Маша без медведя-2

05. КОГДА ВСЁ – НЕМНОЖКО НЕ ТО, ЧЕМ КАЖЕТСЯ...

Я ВНЕЗАПНО УЧИТЕЛЬ

Инквизиторы – это особенные маги, очень сильные, очень энергоёмкие. В Гертнии ребёнка с развивающимся даром инквизитора было определить довольно просто: в какой-то момент всем, кроме него, начинало не хватать маны на задания. И только будущий инквизитор был «сыт» и доволен, объедая иногда попутно и все соседние классы. Однако оперировать такими массивами магии нужно было уметь, и это даже на первых этапах своего проявления создавало определённую проблему – неконтролируемые выбросы в состояниях всплеска эмоций и тому подобное. Поэтому инквизиторов сразу забирали и увозили в закрытые школы.

Возвращались они оттуда лет через пять, и главное, что они приобретали – навык самоконтроля. Нет, они не обязательно были холодными и бесчувственными, не подумайте. Тот же дядька Грой любил выпить, похохмить и склеить хорошенькую магичку. Но очень глубоко внутри всегда работал жесточайший дисциплинарный модуль, и самым безумным событием за всю его жизнь (это он сам так говорил) была как раз подначка Баграра на предмет того, что не из каждого шкета тот мог вы вырастить хорошего боевого мага.

Поэтому то, что Маруся прыгнула с печатью инквизитора выше головы и привела себя в крайне исчерпанное состояние, было в некотором роде даже благом. Я не представляю, что бы мы делали, если бы она продолжила собирать ману в нормальном режиме. Потому что контролировать расход у неё получалось ещё хуже, чем целенаправленный сбор. Всплывающая в голове картинка, в которой она непроизвольно сбрасывает раскалённые плазменные шары, вызывала у меня лютую дрожь.

А ведь через неделю благотворительный вечер! Правдами или неправдами нужно было добиться, чтобы к воскресенью Маруся могла выйти в общество, хотя бы относительно контролируя себя.

И я не придумала ничего лучше, чем рассказать ей несколько страшных историй с примерами выхода магии из-под контроля. И это удивительным образом сработало! Я не знаю, может, инквизиторов в их школах пугают страшилками, но Маруся как-то вдруг стала похожа на взвинченную пружину. На преисполненную долга пружину, вот! И её ужасные дыры в магическом контуре начали потихоньку затягиваться. А вместе с его восстановлением к ней возвращались уравновешенность, холодная ирония и самообладание. Чего, в общем-то, и требовалось.

Итак, у нас на всеобщую суматоху наложилось вынужденное срочное – нет, даже экстренное – обучение сбору маны. До дня рождения императрицы оставалось всего восемь дней, но накал ажитации пока ещё не принял гипертрофированные формы. И каждый день нам удавалось выкраивать по паре часов, чтобы сесть на мою леталку и сгонять до островка на реке. Я прямо там вязала несколько браслетиков, и пока пришивала к ним бусинки, они успевали очень прилично наполниться, а Маруся осваивалась с самостоятельным «питанием».

Начиная с четверга уходить днём больше не представлялось возможности, и мы вынужденно летали на островок ночью, без этого не получалось никак – Маруся сразу становилась похожей на бледную тень. Хуже того, те трещины в энергополе, которые вроде бы уменьшились, снова начинали расширяться. Так что мы усердно продолжали свою реко-терапию.

Больше на этой неделе ничего особенно выдающегося не случилось. Разве что пару раз на прогулках мне показалось, что некоторые проходящие по улице люди как-то специфически напряжены, что ли. А на людей я теперь смотрю пристально – вдруг кто ко мне?

И, может быть, так и прошло бы всё без моего внимания, если бы Маруся вдруг не сказала:

– Чувство какое неуютное, как будто кто в спину смотрит...

Никаких иных доказательств у нас не было, но с этого момента мы, как правильные конспираторы, все наши обучающие упражнения проводили не просто дождавшись, пока отделение гарантированно опустеет, но и вдвойне тщательно выстроив экранирующий заслон. Как тут говорят: бережёного Бог бережёт.

Ещё небольшой казус вышел с картинами – ну, теми, которые я хотела подарить в сиротский приют. Директриса увидела мои шедевры и впала в некоторое тревожное состояние. Мол, настоятельно рекомендовано (только пока никому-никому!) устроить из картин воспитанниц аукцион. Какие-то там траты непредвиденные и вообще... Тут я тоже упёрлась рогом, и сказала, что картины намоленные, специально для сирот. И вообще, может быть к графине Строгановой за разрешением вопроса обратиться?

Надежда Генриховна поджала губы и набрала номер графиньского секретаря. И совершенно чудным образом была соединена с самой графиней!

Я, честно говоря, рассчитывала, что Наталья Петровна безоговорочно меня поддержит. Но она выдвинула третий вариант решения, неожиданным образом устроивший всех.

– Вопрос об аукционе был поставлен самой государыней, и нарушить её волю мы не можем. Однако, я разрешаю вам выбрать одну из картин, которая будет размещена в столовой этого приюта. Таким образом, ею смогут любоваться сразу все девочки заведения. А живопись ваша, Машенька, весьма хороша, и будьте уверены, что она послужит сиротам ко благу.

Я несколько удивилась последнему пассажу – откуда бы графиня могла знать о пользе воздействия этих картин? Мне в тот момент никак не пришло в голову, что Строганова подразумевает под этим вполне материальную пользу для сирот, ну да об этом позже.

Итак, я выбрала самый энергетически насыщенный пейзаж, который и отправился в приют для девочек простых сословий. Две же остальных ожидало участие в благотворительной распродаже, проводившейся впервые и неведомой никому, а не (как обычно) только мне...

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ

Этот вечер назывался «специальный благотворительный», и, насколько я поняла, устроенные на нём нововведения удивили не только меня, но и всех воспитанниц, сотрудников и даже дирекцию нашего благородного учреждения.

К примеру, билеты на танцы продавались. Не подумайте, что это было вроде билета в кино или в театр – нет-нет. На каждый танец билеты продавались в отдельности. Полагаю, что новые правила были разъяснены присутствующим до их прихода на вечер. Во всяком случае, нам нервничающая Домна сделала «вводный инструктаж» накануне, в субботу, перед отходом ко сну – чтоб во время предстоящих торгов никто не начал падать в обморок или громко изумляться.

– Полагаю, государыня решила, что толстые кошельки могут дать гораздо больше, чем те копейки, что в прошлые годы были выручены с благотворительных распродаж, – рассудительно сказала Маруся, когда Домна ушла.

– Дамы, вам не кажется, что это несколько отдаёт пошлостью? – сморщила нос Ника.

– До недавних пор – да, – согласилась Шурочка. – Но если вы припомните послевоенную Англию, на восстановление Букингемского дворца собирали также.

– Они, не будем лукавить, старались не афишировать, – поддержала её Соня, – но всё равно просочилось. Даже Елизавета Вторая, тогда ещё принцесса, продала десяток своих танцев.

– Ты глянь, что творится! – громко удивилась Анечка. – Ну, раз уж английская королева за деньги пляшет, и нам не зазорно. Тем паче, что для доброго дела...

Народу в воскресенье собралось чуть не раза в два больше, чем в прошлый раз. На этот бал, ко всеобщему гимназическому сожалению, никаких курсантов не пригласили. Своих родственников тоже не было совсем. Зато явилось множество представителей Заранского дворянства. Я оценила количество надетых на дам драгоценностей и мехов и пробормотала:

– Предполагаю, что отбор сюда шёл преимущественно по платежеспособности.

– Логично, – согласилась Маруся. – Поэтому тут в основном новое дворянство.

– Ты имеешь в виду бывших купцов?

– Именно. Промышленники. Крупные транспортники. Серьёзный капитал.

– Ты хочешь мне сказать, что в Заранске крупных старых дворянских кланов нет?

– Почему же? Но здесь их боковые малые ветви. Те, кого пригласили на подобные вечера, сейчас в Москве или в Петербурге, с государыней раскланиваются.

Ага...

– А ты заметила, что приглашённые двух сортов? Возрастные и молодёжь, серединки нет почти.

Немолодые пары степенно рассаживались под руководством распорядителя. Сопровождающих их довольно молодых людей приглашали на отдельные ряды, примерно как в прошлый раз кадетов.

– Так это понятно. Старшие явились себя показать и проследить, чтоб выглядеть не хуже других. А сыновья или внуки – чтоб в танцевальной программе участвовать. Не будут же отцы семейств с гимназистками вальсировать.

– Подозреваю, что сынки тоже не очень хотели, судя по их лицам.

– У-у, ещё бы! Они же мнят себя сливками, а мы что...

Вдоль длинных стен танцевального зала, в «гимназических» нишах, как и в прошлый раз были расставлены банкетки, на которых воспитанницы могли ожидать своего, кхм, счастья. Все вроде как собрались, а вечер никак не начинался. И тут собрание дружно подхватилось со своих мест, и оркестр заиграл нечто очень торжественное. Я страшно удивилась, потому что все мы знали, что сегодня императрица участвовала в таком же благотворительном вечере в центральной сиротской гимназии в Москве, но вошедшая оказалась вовсе не государыней. Это была великая княжна Софья, такая же рослая и статная, как мать.

Я недавно вычитала, что с тех пор как была открыта гемофилия и доказано её носительство королевскими домами Европы, законодательство в части браков, заключаемых членами русской императорской семьи было сильно изменено. В частности, нынешняя императрица в девичестве была никакой не импортной принцессой, а вполне отечественной княжной Юсуповой – из сильно оскудевшего мужчинами, но отчаянно преданного императорскому клану рода. Великие же княжны вовсе могли выходить замуж за нетитулованных дворян – лишь бы, как говорится, все были здоровы.

Софья, однако же, не торопилась, хотя вокруг её персоны и ходили слухи о разнообразных сватах. Девчонки судачили, что она, согласно новой моде, ждёт настоящую любовь. А некоторые, особо прагматичные, – что выбирает наиболее выгодную партию. Не знаю, кто из них был прав, но Софья приехала на благотворительный бал в сопровождении лишь двух очень серьёзных фрейлин, безо всяких женихов.

Маруся тихонько хмыкнула.

– Что? – тут же полюбопытствовала я.

– Обсчитались гости-то. Думали, снова Татьяна приедет. Теперь, смотри, половина кавалеров как бы не моложе княжны.

А Софье, как я помнила, уже исполнилось двадцать три. Заметила ли она то же, что и мы – неизвестно. Чем Софья выгодно отличалась от своей сестры, так это идеальной выдержкой. Она произнесла образцово выверенное приветственное слово, и вечер начался.

Несмотря на все примеры английских королев, наша Надежда Генриховна явно чувствовала себя не в своей тарелке. Но тут – внезапно – распорядитель выскочил и начал трещать как по писаному. А первой дамой, билет с которой разыгрывался, стала, между прочим, сама великая княжна.

– Господа! Минимальный шаг – тысяча. Начальная цена билета – десять тысяч рублей! – объявил распорядитель, и по рядам гимназисток пронеслось лёгкое «ах!»