Вечность и Тлен

Глаза ребенка широко распахнулись, напоминая блюдца, и он ошалело кивнул, держа листок бумаги с такой осторожностью, будто тот мог его обжечь.

— Беги, — проронил Люций. И мальчик, словно только этого и ждал, с готовностью припустил прочь, уносясь за наши спины и пряча дары в карманах одежды.

Обернувшись, я увидела, как он еще несколько раз неверяще оглядывался на нас, а после немного охрипшим голосом вновь стал кричать, разнося местным жителям новость:

— Странствующий служитель храма созывает всех на молитву! Приходите на площадь! Странствующий служитель храма…

Несмотря на наступившую ночь, двери ближайших домов открывались. Его слова точно выгоняли людей на улицу.

— Было опасно давать ему золотой, — как бы между прочим пояснил Люций. — Слишком большая сумма, могли отобрать.

— Верно, — согласилась я. Что же насчет магической печати… Не все осознавали ее ценность. — Но где его родители? — спросила я, слушая, как затихает звонкий голосок. Какой родитель позволит ходить собственному ребенку ночью одному?

— Скорее всего, у него их нет, — ровным тоном заметил Сезар, добавляя: — Нам надо повернуть сюда.

Кьярин все это время, морща нос, напряженно хмурился. Сложив руки на груди, он с отсутствующим видом брел следом.

— Насколько твой нюх чувствителен к светлой силе? — озвучила я внезапно пришедшую в голову мысль. Вопрос был скорее формальностью, ведь никто из даэвов нашего отряда не надеялся на его дар. Значит, почувствовать светлых на большом расстоянии он не мог.

— Кьярин… — позвал Люций, когда брат Винсента меня не услышал, засмотревшись на фасад дома, где над дверью соседствовало два символа: завиток стихии ветра и шестиконечная звезда, заключенная в круг… Последний символ принадлежал теневому богу Фародею. Точнее, считалось, что он взывал к нему. И обычно люди не были столь смелыми, чтобы напрямую обращаться к теневому божеству.

Кьярин, очнувшись благодаря зову Морана, встрепенулся:

— Да? Что?

— Я говорила о светлой силе. На каком расстоянии ты можешь почувствовать светлых? — повторила, тоже отворачиваясь от знаков.

Див задумался, касаясь рукой подбородка.

— М-м-м… Только если они совсем рядом. Но если кто-то из них обладает сильным даром и использует его, то аромат сильнее, — отозвался он. — Вся загвоздка в запахе — он слишком тонкий, и его легко спутать с чем-то иным. Когда я был ребенком, то ощущал светлых гораздо лучше. Мог находить кого-то на расстоянии нескольких миль. Никто из детей не желал играть со мной в прятки, — поделился он, видимо, до сих пор возмущенный последним фактом. — Однажды в лесу потерялась девочка. Искали всем орденом и в итоге нашли лишь благодаря мне.

— Но из-за раскола твой дар больше не такой чуткий? — догадалась я, вспоминая слова дива во время недавнего привала. Запах тьмы мешал ему жить.

— Да. С его появлением жизнь стала иной. Вонь энергии Серого мира перебивает все остальное, — согласился он, нахмурившись и недовольно втянув воздух. Кьярин не скрывал эмоций и прямо говорил обо всем.

Я же размышляла о своем даре. До того момента, как оказалась в теле Сезара, я остро ощущала любое присутствие. Причем на довольно большом расстоянии. Было бы очень полезно научиться пользоваться этой способностью в любое время и вне зависимости от того, когда последний раз я прибегала к своим изменившимся силам.

Пока мы разговаривали с младшим Роком, в руке Люция вновь появилась золотая монета, которая ловко перекатывалась между его пальцев. Образ солнца, видневшийся на одной из сторон, доказывал, что она настоящая. Деньги светлых и теневых земель легко можно было отличить друг от друга, даже не зная гербов королевств, которые обязательно чеканили на одной из сторон. На монетах Феросии и Исонии всегда присутствовал лик дневного светила с расходящимися лучами, а деньги теневых земель венчала луна.

В поселениях вдали от главных трактов обычно жили небогато. Чем меньше возможностей для торговли, тем беднее народ. За исключением редких случаев, таких как Кервель у гор за Мертвым лесом, что вел успешную торговлю с теневыми даэвами, продавая им морозию. Или одно поселение в Феросии, которое славилось своим вином. Во многом все зависело от местного управленца.

В крупных городах пост старейшины всегда занимали аристократы. В поселениях поменьше же обычно назначались люди из местных.

Направляясь к дому главного, мы невольно вышли на оживленную центральную улицу. Следы пребывания светлых даэвов, которые могли оставить печати на столбах на подступах к городу, мы так и не встретили. Вполне возможно, что они уже покинули это место.

Вскоре дорога расширилась, являя скопление людей около необычного строения с конусообразной крышей, деревянной, как и весь фасад. На поверхности последнего же виднелись вырезанные умелыми руками сюжеты легенд. Свет ламп в руках людей выхватывал фрагменты картин. Сюжеты повторялись, но несколько из них особенно привлекали внимание: вот извергается вулкан, и из его жерла выходит огненная фигура; а рядом огромная змея надвигается на грубо вырезанных человечков, ощерившихся мечами. За спинами смельчаков возвели к небу руки молящиеся. Снова нам попались символы теневого бога. В этот раз знаки повествовали о его появлении в Дэвлате.

На стенах храма нашлись и образы, повествующие о нас с Люцием, но их я намеренно старалась не рассматривать — слишком много повидала за последние дни.

К нашему приходу возле храма уже собралось несколько десятков людей. И их становилось все больше. Они толпились и толкались, желая оказаться ближе к человеку, посетившему их городок. Люций рассказал, что ныне каждому служителю присваивали сан, и то того, насколько он был высок, зависело отношение обычных людей. Видимо, сан прибывшего внушал людям истинное благоговение, раз этот человек смог навести такую суматоху. И, конечно же, немалую роль сыграли тревожные новости с юга.

Рядом со служителем, в окружении воинов, стоял мужчина среднего возраста, с бакенбардами и пышными усами. По словам Сезара, это и был старейшина города. Его одежда — камзол, идеально прошитый красно-золотыми нитями в дань цветам королевства, штаны и высокие кожаные сапоги. Один только цвет ткани — насыщенно-бордовый — говорил о богатстве. Обычный житель маленького городка не мог позволить себе столь яркую материю.

— Я чувствую странный запах, — заявил Кьярин как раз в тот момент, когда кто-то из людей загородил собою обзор. Див принюхивался и морщился, растерянно вглядываясь в толпу.

— Тьма? — осведомился Люций, нахмурившись.

— Похоже. Но не совсем… — Даэв задумался, в лице его отражалось сомнение. — Гниение и сырая земля.

Сырая земля? Недавно на привале Кьярин говорил, что так пахнут теневые. Но не успела я всерьез задуматься об этом, как на его лице проступило разочарование.

— Пропал. Я больше его не чувствую.

Люций, сощурившись, огляделся. Поднял руку, и с его ладони взметнулся безмолвно к небесам темный ворон. Совсем скоро воссозданное существо растворилось во тьме ночи.

Со вчерашней ночи Моран не использовал силу, разве что перелил лишнюю тьму в кристалл. Было ли это случайностью или он намеренно избегал магии?

Я взглянула под ноги, где потрескавшийся от времени камень покрывал центральную улицу. Из головы не выходила увиденная на стене храма сцена. В сути своей Фародей не был злодеем. Его деяния, описываемые в легендах, являлись спорными и нередко безумными, лишенными всякой логики. Раньше я считала, что так эти истории сделали более зрелищными. Казалось, сам образ теневого бога символизировал непредсказуемость жизни. В половине тех сказаний он терпел поражение от светлой богини. Но, несмотря на это, в некоторых легендах недвусмысленно намекалось на их более близкие отношения друг с другом. В тех текстах они представляли собой гармоничную пару, где Эсмира повелевала, а Фародей сражался за нее. Так продолжалось до тех пор, пока их чувства не стали столь сильны, что отправили их в небытие.

Тени и Свету не бывать вместе…

Было ли это правдой? Легенда родилась из нерушимого правила или все же сама легенда породила его?

Именно неоднозначный облик Фародея позволял молиться ему всем: людям, теневым и даже светлым, чтящим его благородные деяния. В историях о боге четко прослеживалась его нелюбовь и порой жестокость к живым разумным существам, и в то же время забота о природе, животных и самом Дэвлате. Одна из самый известных историй — сказка о спасении Красного леса от страшной отравы, охватившей его земли. Когда-то лес поразила неизведанная болезнь, которая стремительно уничтожала все живое, распространяясь все дальше на юг и грозя уничтожить плодородные почвы. И, не найдя иного способа, Фародей опустился на камень в центре леса и проткнул себя своим же знаменитым мечом со змеей на эфесе, из распахнутой глотки которой вырастал клинок. Он истекал кровью три дня и три ночи, пока от яда не осталась ни следа. Ведь кровь бога, даже теневого, обладает исцеляющей силой.

Считалось, что именно с тех времен деревья того леса стали кровоточить. На деле же насыщенно-красный цвет имел сок в их стволах. Он вытекал наружу, скапливался и высыхал на коре, оставляя, переливающиеся в свете солнца алые дорожки.

Но, возможно, именно эти сказки подарили людям смелость оставлять знаки воззвания к теневому богу на своих жилищах. Историю о Красном лесе я читала и в юности, по настоянию Долорес, и буквально сегодня в одолженной у светлого даэва книге с легендами.

«Забавное совпадение…» — решила я, улыбнувшись.

Мы продолжили наш путь, уходя прочь от храма. Поскольку старейшина бодрствовал, в окнах его жилища тоже горел слабый свет, и люди ходили внутри. А на высоком заборе висел продолговатый фонарь с тростниковым светильником внутри.

Дом старейшины, что не удивляло, оказался практически самым высоким в городе — с ним мог сравниться только храм, и то благодаря острой крутой крыше.

— Конюшни за домом, — произнес Сезар, смотря невозмутимо на ограждение.

— Там есть охрана? — поинтересовался Кьярин.

— Только собаки, — ответил ему младший Рок.

— Оставим плату в пять золотых монет, — вновь жестом фокусника являя деньги с ликом солнца, добавил Люций.

«Как ни посмотри, это воровство…» — подумала я, а вслух задумчиво сказала:

— Лучше перелезть через забор соседского дома. Так будет неприметнее.

Ближайшее жилище выглядело покинутым. Его хозяева наверняка были зажиточными людьми, и их не сковывали никакие обязательства перед жителями, так что они смогли быстро уехать из города.

Я с запозданием заметила повисшую тишину. Оглянулась, обнаружив на себе взоры Сезара и Люция, — оба повернули головы в мою сторону. А последний иронично и в то же время с хитринкой улыбался. Кьярин, ничего не замечая, деловито закивал, соглашаясь с моим предложением:

— Верно. Можно перелезть прямо возле конюшен. Тихо выведем лошадь. Но только… Всем идти не стоит.

— Мы с Сарой вернемся к храму, — тихо промолвил Моран, по-прежнему сохраняя тень недавней улыбки на лице. — На всякий случай. Меня беспокоит запах, который ты почувствовал. Хочу проверить.