Пастыри чудовищ

Значит, остается выдерживать этот самый взгляд — холодный, неотступный, нацеленный взгляд хищника, брови чуть приподняты в мнимом изумлении. Одна надежда — с Рифов двенадцать лет прошло. Я за это время оброс, обрюзг и растолстел.

Никогда не был так влюблен в свою щетину.

— Мы не встречались раньше?

Тяжелая дверь грохнула, и зазвучали неспешные, размеренные шаги по коридору. Наши костоломы так не ходили: бегали торопливо, сгорбившись, вечно что-то жуя на ходу, перехрюкиваясь шуточками или известиями: в таком-то блоке попытка бунта, а там-то трое подохли от водяной чумы.

— На выход! — бухнуло лениво, и тогда-то мы и встретились с ним взглядом впервые.

Мешковатая серая форма сидела на новеньком слишком ладно и привычно, будто он в ней родился, а жезл охранника он держал небрежно, двумя пальцами, будто тот и не был ему нужен.

И у губ его застыли, отпечатались два полукруга — будто начал улыбаться и решил на этом остановиться.

— Хряешь с этими пахать на восьмое поле, — буркнул Койн. Заросший, в заляпанной форме и рядом с новым охранником — до неприличия звероподобный. — Сорвутся — штаны береги.

— Думаю, все будет в порядке, — безмятежно отозвался новенький. — Правда?

И улыбнулся нам полной предвкушения улыбкой, от которой меня продрало морозом.

Кличка Стрелок закрепилась за ним через сутки после перевода в наш корпус. Смеяться над ним перестали на вторые сутки. Бояться стали на третьи.

На четвёртые мы поняли, что бежать нужно не в его смену.

Серый друг, попискивая, извивался внутри. Бился в холодную нацеленность взгляда. Искал выходы.

— Раньше? Да кто там знает, — выдал я хрипловато, — я-то много где побывал. Вы, скажем, не были в Хартрате? Да и вообще, многим кажется, что они меня где-то видели. Диво прямо какое-то.

— Да, — сказало мое прошлое во плоти, — удивительное ощущение. Лайл.

На Рифах у нас не было имен — буквы и номера. Блок и порядок поступления. Как и у охранников, к слову — эти больше кличками обходились, даже между собой.

Но он помнил поименно — их и нас. Знал наши дела.

Кажись, мы его равно за это ненавидели. И заключенные, и охранники.

Я вздохнул, потер лоб и облокотился на доску, увешанную схемами.

— Боженьки, — сказал решительно. — Я-то уж понадеялся, что ты твой брат-близнец. Хотя откуда в Кайетте второе такое — ума не приложу.

— Такое? — вскинуло брови мое прошлое.

— Такое. Представь себе, я-то полагал, ты продолжаешь служить на Рифах. Дослужился до главы блока… а, нет, лучше до заместителя Большого Начальника, старины Детраска, этот-то всех переживет. Вгоняешь в трепет заключенных одним своим именем — кстати, как хоть тебя зовут? Устраиваешь показательные казни по воскресеньям. Приветствуешь новичков так, что те ночами рыдают. А ты вдруг тут.

— Ожидания — вещь обоюдоострая, Лайл, — отозвался Стрелок. — Я-то полагал, ты мертв. Как все рифцы, которые бежали с тобой. Сколько вас было? Восемь? Нет, девять, восемь — количество трупов, которое нам удалось сложить. Как мозаику.

Значит, восемь. Я-то до конца надеялся — кто-то еще остался в живых. Пит, или Эрни, или здоровяк Ноттар. Что кто-то исхитрился спрыгнуть с корабля, пройти заграждение-«костоломку», а потом как-то выплыть, просто нас выбросило в разных местах, а Кайетта велика, и потому мы вряд ли когда встретимся.

— Надеюсь, я не задел никаких твоих чувств, — выдал я, прижав руку к груди для пущей искренности. — Тебя не понизили в должности, не подвергли никаким наказаниям, и твоя вера в человечество от этого не ослабла.

— Нет, спасибо за беспокойство, — он говорил так, будто искренне верил: я ночами не спал, а размышлял о его самочувствии. — Вы, в конце концов, бежали не в мою смену. Койну повезло немного меньше. Он перестал жить.

«Туда и дорога», — захотелось ляпнуть. Тюрьма на Рифах из всех делает зверей — и из заключенных, и из охранников, и Койн уж точно прошел полное преображение.

Хотя мне сейчас как-то важнее, что со мной будет, потому что Стрелок смотрит на меня взглядом хищника, узревшего хорошо приготовленное блюдо.

— И, надеюсь, ты не собираешься сводить счеты за бедного старину Койна? Если что — могу напомнить: суд меня оправдал уже после побега. Так что я чист, как младенец. Как ризы Снежной Девы. Как волосы Стрелка. И как мои карманы в настоящий момент — это эталон, уж поверь мне.

Именно так и никак иначе. Я тут честным трудом отчаянно пытаюсь заниматься. Честный бывший уголовник. Пообносившийся, обедневший и дошедший до отчаяния.

Хорошо бы, он не помнил моего дела через двенадцать лет.

— Лайл Гроски, — оправдал мои плохие ожидания старый знакомый. Он вернулся к своей бабочке и принялся устраивать ее в деревянной рамке. — Бывший законник, приговорённый к двадцати годам заключения на Рифах за…

— Слушай, это в прошлом, — злость даже играть не пришлось. — Мне плевать, веришь ты или нет, только с моей-то историей не особо легко устроиться детишек воспитывать или украшать кремом тортики. Вот, пришлось податься сюда, пока чего получше не подвернется. Черти водные, я животных терпеть не могу, это вообще последнее место, куда бы я подался, а тут еще к тому же и ты! К слову, мне как-то кажется, ты здесь тоже не из вящей любви к живой природе.

Тут я бросил выразительный взгляд на насекомых в рамочках. И скривил гримасу сомнения — потому что на месте Арделл я бы точно не стал подпускать к зверушкам этого типа. К любым зверушкам, в том числе к виверниям или альфинам.

— Я? — он больше не глядел на меня. Приглаживал крыло бабочки на своей ладони кусочком тряпицы. Посмотрел, осторожно обмакнул тряпочку в раствор, провел по крылу. — Да, я здесь… по другим причинам. Другие обязанности.

Внутренняя крыса подпрыгнула и впилась зубами в печень. Потому что нельзя же быть таким дураком.

— Отвечаешь за устранение, — в это верилось без усилий. — «Клык». Стало быть, ты — Рихард Нэйш.

— Теперь, — подтвердил Стрелок таким тоном, что стало ясно: не только я успел поменять тьму тьмущую имен.

— «Ночь», так? Пришлось попутешествовать, и на Западе бывал. Странное дело, в Шимене, скажем, или в Атратее все, кто хочет скрыть родовое имя, называют себя «Нэйш». Мужчины, вестимо. Женщины там через одну — «Далли», «День».

— Имена так многообразны, — отозвался Нэйш. — Я, например, в своих путешествиях ни разу не встречал имени «Лайл». У мужчин. Скажи, Лайл, какая роль в нашем «теле» досталась тебе?

— «Панцирь», — отозвался я и продемонстрировал снежинку на ладони. — Эта ваша главная… Арделл высказалась в том духе, что приходится часто иметь дело с огнедышащими тварями. В том числе бешеными.

— О, да, — чопорно подтвердило мое проклятое прошлое, бережно укладывая бабочку в рамочку. — Драккайны потрясающе разнообразны, и появляются все новые. Потом еще вивернии — довольно агрессивный вид. Есть мантикоры, огненные лисы, есть огнедышащие гидры… что я забыл? И, конечно, фениксы.

— Они же вроде как не нападают на людей.

Местный устранитель хмыкнул. Он длинной иглой устраивал крылышко бабочки поудобнее.

— Обычно да.

Прозвучало жутко утешительно. Почти так же утешительно, как то, что я вообще его здесь встретил.

— Звучит так, будто я зря запросил себе такое низкое жалование. А ты, стало быть, всё это разнообразие устраняешь, если взбесится?

Едва заметный утвердительный жест. Немигающий взгляд при этом упирается в бабочку.

— Погоди-ка… один?!

Глупо, конечно, было предполагать, что они каждый раз несутся всей толпой убивать бешеную зверушку. Только вот перед приходом сюда я еще раз прогулялся к Лу. И узнал, что Илай Вейгордский не просто так создал питомник в здешнем лесу: он запретил охоту из-за гибели охотничков. Слишком много юных идиотов высокой крови собирались поразить всех трофеями — а поразили разве что ранней кончиной. Притом, если собирались меньше, чем впятером, гибли обычно все до единого. Бестию не так-то просто взять без особо хитрых ловушек или мощного Дара.

Похоже, за годы, прошедшие со времен службы на Рифах, Стрелок достиг нового уровня своей отмороженности. Он и там-то себя вел так, будто урвал от кого-то дар бессмертия…

— Что тебя удивляет, Лайл? Да, бестии отличаются от обычных животных: они быстрее, разумнее, они более живучи, лучше защищены и обладают определёнными способностями, вроде того же огнедыхания, — он поднял глаза, обворожительно улыбнулся и добавил: — Но ведь, в конечном счете, слабые точки есть у каждого?

Крыса внутри забегала по кругу, испуганно взвизгнула.

— Просто нужно знать слабые точки, — шепнул он мне в допросной. — Они есть у каждого. Вы ведь расскажете то, что меня интересует.

— Да я, знаете ли, сверх того готов рассказать, — с честными глазами ответствовал я. — Кто сколько спит, кто ныкает еду, а Барни, представляете, приручил водную крысу и…

Боль ударила, будто молния. Белая, разветвленная — прыгнула от шеи, растеклась по спине, подарила дрожь в пальцах…

«Скаты» обычно использовали свои магические жезлы, но это было что-то другое. Что-то более страшное. Непонятное. И не отпускающее… не отпускающее…

Пока шеи опять не коснулись пальцы.

Вид у молодого «ската», которого мы прозвали Стрелком, был скучающий.

— Если взять чуть ниже — будет больнее примерно в полтора раза, — сообщил мне негромко. — Вы расскажете всё, что меня интересует. И не солжете.

Боль резко отдавалась в копчик — наверное, рос крысиный хвост.

— В чем дело, Лайл? Воспоминания?

Нынешний Стрелок рассматривал меня точно таким же препарирующим взглядом. Будто прикидывал, какая часть меня пойдет на супчик, а какая — на отбивную.

— Кейн, — буркнул я. — Кейн Далли. Так я назвался, когда устраивался сюда на работку. Слушай, я могу попросить, чтобы ты не ударялся направо-налево в прекрасные воспоминания о том, где мы с тобой познакомились? Раз уж придется работать вместе…

Кажется, я только что попытался воззвать к совести того, кто про это экзотическое слово вряд ли даже слышал.

Нэйш чуть вскинул брови. Он улыбался легкой улыбочкой заядлого садиста.

— Просьба подразумевает вознаграждение. Разве не так?

— Слышишь? — проникновенно вопросил я. — Слышишь этот пронзительный тоскливый звук? Это ветер надрывается в моих карманах. Поскольку оплату натурой ты вряд ли примешь — мне нечем тебе заплатить. Разве что ответной любезностью. Я промолчу о том, кем ты был на Рифах — как тебе такое?

— По-твоему, это что-нибудь изменит в моем положении здесь? — осведомился устранитель, окидывая взглядом увешанные бабочками стены.

Нужно будет, к слову, выяснить это самое положение. Либо оно настолько прочно, что дальше некуда. Либо его настолько ненавидят, что опять же — дальше некуда.

— А вот и проверим. Рискнем вдвоем спуститься к Арделл, а? Ты изложишь ей выдержки из моего дела. Я расскажу о том, кем ты был помимо охранника. Опишу твои милые методы общения с заключенными. Как думаешь, она проникнется?