Как по книге

Глава 5

— ДОКТОР КОРИ. — Голос Ларри доносился от часовни. — Ты опоздала на собрание!

— Сейчас только пять минут третьего! — возразила я ему на бегу. — Церемония начнется только через полчаса! — Я была одета в черную синтетическую мантию, которую взяла напрокат в книжном магазине. Ее темно-синий капюшон небрежно обвис вокруг шеи. Шапочку выпускника я несла под мышкой. На улице было восемьдесят градусов (прим. ред.: ~ 27 °C), и я вспотела.

— Как я выгляжу? — спросил Ларри.

Он надел все свои докторские регалии из Гарварда. Его одеяния были малинового цвета, но на солнце они больше походили на ярко-розовые. Его рукава были отделаны черными бархатными полосками, на голове была щеголеватая черная бархатная шапочка с большой золотой кистью. На шее висела коллекция медалей — одни на цепочках, другие на лентах.

— Что это за металл у тебя на шее? — спросила я.

— А, эти? — Ларри взял золотой медальон на красной ленте. — Это за преподавательскую премию, которую я получил в Фэрфаксе. — Теперь он взял серебряный медальон на голубой ленте. — Этот я получил за выдающуюся научную деятельность. — Он пошарил вокруг и нашел третью медаль в форме книги. — Эта — от Английского Почетного Общества.

— А что насчет остальных? — Не унималась я.

— Эти? — Ларри вытащил еще три или четыре медали из клубка на шее. — Эту я получил за то, что в прошлом году пробежал пять тысяч в Санта-Барбаре. А эта медаль моей племянницы по гимнастике в многоборье. О! А эта — моя любимая. Я получил ее на Марди Гра, когда учился в колледже. Правда, она классная? — Он восхищался пурпурно-зеленой медалью в виде геральдической лилии на пластиковой бисерной цепочке.

— Ты похож на Мистера Ти (прим. ред.: Американский актёр и бывший рестлер). — Съязвила я.

— Благодарю. — Ларри аккуратно разложил свои медали веером на груди.

Маршал факультета вопил на всех нас, чтобы мы встали в какое-то подобие очереди для прохода в часовню. Все его проигнорировали. Никто не умел слушать инструкции хуже, чем кучка профессоров — мы привыкли говорить людям, что делать, а не наоборот.

— Как поживает твой отец? — спросил Ларри, перекрывая мольбы маршала.

— Не очень. — Вздохнула я. — Лорен позвонила мне из Флориды на днях и сказала, что квартира отца, как из передачи о накопительстве и ОКР. Она нашла под грудой мусора неоплаченные счета за полгода — просто чудо, что электричество всё ещё было включено.

— А что сказал доктор?

— Она была серьёзно обеспокоена. Лорен пыталась уговорить моего отца сдать несколько когнитивных тестов, но он категорически отказался. Я не знаю, что мы будем делать. Мы не можем оставить его в таком состоянии без обследования. Доктор считает, что мы должны рассмотреть вопрос о его переводе в дом престарелых.

Ларри присвистнул.

— Это серьёзное решение. Когда моей бабушке впервые диагностировали деменцию, она даже не позволила нам забрать ключи от её машины.

— Да… мой отец не будет счастлив. Здесь, в Фэрфаксе, есть место, которое, как мы надеемся, ему понравится — это больше похоже на сообщество пенсионеров, чем на дом престарелых. Я держу кулачки, чтобы это сработало.

Появился волынщик и начал гудеть. После еще нескольких просьб, каждая из которых была более настойчивая, чем предыдущая, маршал начал руками загонять нас в очередь. Я встала рядом с Ларри, сразу за группой профессоров экономики, которые явно шептались обо всех медалях на шее Ларри.

— Он что, проректор? — Послышался шёпот. Ларри самодовольно улыбнулся и закинул свою золотую кисточку назад.

Очередь начала двигаться, следуя за волынщиком. Он вошёл в часовню и повёл нас мимо рядов зевающих студентов. Пока мы шли, Ларри тихонько напевал: «А вот и невеста», грациозно склонив голову набок. Там были преподаватели в пурпурных мантиях с золотыми деталями, серых мантиях с красными деталями, оранжевых мантиях с темно-синими деталями, бледно-голубых мантиях с черными деталями. А шляпы! Там были простые скучные мортиры, как у меня, но были и черные бархатные шотландские береты, как у Ларри, тюдоровские шляпы с перьями, восьмиугольные шляпы, похожие на булочки. Один профессор, получивший докторскую степень в Финляндии, носил шелковый цилиндр и шпагу.

Первые несколько скамей в часовне были оцеплены для нас бархатным канатом. Я втиснулась рядом с Ларри недалеко от центрального прохода, наблюдая за тем, как мои коллеги входят и машут своим знакомым. Ларри выудил из рукава две розовые банки шампанского.

— Что это такое? — Удивилась я.

— Тост за новый учебный год, — провозгласил он, открывая банку, вставляя в неё розовую соломинку и протягивая мне. — Твоё здоровье.

Оркестр заиграл коронационный гимн с солирующими трубами и хором в полном составе. По какому-то безмолвному сигналу все резко встали и повернули головы в сторону задней части часовни, в момент, когда входил совет попечителей во главе с высохшим старым профессором, самым старым преподавателем в колледже, несущим огромный церемониальный жезл, который, казалось, весил больше, чем он сам. Адам замыкал процессию, и когда он вошел, сопровождаемый торжественной оркестровой музыкой, все смолкли. Он был одет в черные академические регалии с вышитой золотом алой накидкой и огромным университетским медальоном на шее. Ларри ахнул от восхищения.

— Так, где я могу получить такой же? — задал он вопрос в никуда.

Адам был высок, и его одеяние не растекалось вокруг ног, как у меня, а висело в нескольких дюймах от земли. Мантия придавала ему еще более статный вид, подчеркивая широкие плечи и прямую осанку. Тишина сменилась бурными аплодисментами. Даже мои, скупые на похвалу коллеги, начали аплодировать. Это ознаменовало начало новой эры — эры Мартинеса. То была головокружительная возможность для Фэрфакса.

Я присоединилась к овациям, чувствуя себя всё более неловко, когда Адам подошел ближе к моей скамье. Я попыталась разглядеть его ботинки, затем перевела взгляд на большую золотую медаль, прежде чем взглянуть ему в лицо. Он слегка улыбался и отвечал на аплодисменты легким кивком головы. Проходя мимо, он поймал мой взгляд. Я заметила, что он слегка удивился — его левая бровь приподнялась, а улыбка застыла. Мне захотелось спрятаться в свой церемониальный капюшон.

Люди вокруг нас начали листать свои программы, когда капеллан колледжа прочитал благословение, а президент Совета попечителей начал церемонию введения в должность. Я еще сильнее откинулась на спинку скамьи. Это будет долгий, долгий год. * * *

ПОСЛЕ ЭТОГО В ДОМЕ ПРЕЗИДЕНТА состоялся приём.

Мы с Ларри переоделись и направились через кампус, наслаждаясь мягким послеполуденным солнцем. Фонарные столбы вдоль двора были увешаны праздничными красными знаменами в честь мероприятия, и даже улицы Фэрфакса выглядели более очаровательными, чем обычно. Все дома выглядели свежевыкрашенными, все сады заново посаженными, все живые изгороди подстриженными. Особняк был украшен огнями и красными флагами, из сада доносились звуки струнного квартета, где официанты в черных жилетах подавали коктейли и закуски. Ларри подхватил два бокала шампанского, когда мы вошли.

— Второй раунд! И зацени — они доросли до настоящей стеклянной посуды, нет пластику! — сказал он одобрительно.

Краем глаза я увидела Адама, окруженного плотной группой благотворителей колледжа, все они были одеты в костюмы, некоторые — в галстуки-бабочки цвета колледжа Фэрфакс. На двух длинных банкетных столах были разложены сыр, фрукты и овощная нарезка, а на десерт — миниатюрные тарты, брауни и кусочки чизкейка. В центре стоял огромный трехъярусный торт, с красно-золотой печатью колледжа наверху. «Поздравляем, президент Мартинес» — было написано курсивом.

— Это похоже на свадьбу. — Оценила я размах.

— Союз президента Мартинеса и колледжа. — Поддержал шутку Ларри. Он выхватил у проходившего мимо официанта шпажку с тайской курицей и осторожно откусил кусочек. — Неплохо… Не могу дождаться торта.

Мы поднялись по лестнице на заднее крыльцо и вошли в дом, где обслуга сновала взад и вперед с подносами полными закусок и пустыми стаканами.

— Давай осмотримся! — Заговорщически предложил Ларри. — Только на секундочку.

Общественные комнаты особняка были большими и изящными и часто использовались для праздничных вечеринок кампуса или приемов. Я уже бывала в них несколько раз, пила теплый пунш и смотрела на большие картины прошлых президентов, висевшие на стене. Теперь комнаты были пусты и купались в теплом свете. Мы с Ларри немного постояли на толстых персидских коврах, разглядывая затейливо вырезанный деревянный камин, антикварную мебель вдоль стен, витражи и изящные цветочные композиции, разбросанные вокруг, как в журнальном развороте.

Трудно было поверить, что теперь это был дом Адама. Как все отличалось от его комнаты в общежитии колледжа, со стенами из шлакоблоков и потертым ковром!

— Мебель обтянута заново, — одобрительно сказал Ларри. — Мне это нравится.

Мы прошли в соседнюю комнату, где предыдущий президент, военный любитель, когда-то демонстрировал свою большую коллекцию старинных мушкетов и мечей. Комната была похожа на музей со стеклянными витринами с оружием и оленьими головами на стене.

— Ого, — прошептал Ларри, заглядывая внутрь. — Он полностью переделал ее!

Я заглянула внутрь и ахнула. Адам превратил комнату в библиотеку и читальный альков. Пистолеты и образцы таксидермии исчезли, их место заняли книжные полки от пола до потолка, заполненные книгами, книгами и еще книгами. К полкам была прислонена лестница на колесиках. У одной стены стояли удобный кожаный диван и клубные кресла, а под оконными витражами было устроено кресло, достаточно большое и глубокое, чтобы можно было спокойно читать часами или даже вытянуться и вздремнуть.

— Я умираю, — захныкал Ларри. — Это его собственная домашняя библиотека.

Я наблюдала, как Ларри осматривает книги на полках.

— О, Боже! — воскликнул он, вытаскивая одну из них и открывая ее. — Они настоящие! — Он начал снимать с полок книгу за книгой. — У него тоже хороший вкус! — крикнул он через плечо. — Много литературы и истории, полный Шекспир, полный Остин. И они были прочитаны. Есть даже заметки внутри! Я, кажется, влюбился.

Я прислонилась к дверному косяку, чувствуя тошноту.

Еще в колледже мы с Адамом мечтали жить в маленьком университетском городке, в доме, наполненном книгами и удобными уголками для чтения, и, возможно, домашним животным или двумя. Мы любили бродить по Принстону, по милым кварталам, примыкающим к кампусу, глазея на величественные старые дома с их каменными и кирпичными фасадами, расписными ставнями и осенними венками, висящими на входной двери, представляя себе нашу жизнь через двадцать лет.

— Это мой любимый, — сказала я Адаму, указывая на серый каменный дом с белыми фронтонами и ярко-красной дверью, на крыльце которого стояла детская коляска.

— Этот мне нравится больше, — ответил он, указывая на дом из красного кирпича, похожий на дворец Монтичелло, с белыми колоннами и темно-зелеными ставнями. — Или вот этот, — махнул Адам на белый дощатый дом с вдовьей дорожкой, протянувшейся через всю крышу.