Поручик Ржевский и дама с солонкой

– А если она опять рассердится?

– А ты будь смелее.

– А если она примет мои ухаживания холодно?

– А ты будь ещё смелее!

– А если она прямо скажет, что у меня нет никакой надежды?

– А ты будь ещё смелее!

– А если она потребует от мужа, чтоб он больше меня не приглашал?

– А ты будь ещё смелее! Что тебе терять?

– И впрямь нечего, – согласился Шмелин.

В залу, где по-прежнему сидели за столом Ветвистороговы, он вошёл уверенной поступью. Так приговорённый идёт к эшафоту, зная, что казнь не отсрочить и не отменить. Однако и лицо у Шмелина было, как у приговорённого, поэтому Ржевский, вошедший следом, ободряюще похлопал приятеля по плечу, чтобы тот сделал лицо попроще.

Далее оба гостя снова уселись за стол и сделали это настолько уверенно, что Ветвистороговы поначалу не заметили – гости поменялись местами: теперь Шмелин сидел возле генеральши, а Ржевскому досталось место между Шмелиным и генералом.

– Я хотела бы знать, – произнесла генеральша, томно глядя на Ржевского, – можно ли мне рассказать моим знакомым то, что мы с мужем услышали от вас. Это тайна или не тай… Ай! – вдруг вскрикнула она.

– Что случилось, Зоя Павловна? – всполошился генерал.

– Мне показалось, что меня ущипнули за ногу, – ответила Ветвисторогова, посмотрев в сторону Шмелина, но тот сидел с таким невозмутимым видом, что она повторила: – Да, показалось. Простите, господа.

– Ничего, бывает, – спокойно произнёс Ржевский.

– Так могу ли я рассказывать вашу историю? – продолжала генеральша, глядя на поручика. – Это же страх, как интересно, просто страх… Ах! – она опять вскрикнула.

– Что такое, Зоя Павловна? – опять всполошился генерал.

– Мне показалось, что меня погладили по колену, – пробормотала Ветвисторогова и опять посмотрела на Шмелина. На этот раз – с почти не скрываемым удивлением, а тот так сильно опустил глаза, будто хотел разглядеть собственные усы. – Да, показалось, – решительно заключила она. – Ещё раз простите, господа. Наверное, это опять мои нервы. Я так разволновалась, слушая рассказ о преступлении, что теперь мне чудится всякое.

– Ничего, бывает. – Ржевский пожал плечами.

– Так вы даёте мне разрешение? – в который раз спросила Ветвисторогова у поручика. – Если да, то я была бы вам крайне, просто край… Ай! – пискнула она.

– Что опять, Зоя Павловна? – спросил генерал с нешуточным беспокойством.

– Нет, это просто наваждение! – вскричала генеральша и вскочила из-за стола. – Господа, мне только что показалось, что меня кто-то потрогал за… Не могу произнести этого слова в приличном обществе.

– А что за слово? Намекните, – попросил Ржевский.

– Созвучно со словом «ягода», – сказала Ветвисторогова.

– А разве это неприличное слово? – удивился поручик. – Вон даже генерал недавно вспоминал прекрасную пословицу: ягодица – штука мягкая, но кость в ней всё равно есть.

– Я сказал «у каждой ягоды своя косточка», – возразил генерал.

– А разве это не та же самая пословица? – не понял Ржевский.

– Нет, – сказал Ветвисторогов. – Поэтому попрошу в присутствии моей жены неприличными словами не выражаться.

– Господа, – подала голос генеральша, продолжавшая стоять, – вы можете выражаться, как хотите, потому что я вынуждена вас покинуть. Нервы совсем расшалились. Пойду к себе в спальню и прилягу. – Дойдя до дверей, она обернулась. – Александр Аполлонович, так вы даёте мне разрешение?

– Делайте всё, что доставит вам удовольствие, Зоя Павловна, – ответил поручик, хоть и не знал точно, что же сейчас разрешил генеральше.

– Ну ладно, – сказал генерал, – посидим без женского общества. – Однако после ухода Ветвистороговой разговор плохо вязался.

Ржевский начал откланиваться, сославшись на то, что приглашён на обед к губернатору и боится опоздать.

Шмелин откланялся тоже, однако история на этом не закончилась. В передней поручик, взяв у лакея свою шубу, увидел, что Шмелин вместе со своей шинелью получил записку.

После того, как оба приятеля вышли на крыльцо генеральского дома, Шмелин развернул листок и переменился в лице.

– Что такое? – спросил Ржевский.

– Это от неё, – ответил Шмелин изменившимся от волнения голосом. – Но что я ей скажу?

Записка была короткой: «Господин Шмелин, я требую, чтобы Вы немедленно явились ко мне и объяснили своё недостойное поведение. Моя горничная встретит Вас на крыльце и проводит ко мне в спальню так, чтобы муж не видел. Незачем вмешивать его в это дело».

– Немедленно, – почти со страхом повторил Шмелин слово из послания. – Но что я ей скажу? Я так долго этого ждал, а теперь не знаю, что сказать…

– Тогда просто покажи, – посоветовал Ржевский.

– Что показать? Мои чувства? Но как? – не понял Шмелин.

– Наглядно, – сказал поручик. – Штаны сними. Они всегда мешают наглядности.

* * *

На парадное крыльцо губернаторского дворца Ржевский не взбежал, а почти взлетел, полный уверенности, что никакой серьёзной опасности здесь нет. Недавний разговор с Тайницким подействовал на поручика ободряюще. Да и исход чаепития у генерала давал повод думать, что при известной смекалке можно любое положение вывернуть так, как хочешь. А значит, как бы губернатор ни хитрил, помолвке не бывать. Однако стоило Ржевскому миновать переднюю, подняться по лестнице и в сопровождении лакея пройти в обеденную залу, как уверенность начала таять.

Хозяин дома с нарочитым вниманием осмотрел гостя и панибратски похлопал по плечу:

– Молодец! Выбрит чисто, не пьян, и даже пришёл без опоздания. Вот бы и в прошлый раз не оплошал!

Ржевский насторожился, но принимающая сторона, судя по всему, тоже была настороже, опасаясь новых выходок поручика, поэтому на нынешний обед никого лишнего приглашать не стали. Кроме губернаторской четы, то есть князя Всеволожского и его супруги-француженки, в зале присутствовала лишь старушка Белобровкина и, конечно же, Тасенька.

Губернаторша поднялась из кресла, чтобы вслед за мужем поприветствовать гостя, а Тасенька осталась сидеть. Племянница губернатора выглядела задумчивой и даже грустной. Совсем не как девица, которая ожидает получить предложение.

– Здравствуйте, Александр Аполлонович, – тихо сказала она, подойдя на зов дяди. И вовсе не спешила повиснуть на руке поручика, как в прошлый раз, когда тащила его знакомиться с бабушкой – Белобровкиной.

Губернатор не обратил на всё это ни малейшего внимания. Он был слишком увлечён. Как игрок в самом конце игры, который помнит все ранее выпавшие карты, и теперь полон уверенности, что ему выпадет та самая, которую он ждёт, потому что других карт почти не осталось.

– Ну, приятель, – обратился Всеволожский к поручику, – проводи невес… то есть барышню к столу.

Ржевский и Тасенька переглянулись, а князь, уже забыв про свою оговорку, обернулся к жене, беря её под руку:

– Пойдём, душечка.

Тасенька виновато взглянула на поручика.

– Александр Аполлонович, я… – начала она, но не успела договорить, потому что её дядя снова оглянулся:

– Ну что же вы! Идите, а то обед остынет.

Ржевский взял Тасеньку под руку и повёл, куда просили. Белобровкиной помогал добраться до стола лакей.

Увидев Ржевского, старушка оживилась.

– А! Опять ты! – произнесла она так громко, что бокалы на столе чуть звякнули. – Всё ходишь и ходишь, а свататься когда будешь?

– Бабушка! – умоляюще воскликнула Тасенька и опять посмотрела на поручика виноватым взглядом.

«Что такое? Тасенька как-то странно себя ведёт», – подумал Ржевский и даже не заметил, что начал различать мимику этой девицы, а ведь ещё недавно при всяком взгляде в сторону её лица не видел ничего.

* * *

На первое подали бульон, совершенно пустой, без кусков мяса и овощей, а в качестве закуски – пирожки.

Поручик, помешав ложкой странное блюдо, осведомился:

– А где же в этом супе… собственно суп? Он же пустой!

– Это консоме, – любезно пояснила губернаторша.

– Конь в соме? – не понял Ржевский. – А как это возможно? Ведь сомы вырастают не настолько большие, чтобы съесть коня. Разве что конь, совокупляясь с сомом, просунет в сома только часть тела. Это ведь тоже будет конь в соме…. Мда… Оригинально.

– Поручик! – вскричал губернатор, бросив ложку и уже с отвращением глядя на бульон в своей тарелке. – Прошу вас! Не за столом!

– Это консоме, – терпеливо повторила губернаторша.

– То есть что-то французское? – догадался поручик.

– Да, это французское блюдо, – ответил губернатор. – Только не говорите, Александр Аполлонович, что вам не нравится.

– А я и не говорю. – Ржевский пожал плечами. – Но как вы догадались, что мне не нравится?

Губернаторша, видя, что обстановка накаляется, поспешила сменить тему:

– Александр Аполлонович, мы о вас так мало знаем. Расскажите что-нибудь о себе. Например, сколько у вас деревень и сколько крестьян.

– Деревня одна – Горелово, – ответил поручик. – А крестьян в ней… даже не знаю. Это число так быстро растёт!

– Растёт? – спросил губернатор. – Когда управляющий присылает мне отчёт о моих имениях, то там всё больше об умерших и о беглых, и никакого прироста в числе. Отчего же у вас наоборот?

– Сам не знаю. – Ржевский улыбнулся с нарочитым простодушием, ведь на самом деле понимал, что его близкое знакомство со всеми сколько-нибудь красивыми деревенскими бабами как-то влияет на прирост населения в деревне.

– А есть ли у вас ещё доходы помимо доходов с имения? – продолжала спрашивать губернаторша. – Может, у вас есть государственные облигации? Или другие ценные бумаги?

– Ценных бумаг у меня нет, – отвечал поручик. – Разве что письмо мне от одной французской баронессы. Очень ценная для меня бумага. Я сам не читал, потому что читать по-французски не умею, но все, кого я просил прочесть, краснели до ушей! И наотрез отказывались мне его переводить. И даже пересказывать.

– Александр Аполлонович! – с явным неодобрением воскликнул губернатор.

Ржевский снова улыбнулся с нарочитым простодушием:

– Князь, а я думал порадовать вас, признавшись, что далеко не всё французское мне не нравится.

Губернаторша снова перевела разговор на прежнюю тему.

– И всё же я хотела бы знать, Александр Аполлонович, есть ли у вас средства, чтобы содержать жену.

Губернатор сразу встрепенулся.

– Душечка, но я же говорил тебе, что это пустяки! Ведь для решения подобных вопросов часто служит приданое. Главное, чтобы жених был согласен. Ведь если невеста, к общему прискорбию, э… не очень красива, то даже с приданым на неё найдётся мало охотников. Ведь жениху нужно обладать развитым э… эротическим воображением, вот как у Александра Аполлоновича, чтобы видеть женские прелести там, где их нет. А таких женихов мало. Если не сказать «единицы».

Ржевскому вдруг подумалось, что эти слова могут быть разгадкой того, почему именно его князь Всеволожский выбрал в женихи для своей племянницы.

– Вы намекаете, князь, – спросил поручик, – что кому-то кроме меня будет сложно заметить в Таисии Ивановне женские прелести?

– Я не намекаю, я прямо говорю, – ответил Всеволожский.

– Николя! – воскликнула его жена. – Это слишком! Как ты можешь? – Она оглянулась на Тасеньку, но та сидела с безучастным видом и, кажется, нисколько не обиделась.