Портрет неизвестного

3

На разосланные письма ответили почти все, и почти все написали, что картину эту видят впервые и, скорее всего, особой ценности она не представляет. Но было два письма, в которых — пусть и косвенно — упоминалось об авторе, который оставил после себя несколько картин и пропал. Сноук был беден, но никогда не был слугой: ирландец, незнамо как оказавшийся в Америке. Сдружился он с Ханом Соло, разбогатевшим на каких-то спекуляциях, нуворишем, быстро и уж больно сильно. Жил в его доме около года или чуть больше, а потом пропал. Поговаривали, что жена Хана, своевольная аристократка, чуть ли не бывшая принцесса — Лея Соло, была к гостю чересчур приветлива. Но все это сплетни, упоминания в письмах местных кумушек, а факты — был Сноук да пропал, оставив после себя три картины — портрет Бена Соло, который неизвестно куда делся после смерти супругов Соло, и два пейзажа, которые поныне висят в старой усадьбе.

— Кошатта… — название города Рей ничего не сказало. Она посидела немного, размышляя, а потом решительно заказала по интернету авиабилеты на ближайший рейс.

* * *

— Люк, могу я тебя попросить?

Они ужинали в любимом ресторанчике, Рей рассказала боссу все в мельчайших подробностях — о встрече с Хаксом, о полученном письме и о своем решении лично съездить в Луизиану.

— Ты хочешь, чтобы я позаботился о портрете? Боишься, что Хакс решит обнести твою квартиру?

— Он безумен. И мне очень интересно, он по жизни такой ненормальный, а мы не замечали, или все-таки в этом портрете что-то есть.

Люк нахмурился.

— Я не верю в мистику, Рей. В жизни обычно все проще и страшнее. И мне это не нравится. Не нравится, что ты не хочешь отдать портрет, что ты сама становишься им одержима, и что ты едешь в Кошатту — мне тоже не нравится.

— Предчувствия? Та самая мистика, которую ты не признаешь? — попыталась пошутить Рей.

— Предчувствие, — Люк грустно улыбнулся. — Передавай привет Маз. Она, наверное, совсем дряхлая и в маразме.

— Судя по письму — с головой у нее порядок, — возразила Рей.

— Ты улетаешь завтра?

— Днем. Я завезу картину в офис. Наше хранилище — лучшее место для этого.

— Будь сегодня предельно осторожна. Запрись на все замки.

— Еще и буфет к двери поставлю, — усмехнулась Рей, — я не отказала Хаксу, надеюсь, пару дней он потерпит, прежде чем брать мою квартиру штурмом.

В обществе Люка все самое страшное теряло свою силу, Рей словно напитывалась энергией, и ей казалось, что она может все и справится с любыми проблемами, отгадав все загадки. И Хакс не рискнет предпринять что-то, прекрасно понимая, кого будут подозревать в первую очередь.

— Я завтра еду в Луизиану, — сообщила Рей портрету. — Я выясню — кто ты и почему вокруг тебя сейчас столько шумихи. Жизнь стала слишком насыщенной… — она посмотрела мужчине прямо в глаза. — Значит, Бен Соло… Иногда мне бы хотелось верить… верить, что… Глупости, — прервала она себя, прежде чем выключить свет и улечься спать.

В этот раз она задернула шторы и выключила телефон, убеждая себя, что перед дорогой надо хорошо выспаться, а неожиданные звонки посреди ночи и свет рекламы за окном этому не поспособствует.

Ей показалось, она только на секунду прикрыла глаза и тут же открыла, но было неясно: она только засыпает или уже видит сон, когда скрипнула половица и рядом с ней опустился кто-то.

— Кайло?

— Я скучаю по тебе… — он коснулся ее плеча, целуя в губы.

Она ждала его. Весь день, разговаривая с Хаксом, беседуя с Люком, сидя в такси, работая, она то и дело вспоминала его. Даже наяву она грезила, снова и снова мысленно оказываясь в старом доме, рядом с незнакомцем. Это было настолько глупо, настолько по-детски, что Рей гнала эти мысли, эти воспоминания о том, чего не было, изо всех сил.

— Ты мой свет. Ты моя надежда, — шептал ей Кайло. — Я почти отчаялся, но ты подарила мне веру… Ты поможешь мне?

— Да…

Она плохо понимала, что он говорил: его ласки сводили с ума. Никогда Рей не позволяла себе быть настолько открытой, настолько расслабиться и довериться. Она думала, что на такое и не способна вовсе, даже во сне. Пожалуй, только понимание, что этого нет, что Кайло — выдуманный любовник, воплотивший в себе все, о чем ей мечталось, позволяло отбросить стыд и не думать, позволить сну поглотить ее.

Кайло был сильным, но не грубым. Он был ее фантазией, а значит — знал ее желания и мог, в отличие от обыкновенных реальных мужчин, предугадывать их. Это было восхитительно, восхитительно до дрожи. Он целовал ее шею, иногда прикусывая кожу, он сжимал ее бедра, гортанно стонал, ничуть не стесняясь выражать свои чувства, он раздвинул ее ноги, одним движением спустился вниз, встал на колени перед кроватью, притягивая Рей к себе. Она ненавидела такие ласки, считала, что это — слишком, и всегда старалась уклониться от них, и сама всегда предупреждала прямо — что в жизни не прикоснется своим ртом к чужому члену, но сейчас, рядом с ним, она была готова на все, что угодно. Если бы он только попросил…

Кайло поцеловал нежную кожу чуть выше колена на внутренней стороне бедра, и Рей смогла только выгнуться, убеждая себя, что еще немного — и остановит его. Кайло продвигался медленно, мучительно медленно, дразня, иногда прикусывая — едва-едва — кожу. Рей стонала и обещала себе его остановить прямо сейчас и… и не останавливала, пока его язык не коснулся ее клитора. Они замерли оба, Рей стиснула зубы. Это было непередаваемое ощущение — словно волной столкнулись два желания: она одновременно хотела, чтобы это длилось и чтобы кончилось, резко и ярко, прямо сейчас. Рей словно летела по русской горке вниз с оглушающей высоты.

— Кайло… — едва смогла выговорить она, не зная, чего требовать или просить.

Он тут же оказался над ней и вошел, не медля, одним размеренным сильным плавным движением.

Ощущения обострились до предела, Рей будто смотрела на себя со стороны, и это только усиливало возбуждение. Так прекрасно могло быть лишь во сне, просто потому, что так никогда не было наяву. Всегда что-то мешало, никогда не удавалось погрузиться в ощущения полностью, но только не сегодня. Ей казалось, что она, так остро чувствуя свое тело, тем не менее, становится бестелесной, сгустком чистой энергии, который вот-вот взорвется. Она летела куда-то вверх, почти задыхаясь, не в силах даже застонать, и когда Кайло закричал, сотрясаясь от оргазма в момент наивысшего блаженства, мир вспыхнул и распался.

— Теперь вместе, — жарко выдохнул Кайло, пытаясь отдышаться.

— Я проснусь, сейчас проснусь, и тебя не будет, — прошептала Рей, ожидая, что сон вот-вот прервется.

— Нет, не сейчас. Спи, — он поцеловал ее в лоб, Рей хотела сказать, что это нелепо — засыпать во сне. И уже падая в небытие, она услышала:

— Найди нож с обезьяной!

* * *

Маз Канате Рей написала одной из первых: она была старой знакомой Люка. Он рассказывал, что в пору его бурной молодости Маз была той, кто сумел направить его на путь истинный, доказав, что картины можно писать и без использования наркотиков.

— Тогда для меня это было откровением, — полушутливо заметил Люк. — Она прекрасная женщина, но главное, она знает больше, чем кто либо.

— Тогда мне точно надо с ней побеседовать, — Рей отпила из бутылки и оглянулась: с самого утра ей казалось, что за ней наблюдают, и она был признательна Люку, который приехал за ней, чтобы забрать картину и отвезти Рей в аэропорт.

— Все будет хорошо. Твой молодой человек, — Рей непроизвольно вздрогнула, — надежно заперт в сейфе, ты сама видела. Там его точно никто не побеспокоит, — сказал Люк.

— Да, само собой, — Рей улыбнулась и крепко обняла Люка. — Буду сегодня, но поздно. Подумать только, кажется, что я отправляюсь в какое-то длинное и опасное приключение!

— Возвращайся. Вот пройдет аукцион, и я тебя отправлю в отпуск. Нью-Йорк из кого хочешь сделает параноика, тебе надо отвлечься.

— Ты лучший начальник на свете! — Рей рассмеялась, хотя на душе было тревожно, и даже рядом с Люком не становилось проще: ей казалось, что она забыла что-то важное или что-то важное упускает. Проснувшись, она долго смотрела на портрет, потом подошла и прижалась лбом к нарисованной руке. «Бен, Бен… Почему ты Кайло?» — шептала она. Ей надо было что-то вспомнить, но она так и не смогла. Это было важно. Найти? Надо что-то найти? Или наоборот? Она промучилась до приезда Люка, а потом, упаковывая картину, чувствовала себя предательницей, потому что у нее так и не хватило духу вслух сказать: «Не бойся, это на время и для твоей пользы». И как ни пытался Люк развеселить ее, эта подспудная тревога не отпускала.

Перелет, вопреки ожиданиям, прошел спокойно. Правда, до Кошатты надо было еще пару часов ехать на машине. В Нью-Йорке Рей водила редко — смысла не было, но при любой возможности брала машину напрокат. Она водила аккуратно, но смело. Дорога словно примиряла ее с жизнью, была лучшим антидепрессантом на свете. В этот раз она выбрала старый и потрепанный "Кадиллак", зато открытый и резвый. Включив радио, Рей поправила очки, глядя в зеркало заднего вида и ударила по газам, чувствуя себя героиней фильма. Время в пути пролетело незаметно, и к обеду Рей была на месте.

Дом Маз Канаты завораживал: прямо перед воротами стола гигантская статуя обнаженной женщины. Рей сняла очки, чтобы получше разглядеть этот монумент.

— Добрый день, милая гостья! — Навстречу Рей шла сама Маз, и хотя Рей знала, что хозяйка дома невысокого роста и очень изящная, все равно удивилась — Маз в отливающем серебром комбинезоне и огромных очках была похожа на инопланетянку.

— Здравствуйте. Вам привет от Люка, он говорит, что если бы не вы, он бы никогда…

— О, да, он бы никогда, — перебила ее Маз, рассмеявшись. — Все это глупости. Да, в какой-то момент он думал перейти на темную сторону, но в нем самом всегда было так много света. Возможно, без меня он добился бы даже большего, как знать. Но его жизнь уже сложилась, а ваша, мисс… Я так плохо запоминаю фамилии!

— Рей, просто Рей.

— Хорошее имя. Рей, — Маз сняла очки и закрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то. — Отличное, — она кивнула и пошла к дому.

— А статуя… — не удержалась Рей. — Это же…

— Это я, — ответила Маз, не оборачиваясь. — Не сказать, чтобы шедевр, но у всех челюсти падают при виде этой скульптуры, и это вполне оправдывает факт ее существования.

Маз проводила Рей на веранду, опоясывающую дом по периметру, усадила в кресло. Из глубины дома появилась босоногая темнокожая женщина. Она выставила на стол напитки и стаканы и, ушла, чтобы через минут увернуться с изящным кальяном на подставке.

— Итак. Что же заставило тебя приехать в нашу глушь? Неужели портрет молодого Соло? — Маз протянула Рей кальян.

— Им слишком интересуется один не самый приятный господин… — Рей покачала головой, отказываясь: курить ей никогда не нравилось.

— И как выглядит этот господин? — спросила Маз, раскуривая кальян.

— Рыжий, немного похож на лиса, тощий и хитрый.

— Так… — Маз сняла очки. Рей вспомнила слова Люка о том, что Маз старше, чем выглядит. Рей могла с одного взгляда определить примерное время написания почти любой картины, но вот возраст живых людей определяла плохо. Сколько Маз было лет? С одинаковой вероятностью ей можно было дать и чуть меньше пятидесяти и семьдесят: мелкие морщины, которые появляются, когда не боятся солнца, когда много смеются и улыбаются, короткие, слишком короткие волосы, то ли выгоревшие на солнце, то ли седые. А глаза одновременно мудрые и озорные. Да еще точеная фигурка гимнастки, такой и молодые позавидуют.