Маша без медведя-2

Посмеиваясь, мы поменялись местами: я – за рояль, а Маруся – сбоку, внимательно следя за моими стараниями.

И вдруг лицо её исказилось. Я оборвала песенку на середине и спросила:

– Что случилось?

Она же молча встала, неотрывно глядя на входную дверь, от которой в нашу сторону шли мужчина во фраке и роскошно разодетая дама.

Маруся сделала шаг вперёд, и мне показалось, что я услышала, как у неё скрипнули зубы. Или не показалось? По мере того, как парочка приближалась, я всё больше уверялась, что ничего хорошего из этого визита не выйдет, и как только они подошли на дистанцию разговора, накрыла всех нас четверых колпаком «тени», густо подбавив изоляции.

– Зачем вы явились? – процедила Маруся.

– Фи, как недоброжелательно, – с наигранной приветливостью затараторила дамочка. – Мы ведь, всё-таки родственники! Почему-то мы узнаём о вечере в присутствии государыни от третьих лиц, а ведь можно было и записку прислать! Нам также сказали, что по просьбе воспитанниц выдаются именные приглашения, и мы решили, что в свой день рождения государыня, возможно, также прибудет, и ты, конечно же...

– Ты отдал ей мамины серёжки? – голос Маруси клокотал от ярости. – Вы же сказали, что шкатулку с драгоценностями не нашли среди обломков?!

ВОТ ЧТО БЫВАЕТ, КОГДА НАЧИНАЮЩИЙ МАГ ВСТРЕВАЕТ В РАЗБОРКИ...

Маруся смотрела только на мужчину, сжимая кулаки до побелевших костяшек.

– Но милочка, – дама старалась изобразить добродушие и заботу, – ты же понимаешь: в гимназии столько девочек, некоторые из вовсе неблагополучных семей. Здесь ценные вещи могут украсть.

– Но их украли вы!

Лицо женщины из натужно-слащавого превратилось в откровенно отталкивающее:

– Мария! Ты ведёшь себя недостойно!

Дядька тоже раскрыл рот и надулся, чтобы громко возмутиться, но Маруся успела раньше:

– И вы говорите это мне???

– Да что ты себе...

В этот момент мне показалось, что Маруся сейчас бросится на эту расфуфыренную куклу и вырвет материны серьги у неё из ушей прямо с мясом. Хотя другая сторона сознания считала, что она, скорее, мужику рожу раскорябаяет. Но Марусе удалось удивить меня сильнее. Она вдруг шагнула вперёд и произнесла формулу «вскрытия воров». Идеально произнесла: звуки, интонации, даже жесты!

Я в первый момент так растерялась, что на неосознаваемом автоматизме максимально усилила накрывающий нас купол. Это действие получило последствия, которые также можно было спрогнозировать, если бы я настолько не обалдела. Тётка выкрикнул что-то вроде: «Я не подвизалась выслушивать малолетнюю хамку!» – и рванула на выход, от души впечатавшись в закрывающий купол. Закрывается-то он на определённом расстоянии вокруг меня, и изнутри выйти также проблемно, как попасть снаружи. Из носа у неё хлестанула кровь.

– Я тебе это так не спущу! – орал в это время мужик и тряс у Маруси перед лицом холёной рукой в белой атласной перчатке.

И тут десять секунд прошло. По белому атласу поползли пятна весьма отвратительного вида.

Дядька остановился и уставился на свою руку. Сдёрнул перчатку. Маруся рефлекторно отшагнула назад, спрятав руки за спину.

А я смотрела на этот ужас и давила дурноту. Нет, дядька Грой, когда хвастался своей формулой, предупреждал, что самое неприятное – лицезрение последствий. Я знала это, и когда мы воевали с кухонными воровками, внутренне была готова. Но, оказывается, это были такие цветочки... Рука этого Марусиного родственника сделалась преимущественно двух цветов: багрового и чёрного. Из-под лопающихся струпьев сочилась какая-то слизь.

Я почувствовала, что завтрак намеревается покинуть желудок неблаговидным способом и срочно предприняла меры – для себя и Маруси.

Хорошо хоть, для нас это не имеет запаха, а вот для них...

Мадам заткнулась, наблюдая за мужем. Потом уставилась на свои руки в кружевных перчатках. Сквозь кружево, уродливо подчёркивая узор, сочилось кроваво-гнойное... Тётка закатила глаза и осела на пол мягкой куклой. Омерзительной, побывавшей в помойном ведре куклой.

– Вы ш-ш-шт... – мужик двинулся в нашу сторону.

– Стоять! – в лицо ему смотреть было решительно невозможно, дышать сделалось трудно. – Маруся, это кто такие?

Она отвернулась к роялю.

– Это брат отца. Дядя Стива, как он себя называет. И его милая жёнушка. Мои официальные блюстители наследства. Когда папин кабинет... – она часто заморгала, – заминировали... я в летнем лагере была. Для музыкантов. Они... даже на похороны меня не взяли. Сразу распорядились отвезти сюда.

Я испугалась, что вот сейчас она заплачет – ведь это же так больно... Но Маруся вдруг заговорила жёстким и холодным голосом:

– Теперь они распоряжаются моими счетами. И шкатулкой с драгоценностями моей покойной матери, как видишь. Полагаю, к моменту моего выхода отсюда у меня не останется ничего.

Дядька как будто скорчился под её взглядом и ничего не сказал.

Я потёрла лоб. Боже, сколько всего сразу... Так. По порядку.

– Стива или как там тебя, ты меня слышишь?

Он кивнул и хрипло, булькающе ответил:

– Да.

Господи, лучше бы я на него не смотрела... Что же становится с теми, кто ворует по-крупному, у государства?

– Во-первых, не вздумайте никому говорить, как вам досталось это проклятье! – я для верности быстро сформировала «запечатывание уст»: – Запрещаю говорить о том, что сделала Маруся. Обо мне запрещаю говорить вообще! У вас с женой неделя, чтобы прийти с повинной к... куда тут у вас полагается приходить. А потом год, чтобы возместить весь причинённый ущерб. Иначе вас ждёт однозначный и малоприятный финал. Действие формулы необратимо. Я бы на твоём месте поторопилась, а то вдруг отвалится что – язык там или руки. Как признаваться будешь?

Мысли скакали, налезая друг на друга. Гостиная наполнялась народом, куда с этими теперь?

– Так, Стива, бери свою супружницу, идёшь за мной. Маруся, пошли через пожарный выход.

Мы двинулись к дверям, через которые во время выступлений ходили артисты, а на вечерах с чаепитиями – официантки, вышли в «уличный» коридор, прошли до ближайшего пожарного тамбура, а оттуда направились к воротам.