Любовь, смерть и карточки от шоколадных лягушек

VI

Движения Гермионы точны. Последовательность действий рук и палочки не требует контроля мозга. У Астории за последние несколько месяцев перед… выздоровлением трижды критически падало давление, и ее трижды приходилось стабилизировать (Драко не был уверен в собственных силах, когда речь шла о сочетании магловских и магических методов, и звал на помощь целителя Грейнджер).

Все мозговые усилия направлены на то, чтоб оставаться профессионалом, не дать панике пробить возведенную стену. Она искренне любит Асторию, но Драко… Драко — это совсем другое.

Краем сознания Гермиона фиксирует, что Люциус Малфой проигнорировал ее приказ и остался в палате. Пусть только попробует фыркнуть по поводу магловских штучек, пусть только попробует помешать. Когда пациент в критическом состоянии, она имеет право приложить Ступефаем любого, кто затрудняет оказание помощи, и с удовольствием этим правом воспользуется.

Гермиона корит себя за то, что остановилась послушать разговор. В ее план не входило подслушивание, но так уж вышло. Замешкалась она исключительно из-за отсутствия заглушающих чар на двери. Это удивило. Прислушавшись, Гермиона поняла, что Драко пытается выяснить, насколько много знает Люциус, и, несмотря на искреннее желание ворваться и проклясть старшего Малфоя десятью способами, решила подождать, пока они закончат. Почему не осознала, насколько Драко плохо, когда его речь замедлилась?

Инъекция адреналина действует молниеносно, диаграмма окрашивается в желтый, цифры больше не пугают, постепенно достигая нижнего предела нормы.

Гермиона заколдовывает капельницу, сетуя на отсутствие в Мунго инфузоматов(4)(прошлый век!), и накладывает дополнительные диагностические заклинания. Ей не удается сдержать возглас удивления (ужаса, называй вещи своими именами, милочка!), магическая сила Драко почти на нуле. До сих пор проклятие не отражалось на его способностях, что же спровоцировало подобное?

— Что с ним?

Гермиона успела забыть, что не одна в палате.

— Ничего непоправимого, — коротким ответом она обозначает, что не собирается обсуждать с Люциусом состояние его сына.

— Он будет жить? — в холодном голосе старшего Малфоя угадывается беспокойство. Его почти невозможно расслышать, но у Гермионы многолетний стаж распознавания оттенков малфоевских интонаций.

Идея возникает внезапно и в считанные мгновения находит свое место в общей мозаике. Она как недостающий кусочек смальты, почти тайный алхимический элемент в зелье. Теперь план спасения Драко готов полностью. План, который Грейнджер собирается реализовать во что бы то ни стало, если не найдет других решений. Единственный план без изъяна.

— Будет. Но мне потребуется ваше содействие, — Гермиона бросает на Люциуса ничего не выражающий взгляд. Она слишком давно вертится в высоких колдомедицинских кругах, давно чувствует себя комфортно в бассейне с акулами. А Люциус тянет максимум на катрана (5).

— Сколько?

Как предсказуемо. Гермиона кривит губы в презрительной усмешке, которой научилась у Драко, сдерживая едкое «у вас столько нет». Ей нельзя распыляться на мелочи и потакать детским порывам.

— Мне от вас нужен всего лишь Непреложный обет, — говорит она, глядя мимо собеседника.

— А ключ от хранилища в «Гринготтсе» вам не нужен? — Малфой не подводит, именно такой реакции Гермиона и ожидала.

— Нет. Спасибо, у меня есть.

Драко делает судорожный вдох, Гермиона с беспокойством смотрит на диаграмму, но тревога ложная, все в порядке. Видимо, нехороший сон. Легкое снотворное не даст ему проснуться еще три-четыре часа.

— И что же я должен пообещать… — Люциус выдерживает паузу, в которой таится обращение-ругательство и вскидывает бровь, — вам?

Гермионе сложно сдержать улыбку. На месте старшего из Малфоев она представляет самого младшего. Это же надо, чтобы каждый представитель фамилии настолько характерно вскидывал бровь!

— Не вмешиваться в дела сына, внука и невестки никоим образом, — без запинки озвучивает она требования и смело смотрит в ледяные серые глаза.

— Что станет моей гарантией?

— Я дам встречный Обет спасти его жизнь, — сейчас главное не сделать лишнего движения. Он не должен понять, насколько Гермиона сама заинтересована в... договоренности.

— В чем ваш интерес?

Ну конечно! Сейчас она выкатит список с пунктами и подпунктами. Что там он говорил про ключ от хранилища в «Гринготтсе»?

Она снова пожимает плечами, ровно настолько медленно, насколько это возможно.

— Тори и Драко не чужие мне люди, — важно упомянуть Асторию первой, дружба невестки, которую он считает без пяти минут предательницей крови, с маглорожденной не удивит Малфоя. — А впрочем, это не ваше дело.

Грейнджер краем глаза следит за Люциусом, тот взвешивает за и против. Недоверие и презрение к ней сталкиваются с… в этом весь вопрос, с чем сталкиваются недоверие и презрение. Если в Люциусе Малфое жива любовь к сыну, она выиграла, если же он и в самом деле тот, кем пытается казаться, придется искать другие пути.

— Как вы собираетесь его спасти? — не отступает Малфой.

Кто-то задает слишком много вопросов.

— А это тем более не ваше дело, — ответ сопровождается приторной улыбкой.

Люциусу не нужно знать, что с помощью собственного Обета она собирается лишить его сына выбора. Драко придется дать разрешение на ритуал, ведь если умрет он, ее убьет Обет. Если же Гермиона займет его место, он будет жить. И она тоже. Правда, недолго. Но… у него еще останется шанс пойти на поводу у чувства вины и найти способ победить проклятие.

Люциус Малфой внимательно смотрит на нее, целитель Грейнджер спокойно выдерживает этот взгляд.

— Ладно, — выплевывает он.

Сдержать выдох облегчения Гермионе не удается.

— Вы разбудите Драко, чтобы он скрепил Обет? — переходит к делу Малфой. Неужели настолько плохо знает сына?

— Обет скрепит стажер. Моя ученица.

Аврора не откажет, у нее достаточно гибкая совесть, и она не упустит повода разжиться компроматом на куратора. При мысли о Тинк в голове загорается тревожная кнопка, но обосновать тревогу не получается. Пожалуй, Гермиона переутомилась. Необходимо выспаться. Когда она в последний раз высыпалась? Нужно наконец переночевать дома. Конечно, если Драко будет в порядке.

Грейнджер еще раз проверяет показатели жизненных процессов и чары стабилизации на капельнице, а затем манит Люциуса за собой из палаты.

Гермиона чувствует себя воодушевленной. Она стала забывать, каково это, когда всё продумано до мелочей, когда план не содержит массы оговорок «если так, тогда этак, если же этак, то поступим вот так». Все четко и ясно: сначала взаимные Обеты, затем разговор с Тинк… Что следует обсудить с Тинк? Что еще, связанное с Авророй, она должна была сделать? Неважно. Затем ее ждет лаборатория номер три: осталось добавить в зелье последний ингредиент. Пока оно будет настаиваться, можно заглянуть в журнал текущей колдомедицинской конференции и разобрать почту, а затем она введет зелье Драко. Не спрашивая разрешения. Благо это весьма условно допустимое зелье не требует ни письменного, ни устного согласия пациента на применение.

Пока они идут по коридору, Люциус держится на расстоянии двух шагов позади — не приведи Мерлин, кто-то заподозрит сиятельного лорда в том, что его сопровождает грязнокровка. Гермиона едва удерживается от закатывания глаз.

Они останавливаются возле ее кабинета. Синий огонек над дверью означает, что внутри пациент. У Тинк консультация? Так рано? Расписание вспыхивает перед внутренним взором Гермионы. О Мерлин, она настолько увлеклась своей гениальной многоходовкой, что напрочь забыла…

Бежать и срочно уводить отсюда Люциуса!

Дверь распахивается, и из нее стремительно выходит та, кого Гермионе видеть адски стыдно, та, кому меньше всего нужно видеть Малфоя.

Она отдала эту пациентку Тинк под предлогом, что не лечит друзей, но обе они знают: это вранье. Больная уверена, что Гермиона не хочет беспомощно наблюдать, как она умирает, настоящая же причина в другом: львиную часть ее времени занимает конкретный пациент — очень близкий и тяжелый, чьи шансы на жизнь лишь немногим выше.

Гермиона опускает глаза в пол.

— Привет, Андромеда, — неловко здоровается она.

— Привет, Гермиона, — отвечает та и улыбается, но улыбка не касается глаз.

Обмен приветствиями двух героинь древнегреческих мифов. Это было их общей шуткой на протяжении многих лет — общей шуткой, которую мало кто понимал. Отказавшись от лечения Меды (да какого лечения — паллиативного ухода!(6)), Грейнджер потеряла право на общие шутки с ней. По крайней мере, сама она так считает.

— Привет, Люциус, — голос миссис Тонкс становится холоднее арктических льдов.

Малфой изображает глухоту. И слепоту.

С выразительным «хм» Андромеда царственно удаляется по коридору, Гермиона боится предполагать, чего стоит ей эта плавная походка.

— Мисс Тинк, вы мне нужны, — строго обращается Грейнджер к ученице.

— Вы мне тоже, — отвечает та с воодушевлением. — У меня есть идея экспериментального лечения миссис Тонкс, которую я бы хотела обсудить. Даже не идея, а вполне жизнеспособная концепция…

— Позже, — шипит Гермиона и бросает взгляд себе за спину. А затем меняет тон на официальный: — Мистер Малфой, заходите.

Рот Авроры округляется от удивления. Гермиона бесцеремонно запихивает ее внутрь, пропускает Люциуса в кабинет и заходит сама, захлопывая за собой дверь и отрезая себе путь к отступлению.