, где в реальном времени можно следить за дебатами. Его… поступок продолжает вызывать бурные дискуссии. А уж какие идеи порождает в умах ученых!

Когда перед вчерашним визитом Астории Грейнджер застала его за чтением (тебе нельзя напрягать глаза! Надень хотя бы очки), он как раз с интересом следил за юным американским дарованием, предлагающим использовать эту методику для… действия, этичность которого показалась весьма сомнительной даже Малфою, только в чем суть идеи, он вспомнить не может. Проклятие начинает убивать мозг? Не приведи Мерлин! Драко молится всем богам, в которых не верит, чтобы гемолитическая анемия(2) добила его раньше, чем начнут отказывать когнитивные функции(3). И внезапно осознает, насколько близок к этому.

Он старается незаметно съехать по подушке вниз. Теперь Драко лежит на спине и смотрит в потолок. Пусть Люциус думает, что сын не желает встречаться с ним глазами. Потолок двигается то вперед, то назад, воздух тоже двигается, но в обратном направлении. Кажется, будто лежишь в прибое и на тебя накатывают ласковые теплые волны. Главное, не поддаться слабости и не уплыть на одной из них в небытие.

— Сын, что с тобой?! — доносится издалека голос отца. Когда он в последний раз звучал так обеспокоенно?

— Мистер Малфой, немедленно покиньте палату!

Драко рад, что Грейнджер — последняя, кого он слышит в жизни, но немного огорчен, что не успел сказать… Ничего, она найдет карточку. Потом.