Юла и якорь. Опыт альтеративной метафизики

* * *

Между тем разнообразие орбит чтения составляло немалую часть притягательности Библиотеки. Создавалось ощущение, что вдумчивые читатели, сменяя друг друга, держали за хвост все совокупное знание ноосферы. То есть наука как таковая, история, эрудиция представали в виде многомерных небес, заполненных воздушными шариками всех цветов и размеров. Эти шарики то обособлялись, то поглощали друг друга, и никто не мог бы окинуть их единым взором. Даже Бог, в распоряжении которого только истина и которому, следовательно, неведомы бесчисленные степени заблуждений. Но все шарики, и огромные, и самые крохотные, имели свисающие ниточки-хвосты; Библиотека и нужна была для того, чтобы ее читатели, передавая эстафету друг другу, удерживали шарики на ниточках, предотвращая их разлет…

Кстати, среди многочисленных событий, случившихся с тех пор, когда Публичка была полна читателей, произошло и такое: ниточки были вынуты из человеческих рук. Шарики теперь связаны в поисковиках, связаны как big data, а этот отчужденный способ связи не генерирует эффекта Соляриса, пульсирующего, мыслящего океана. Не то чтобы с этой планетой пропала связь, в каком-то смысле она даже окрепла, но исчезла возможность воссоздавать Солярис в человекоразмерном режиме. Для этого нужно, например, совместно читать разные книги в пределах видимости друг друга – и, наверное, что-то еще. Кажется, в истории человеческой культуры не было ни одного великого прорыва, за который не пришлось заплатить налог, связанный с полной или частичной утратой прежнего модуса бытия. Налог, заплаченный за утрату необходимости публичного чтения, чтения в пространстве, заполненном такими же читателями, кажется мне довольно значительным.

Я скучаю и по обрывкам речей, звучавших в тех коридорах, в столовой, в кафетерии, в курилке. Их содержание было всегда непредсказуемо, а явление внезапно: то о чешском кукольном театре, то о некромантии кельтов в отличие от культа вуду, о сверхпроводимости при обычных температурах, о судьбах России; и, конечно, бесчисленные вариации на тему того, как и почему некий Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем.

Как раз тогда я понял, что быть невольным свидетелем продолжительных чужих бесед, которые не о тебе и не о твоем, чрезвычайно тягостно (современный мир мобильной связи уже выработал кое-какую технику безопасности в этом отношении, включая умение «в упор не слушать»), но совсем иное дело – случайные выдирки, короткие фрагменты без начала и конца, случайно выхваченные реплики – они прекрасная подкормка для фонового любопытства, они как раз имитируют шум океана у самой поверхности, и даже соленые брызги этого шума, и Публичка была непревзойденным источником таких брызг. Вот несколько – извлеченных из отрывков:

– Немецкая философия развилась не только благодаря немецким глаголам, которые мгновенно превращаются в существительные с помощью артикля и прописной буквы. Сами их важнейшие означающие достаточно безумны: например, местоимение Sie означает и «Вы», и «она», и «они». Представляешь? Это же кем надо быть, чтобы не придумать для этого отдельных слов? Но в награду за безумие немцы обрели лучшую в мире философию…

Это говорил человек в зеленом свитере своей спутнице, когда я обогнал их в длинном коридоре…

– И хочешь знать, чем решаются все их проблемы? Буквально все, начиная с Гильберта и до современных ребят из Утрехта?

– Чем же?

– Ты не поверишь! Топологическим преобразованием четвертого уровня!

– Ух-ты, не может быть…

Это из диалога у стенда новых поступлений. А сразу после этого у следующего стенда:

– Между прочим, здесь в генеральном каталоге на фамилию Рабинович приходится больше ящичков, чем на фамилию Иванов…

Не все, конечно, выдирки были такими колоритными, и лишь совсем малая часть из них запомнилась. Но и они были неотъемлемой частью ауры Библиотеки наряду с тишиной читальных залов. Потоки руморологии в коридорах прекрасно обрамляли эту тишину. Я потому и любил ходить туда один, чтобы не смешивать жанры, к тому же хватало знакомых и среди завсегдатаев, с ними всегда можно было перекинуться парой слов: Стас Савицкий, Андрей Крусанов и еще немало имен, которые сейчас ничего никому не скажут… Да и библиограф Никита Елисеев чего стоил – настоящий артист своего дела…