Проклятие для бескрылой ведьмы

***

Маришка долгое время провела, сидя на корточках у стены и тупо глядя перед собой. Трепещущий «светлячок» над левым плечом пульсировал всё быстрее и быстрее, то становясь размером с болотную мошку, то разрастаясь до величины яблока. Но она не обращала на него внимания.

— Агнешка… Как же так… — тихо бормотала Маришка, прижимая ко рту кулак. Слёзы не шли, только щиплющая боль сдавливала горло.

«Жаловалась на сестру? Ныла? Хотела, чтобы она больше тебя не таскала за собой? Жри теперь полной ложкой!» — мстительно зудел внутри противный голосок совести.

Саркофаг возвышался перед ней: холодный, мрачный и абсолютно равнодушный. Где-то внутри него наверняка билась и кричала Агнешка. Во всяком случае, Маришке очень хотелось на это надеяться.

Подойти поближе к каменной коробке она не согласилась бы и под страхом немедленной смерти.

«Надо скорее бежать в Совятник, рассказать всё маме! Она точно что-нибудь придумает!» — мелькнула в голове здравая мысль, но она не сдвинулась с места. Что-то мешало. Липкая, тоскливая муть сковывала тело, и Маришка оставалась на месте. Очень хотелось утопиться. Она поймала себя на том, что холодно прикидывает глубину речки, протекающей по дну Чёрного урочища.

Крышка задвигалась вновь.

Оцепенение разом слетело с Маришки. Она вскочила на ноги, охнула — от долгого сидения они затекли, и отпрыгнула подальше от саркофага, не отрывая от него взгляда.

На грязный пол вывалилась Агнешка. С удовлетворённым — как послышалось насмерть перепуганной Маришке — урчанием саркофаг закрылся.

Младшая со всех ног бросилась к старшей сестре. Та лежала на боку, скорчившись, как новорожденный. Маришке стоило огромных усилий перевернуть её на спину и кое-как распрямить руки, по-богомольи прижатые к груди. Глаза Агнешки были закачены под лоб.

— Агнешка! — отчаянно заорала Маришка, тряся сестру за плечи. — Ты как? Ты меня слышишь? Ответь что-нибудь! Совы-сычи! Я маме на тебя пожалуюсь! Агнешка! Хватит шутить!

Ноздри старшей сестры затрепетали. Её тело безвольно обмякло, и руки беспомощными плетьми упали на пол. Судорожно стиснутые кулаки разжались. На пол со звоном выпало кольцо. Маришка бездумно посмотрела на него, потом — на левую руку сестры и вскрикнула.

Тонкая кисть почернела и покрылась страшными багровыми пузырями, похожими на следы сильнейшего ожога.

Комок в горле лопнул, и Маришка зарыдала в голос, уронив голову на грудь сестры.

Агнешка слабо пошевелилась и застонала. Её глаза вернулись в нормальное положение и обрели осмысленность.

— Почему я ещё жива? — сипло спросила она.

========== Глава 1 ==========

Семь лет спустя

Наверное, с высоты полёта совы Кельин покажется блохой. Большой такой блохой, застрявшей меж двух скал, на перекрёстке торговых путей.

Если выйти в город с утра пораньше и распахнуть слух навстречу городским разговорам, можно почерпнуть много интересного. Ну, или не очень. Всё зависит от точки зрения.

— Зима, говорят, длинной и морозной будет. Слышали? Петух пани Гваниры сегодня всю ночь кукарекал, как оглашённый. Не к добру это.

— …Солёное молоко меня прабабка научила делать. Бери перо, записывай. Мешаешь соль с первым снегом, добавляешь лесные орехи и шишки, а потом…

— Пан Рудрик вчера от кума вернулся. У него коза двухголового козлёнка родила. К прорицателю потащили.

— Сын вдовы Старфы давеча рассказывал — у ручья йорму{?}[общее название нечисти и нежити] видел. Большого такого: башка, говорит, косматая, а прямо за ушами рога торчат — корявые, как старые сучья.

— Ahoj{?}[ahoj (ахой) — привет (галашск.)], Пернатая! Как жизнь, какие новости?

Я очнулась от утренней полудрёмы и обнаружила, что уже несколько минут бездумно стою перед стеной трактира, прижимая к брёвнам лист бумаги. Трактирщик, пан Врожек, добродушно посмеиваясь в густые усы, глядел на меня, вытирая руки полотенцем. Из приоткрытой двери валил густой пар, пахнущий кашей и травяным отваром.

— Доброго утречка, пан! — откликнулась я. — Да какие там новости в нашем городишке… Вот, новых покупателей ищу. Вам-то самому ничего не надо?

Пан Врожек перевёл взгляд на лист.

— «Амулеты, обереги, талисманы. Низкие цены, скидки…» Да нет, Пернатая, этого добра пока хватает. Вот Марта, младшенькая моя, месяца через три родить собирается, вот тогда к тебе за обережиком и обратимся.

— Три месяца, — пробормотала я, наскоро накладывая на объявление Плетение Склейки. — А у меня и двух недель нет!

Пан Врожек поскрёб румяную щёку.

— Я сватье своей скажу, — раздумчиво сказал он. — Может, ей чего и понадобится. Хочешь булочек, Пернатая? Они сегодня на славу удались. Угощайся, денег не возьму.

Я поблагодарила добродушного трактирщика и взяла три булочки. Потом, подумав, сунула за пазуху ещё две и поспешила откланяться.

В моём нынешнем положении нельзя отказываться от бесплатного угощения. Если дела не пойдут в гору, придётся наступить на горло гордости и попросить того же пана Врожека взять меня в подавальщицы.

Отойдя от трактира, я не удержалась и обернулась. Объявление сиротливо белело в холодных лучах солнца, и показалось, что оно укоризненно смотрит мне вслед.

***

Самопишущая ручка скрипела и кляксила.

— Малахитовая стружка — три банки. Белая глина… Заканчивается. Осиновые и боярышниковые чурки… Тоже не мешало бы прикупить. А на всё про всё у меня… — я прикусила кончик пера и с тяжёлым вздохом констатировала: — Сорок восемь злотых. Из них надо ещё ухитриться заплатить подать, арендную плату и не сдохнуть от голода.

Подведя под неутешительными расчётами жирную черту, я вытащила оставшуюся булочку.

— Если не найдутся новые клиенты, — горестно поведала я ей, — прости-прощай идея о спокойной жизни мастерицы амулетов.

Булочка осталась безучастной к моей печали, и я мстительно вонзила в неё зубы.

— А ведь ещё можно попробовать себя в качестве странствующей ведьмы-наёмницы, — подперев голову рукой, раздумчиво сказала я потолку. Потом, прикинув перспективы, поморщилась: — Нет уж, спасибо, как-нибудь обойдусь без этого удовольствия!

Звякнул колокольчик над дверью. Я поспешно убрала с лица тоскливое выражение, смахнула бумаги на пол и расплылась в любезной улыбке:

— Ahoj, пани Моригана!

Дородная жена самого богатого купца в городе вплыла в лавку, небрежно помахивая хвостом чернобурой лисы, служившей воротником. На её пальцах блеснули многочисленные самоцветы.

— Приветствую, — небрежно бросила она, придирчиво оглядывая разложенные на прилавке примеры моих работ. — Мне бы хотелось чего-нибудь эдакого…

Она изобразила в воздухе какую-то замысловатую фигуру, одновременно похожую и на кособокое яйцо, и на приплюснутую спираль.

— Амулет? Талисман? Оберег? — вежливо уточнила я, заранее приготовившись к долгим и не всегда успешным расспросам. Пани Моригана никогда не отличалась словоохотливостью, и каждую фразу мне приходилось вытягивать из неё едва ли не клещами.

Она снисходительно взглянула на меня.

— Не знаю я, милочка. Мужу хочется приятное сделать.

Я вспомнила внушительную фигуру её супруга. Насколько я помню, он запасся оберегами от воров и происков недобросовестных конкурентов, разнообразными талисманами на удачу и деньги на много лет вперёд.

Я сделала глубокий вдох и осторожно приступила к расспросам.

— Пани, у вас есть какие-нибудь идеи по поводу подарка? Может, ваш муж что-то любит?

Долгий взгляд влажных, как земля после дождя, глаз, тяжёлый вздох и короткое:

— Нет.

— «Нет» — в смысле не любит или нет идей? — как можно мягче уточнила я, злясь на себя: знала же, что купчихе нельзя задавать много вопросов сразу. Проклятая торопливость!

Пани Моригана чинно сложила руки на груди и закатила глаза к потолку.

— Нет, — певуче повторила она.

«С другой стороны, — безразлично подумала я, — хоть какое-то развлечение. Других-то клиентов нет».

— Пани… — начала я, но меня опередили:

— Если б знала, что дарить, не пришла бы, — с ленивым раздражением протянула купчиха. — Охоту он любит.

И с видом королевского шпиона, из которого враги вытянули больше, чем нужно, уставилась на меня.

— Охоту, — послушно повторила я. — Хорошо, сейчас посмотрим.

Порывшись на полках, я достала связку мелодично забренчавших кулонов и принялась аккуратно раскладывать их на прилавке, попутно рассказывая о каждом:

— Это — талисман для привлечения охотничьей удачи. Вот этот — оберег против лесных йорму. От медведя-перекидыша не поможет, но от озёрного зубодёра защитит. Да перекидыши у нас и не водятся. А вот ещё один, посмотрите. Да-да, вот этот, в виде зайца. Это талисман, который излучает особую ауру, на неё сбегутся все окрестные зайцы…

Я сделала паузу, чтобы перевести дух. Говоря о последнем талисмане, опустила слово «должны». Должны сбежаться зайцы. На деле-то я его не проверяла.

Пани Моригана безразлично следила за руками, иногда поднимая на меня взгляд. Я говорила и говорила, демонстрируя ей то одну безделушку, то другую, а она всё молчала, лишь изредка кивая в такт. Под конец мне стало казаться, что пани и вовсе меня не слушает, а тихо дремлет с открытыми глазами.

— А вот это…

— А это что такое? — перебила меня купчиха, тыча пальцем в деревянную шкатулку за моей спиной.

Я послушно схватила её и открыла, поставив на пилавок.

— Шпильки для волос, зажимы для шалей, в общем, всякая мелочь. Не думаю, что вашему мужу… — И замолчала, потому что пани с видимым интересом вертела в руках волнистую заколку-змейку, украшенную хризолитом.

— Сколько? — деловито спросила она.

— Пятьдесят сребряных, — с готовностью отрапортовала я.

Пани поджала губы, опёрлась локтями о прилавок и взглянула на меня. Её глаза

резко приобрели осмысленное выражение, далёкое от обычного затуманенно-отстранённого.

— Я подумаю. А вообще, давно хотела спросить, — отрывисто сказала купчиха, — зачем вы носите эту повязку?

она бесцеремонно схватила меня за левую руку и потеребила широкую чёрную ленту, обвивающую запястье и кисть.

Первым порывом было с возмущённым «Вы что себе позволяете!» выдернуть руку. Однако я уже убедилась на собственном опыте: если клиенту может померещиться хамство даже в самой невинной фразе, оно обязательно ему там померещится. Поэтому я ответила самым ровным тоном, на который только была способна.

— Это последняя мода Златой Рощи. По крайне мере, была таковой, когда я оттуда уезжала.

Влажные, с поволокой глаза пани Мориганы пригвоздили меня к месту. Где-то в их глубине заворочалось подозрение.

— Вы же давно приехали, — с недоверием уточнила она.

— Ну да, — беспечно пожала я плечами. — Что уж поделать, такая вот я привязчивая.

Из недр лавки раздалось жужжание и постукивание. Пани вздрогнула и отвлеклась от беседы, а я, воспользовавшись моментом, выпростала руку.