Казнить нельзя простить

Хотя, по правде, у Роджера, как и у других, не было ни единого шанса тронуть Гермиону. Гарри это понял, когда Гермиона сходила на четыре свидания и отменила пятое. Её лицо при ощущении чужих мужских прикосновений всегда покрылось мертвенной бледностью, а губы кривились, словно она учуяла неприятный запах.

Он, конечно, надеялся, что подобной реакции на него не возникнет, но и не обманывал себя. Он сильно расшатал ей психику — предмет «психология» тоже был в его курсе обучения — и она может полностью отрицать мужское присутствие в своей жизни.

Но сегодня… Там на улице…

«Она пылала».

Она была очень горяча, и Гарри прекрасно помнил, как ходила взад-вперед её чудесная грудь, как приоткрывались сухие губы и она проводила по ним розовым язычком.

Мысли о языке Гермионы слишком часто посещали Гарри в душе и ночью, когда он о ней мечтал.

Она думала о нём не менее часто, порой негативно, порой с нежностью, но всю любовь к нему она перебивала Омутом памяти, в котором скорее всего плавали те самые страшные воспоминания.

Гарри сел за рабочий стол и снова начал просматривать материалы по зельям, с которыми он работал. Когда-то записавшись добровольцем в исследовательский отдел, а потом выкупив его у старика Хьюго, он стал в нём чуть ли не главным специалистом по работе с человеческой памятью и хорошо, что это не мешало стажировке у Грейсона.

Гарри хотел помочь Гермионе, хотел сделать её жизнь хоть немного счастливее — пусть даже первый мотив и был эгоистичным желанием вымолить прощение.

Его исследовательской группе не хватало какого-то составляющего, чего-то простого. Какого-то ингредиента, того, что могло бы решить проблему. Того, что произвело бы, фигурально выражаясь, взрыв в мозгу пациента, открывая запертую в его сознании дверь к собственным воспоминаниям.

Проработав почти два часа и кое-что записав в исследовательский дневник, волшебник улёгся на кровать, поглаживая кота, который забрался на его плоский живот. Поттеру нравилось в Австралии почти всё, кроме жары, от которой вообще не было спасения. Он действительно скучал и по Лондону, и по Хогвартсу, но решил для себя, что вернётся только с Гермионой или же бросится в пасть акуле. Недостатка в этих тварях здесь не было, океан кишмя кишел этими хищниками.

Он вдруг представил, как бы Гермиона выглядела в купальнике: тонкие полоски ткани не оставляли бы мест для воображения, и он бы сорвал их, наслаждаясь прикосновениями к её матовой коже на животе, груди, длинных ногах и тому шелку, что таился между её ног.

Приятные мысли вызвали прилив возбуждения, и кот тут же спрыгнул с него, ощущая учащенное сердцебиение и прекрасно понимая, чем следующие десять минут будет заниматься его непутёвый хозяин.

А Гарри уже достал налившийся кровью член и несколько раз провёл по нему рукой. Вверх—вниз, и снова. Сдерживать похоть после избавления от осколка души Волдеморта стало гораздо проще. Тяга к мастурбации, которой он раньше занимался по нескольку раз в день, стала редкой и недолгой. Да и последний секс у него был как раз таки с Гермионой. Гарри решил принципиально хранить ей верность, наслаждаясь только постыдными воспоминаниями о том, как резко всаживал в неё член, закинув связанные вместе ноги себе на шею. И даже её полное ненависти, разочарования и неверия лицо не охлаждало его тяги.

Мыслишки о прошлом и будущем. Пошлые фантазии, желания, сладкая, сладкая похоть, и вот уже собственная рука двигается на запредельной скорости. Его член всё увеличивался и твердел, внутренности жгло огнем, он сдавленно постанывал, представляя, как сейчас бы Гермиона на нём страстно извивалась.

Через мгновение он содрогнулся, зарычал привычное «Гермиона!» — и излился в кулак, чувствуя, как постепенно сходят на нет охватившие его волны возбуждения.

Холодный душ освежил, правда, ненадолго, и вот уже спустя пятнадцать минут Гарри сидел на крыше здания, что было напротив окон Гермионы. Она снова занималась переводом толстенной ветхой книги.

Он смотрел на неё и наслаждался тем, как она закусывает зубками кончик ручки, как водит пальцами по сложным знакам на пергаменте. Он любовался её покрасневшими от жары щеками и грустными глазами, когда она смотрела на единственное своё фото с родителями.

За три года он в совершенстве освоил чары невидимости, да и мантия-невидимка всегда была при нём, и Гермиона никак не могла его заметить, но очень часто смотрела прямо на него, словно как-то ощущая его присутствие.

Сегодня было так же.

Она даже нахмурилась, поднялась со стула, открывая Гарри умопомрачительные ноги в коротких шортах, и задёрнула плотные шторы.

«Раньше она так не делала».

Гарри раздражённо вздохнул, потеряв возможность любоваться любимой. К ней в дом он не приходил, понимая, что было бы уже полным неуважением к её частной жизни, частью которой он всегда мечтал быть. Осталось подождать неделю, и он увидит её близко и даже, возможно, сможет пожать руку. Если, конечно, изловчится представиться ей на глазах у чужих людей. Гермиона, разумеется, примет его рукопожатие и даже мило улыбнётся, чтобы не вызвать неловкости.

Такая она, его Гермиона, правильная, деликатная и прекрасная.

«Моя!»