Десятая невеста

ГЛАВА 22

- Соберись, тряпка.

Я отхлестала себя по щекам и сурово посмотрела в зеркало. Хватит сопли жевать.

Два дня после той прогулки я ходила сама не своя. В присутствии императора краснела, бледнела и отвечала невпопад. После третьей бессонной ночи сказала себе: хватит. Возьми себя в руки, дурища, и вспомни, зачем ты здесь. Убивать тебя он не собирается, так сделай так, чтоб это он от тебя размяк, как масло на солнцепеке, и вырви наконец шлем из его загребущих лап. А то ишь, поплыла.

Теперь, оглядываясь назад, я видела, сколько натворила ошибок. С самого начала мне надо было быть умнее: вместо того, чтобы метаться обезглавленной курицей, позорясь на весь Шихао, следовало действовать осторожно, думать и наблюдать. Оно, конечно, здравая мысля всегда опосля, но теперь стало понятно: дай я себе труд хорошо поразмыслить, веди себя сдержанней и хитрей, я в самом начале испытаний смогла бы вычислить императора, очаровать его и выманить шлем.

«Чего хочет император?» - вопрос, который я должна была догадаться задать себе сразу. Не тонуть в подсказках, которые только запутывали, не вязнуть в своей одержимости заполучить шлем (будто кто-то сказал бы мне, чужестранке, правду про приблуды), а посмотреть в суть. Император хотел найти себе невесту, и он выбирал: прислушивался и присматривался, оставаясь в тени, пока другие выставляли себя напоказ. Теперь я припоминала множество мелочей, вроде того случая, когда Ворон, пусть и нехотя, послушался Воруйку – а ведь я обратила на это внимание, но не придала значения. А вот Ферфетка подобное подмечала – и, думаю, была из невест, верно указавших на императора Со Фу и тем самым обеспечивших себе защиту от вылета до самого конца испытаний.

То же касалось и Барбариных наставлений. Я, презирая дамозелек, усвоила лишь внешнюю часть их уловок – и потерпела поражение. Конечно, выученного мною было достаточно, чтобы пронять кого-то вроде Ворона или, скажем, Медка. Но я не сразу поняла (а могла бы), что, в отличие от них, Камичиро не возьмешь хлопаньем ресницами, хихиканьем или грубой лестью. Он и в признание мое не поверил – с чего б ему? Зато теперь, хорошенько задумавшись, я вспомнила, что, пусть Барбара все это и пускала в ход, действовала она куда тоньше. Что за внешне незатейливой дамозельской премудростью скрывалось намного большее – умение забираться в душу, подчинять и управлять. И сейчас, если я хотела раздобыть шлем (или, по крайней мере, убедиться, что мне это не светит), я должна была следовать ее примеру.

Бантики, улыбочки, кудельки, восторженные взгляды и лесть – все это было внешнее, наносное, и пусть правда работало, но целиком полагаться на это было нельзя. На деле же королева пыталась научить меня другому. Тому, чтобы завладеть умом и сердцем мужчины, чтобы он стал воском в моих руках, в то время как я, зная, что делаю, всегда остаюсь хладнокровной. Помимо того, как завлекать, Барбара учила меня управляться с мужчинами и разбираться в них, а я ее советами пренебрегла.

Настало время, когда мне нельзя было допустить ошибку. Я и так испортила все, что могла. Отныне я буду поступать умнее. Камичиро не привлекли мои бантики и улыбочки? Что ж, хорошо. Я сумею повести себя так, чтобы стать для него привлекательной. Он не поверил моим словам? Я найду способ убедить императора, что говорила правду.

Он должен влюбиться в меня. Когда перестанет держать оборону и начнет доверять мне, когда поверит, что преданно его люблю – он мне все расскажет.

Но мне следует вооружиться терпением. Больше уж я не стану переть напролом. Я буду подкрадываться потихоньку, маленькими шажочками – приручать его, как лису.

Рано или поздно он начнет есть с моих рук. И вот тогда-то я его и поймаю.

***

Ежели вам, девки, тоже когда-нибудь доведется императоров соблазнять, то вот, пожалуйста: делюсь бесплатно, раскладываю по шагам. Но предупреждаю: это пахота. Коль вы думаете, что оно сплошная веселуха и пряники, так вот нет, и даже не рядом. А все потому, что хуже нет человеку врать (пусть даже он вор и душегуб), притом еще и в себе толком не разобравшись.

Перво-наперво превратитесь в одно сплошное ухо. Ваша задача – разговорить мужика. Чтоб он беседовал, будто со вторым самим собою, будто вас там и вовсе нет, а есть только он сам – человек, которому он больше всего доверяет. Если он дичок и по первам будет стесняться – не тушуйтесь. Подбирайтесь аккуратненько. Начинайте с невинных пустячков. Пусть к вам попривыкнет. А потом, потихоньку-полегоньку – раскручивайте. Не спешите, чтоб не спугнуть.

Вопросы задавайте так, чтобы нельзя было ответить «да» или «нет», а что-то рассказать нужно было. Слушайте, кивайте, поддакивайте, уточняйте и направляйте. Начнет у вас что-то спрашивать – не ведитесь. Быстренько отговоритесь и вновь переводите разговор на него.

Поначалу дело может идти со скрипом. Наберитесь терпения. Всему свое время. Не хочет о чем-нибудь говорить – ну и не надо. Заведите речь о другом. Пусть человек при вас успокаивается. Пусть знает: вы не будете напирать, но всегда готовы выслушать. И никогда, ни за что не осуждайте его! Поддерживайте, хвалите и поощряйте. Очень скоро вы станете для него ценней яхонтов. Еще сам будет за вами бегать и умолять, чтоб вы его еще немножечко послушали. (Камичиро за мной не бегал и не умолял, но это я просто не успела. Я его долгонько раскручивала. Поначалу каждое слово клещами приходилось доставать. А потом – ничего. Чесал языком, как миленький.)

Второе. Убедите мужика, что он на свете самый что ни на есть восхитительный. Только тут надо подход подобрать. Некоторым достаточно прямо в лоб: ох, вы такой умный, такой храбрый, такой весь из себя распрекрасный – и он сияет, довольный, жмурится, как кот, сметаны наевшись. Ваш с потрохами. Только вели – луну с неба украдет.

Но если попадется подобный Камичиро хитромордия, тут следует осторожненько. Заходите издалека, обходными путями. Не «ой, какой вы умелый и ловкий», а «ах, я сама бы не справилась». Дурой прикидываться тоже не всегда сработает. Много чести, умным быть рядом с дурой. А вот если вы в чем-то разбираетесь, а он в этом понимает ещё лучше, чем вы – вот тогда он молодец, тогда герой. На фоне дерюги блистать нехитрая штука. А вот ты пойди на фоне парчи поблещи. Если вы – парча, тогда он – истинный самоцвет, а не пустяковая блестяшка. Такое кому не польстит.

Третье: мужик должен думать, что вы в него влюблены без памяти. Но тут, опять же, не повторяйте моей ошибки. Камичиро не купился, когда я ему в лоб это выдала – и верно, с какой стати. Кроме того, не забывайте, что вы цветок, а не дубина. Не лишайте мужика возможности сделать первый шаг. У меня просто времени не было, я себе жизнь спасала (у вас до этого, надеюсь не дойдет), и пришлось исправляться потом. А когда время есть – пусть сам поймет и сделает выводы. Мужики тупые бывают, вот таким – да, надо напрямки говорить. Но и то, мягонько. Иначе спугнуть можно. А если попадется, зараза, недоверчивый, вот как чиньяньский император, тут надо виться ужом. Тут смутилась, там покраснела, здесь обмолвилась невзначай – и опять в краску: ах, стыдно-то как, не удержалась! Можно устроить так, чтобы он ваши слова как бы случайно подслушал, а вы будто бы не хотите, чтобы он о них знал – и вот тут-то можно развернуться на полную катушку: мечтаю, мол, о нем, ночей не сплю – и все такое. Но тоже – не переусердствуйте. Он должен поверить, будто вы о нем страдаете. А вы уж сами глядите, как лучше. Смотря какой мужик.

Все это выматывало меня до бесконечности: каждый раз после встреч с императором я возвращалась, как огород перекопав. И не в том дело, что мне с ним было плохо. Как раз наоборот. Может, и есть такие девки, которые могут все это проделывать хладнокровно, а я не могла. Слушала его – и становилось интересно, и расспрашивала уже не потому, что так было нужно, а потому, что сама хотела знать. Он любил помолчать, и быть в тишине рядом с ним мне уже не было неловко. Мы часами могли бродить по садам, цветникам, по горбатым мостикам меж прудов, в которых плавали золотые рыбы – и, спохватившись, я ловила себя на том, что мне приятны эти прогулки. Мне нравится медленно бродить и молчать, и мне хорошо оттого, что рядом молча идет Камичиро.

Все это раздирало мою душу на части. Я неустанно напоминала себе: он душегуб, людоед, похититель девок, он хочет завоевать весь мир, он шлем наш украл! Но держать это в уме было с каждым днем все сложнее. Все большего труда мне стоило держать себя в руках и помнить, зачем я здесь. Все больших усилий – удержаться и не начать болтать о чем хочется, когда я должна была направлять разговор в нужную сторону. С горечью я вынуждена была признаться себе, что не нахожу в себе сил ненавидеть императора. Все, на что меня хватало – это помнить о цели и двигаться нужным путем.

Только Айю меня спасал, только рядом с ним я отдыхала. Я навещала его почти каждую ночь, из-за усталости пренебрегая мерами предосторожности: лишь бы добраться до него, лишь бы хоть на часок ощутить мир в душе. Стоило мне его увидеть – и я мгновенно успокаивалась. На то, чтобы болтать, сил моих уже не хватало. Я только просила его: «Посиди со мной». Мы устраивались на бережку, закутавшись в одеялки, и смотрели на воду. Айю беспокоился: говорил, что я изменилась, спрашивал, не заболела ли. Я повторяла, что ничего такого – просто устала. Пыталась шутить – мол, быть наложницей нелегкое дело, а Айю растерянно улыбался в ответ, будто не зная, что на это ответить.

***

Верная своим намерениям, я, несмотря на смятение в душе, в общении с императором не совершила ни одного необдуманного шага. Достаточно уже обожглась из-за своей придури: теперь я продвигалась вперед осторожно, тщательно продумывая каждое слово. Камичиро ни в коем случае не должен был заподозрить, что я пытаюсь обмануть его, и я делала все, чтобы предстать перед ним влюбленной, преданной, верной – но так, будто не хочу, чтобы он это знал.

Он часто пропадал. Бывали дни, когда я вовсе его не видела, и у меня были основания подозревать, будто он время от времени уходит и по ночам. Однажды во время прогулки я спросила нарочито небрежным тоном, будто ревную, но хочу это скрыть:

- Вы стали навещать невесту Ферфетту, государь?

На деле меня интересовало, вернулся ли он к занятиям приблудами. Я готова была руку дать на отсечение, что да. Но заговаривать об этом самой ни в коем случае не следовало.

- Нет. А тебе что за дело?

- Должно быть, она была бы рада увидеть вас, – кротко отвечала я. – Простите, что упомянула об этом, ваше величество.

Памятуя о том, что должна стать самой заправской наложницей, которую видел свет, я вела себя тише воды ниже травы и являла собою образец смирения. Но не перебарщивала: если видела, что это уместно, самым почтительным образом могла высказать свое мнение.

- Тебе интересно, куда я хожу? – спросил он немного погодя.

Я низко поклонилась.

- Что вы, я бы не посмела.

Не спрашивай о приблудах, яростно твердила я себе, ни за что не спрашивай. Слова такого не упоминай. Он должен сам заговорить об этом!