Нетерпение сердца

18

Мэри

Вчерашний день ничем не отличается от сегодняшнего, разве что она чувствует себя чуть слабее. Завтрашний, наверное, будет таким же тусклым. За несуществующим окном несуществующее небо сыпет мелким дождем. Мэри с печалью думает, что многие так и живут, не зная, что все вокруг них — одна большая иллюзия. Им просто никто об этом не сообщает.

Переходя из комнаты в комнату, Мэри ждет. Каждую минуту — долгую, тянущуюся бесконечно. Ждет, что вот-вот очнется, а перед ней окажется лицо Северуса. Или Дамблдора. Или, может быть, Сириуса. От безделья она пытается представить, кто раньше жил в этом домике в Хосгмиде и был ли он счастлив.

Но минуты идут, громко отмеряя время на старых напольных часах, а ничего не происходит, и Мэри садится на широкий подоконник, разглядывая несуществующих прохожих.

Через несуществующую дверь проходит Реддл и останавливается в нескольких шагах от нее.

Мэри не слезает с подоконника, глядя на него со всем высокомерием, на которое способна. Нельзя показывать ни слабость, ни удивление, что за нее не сражаются. Никогда нельзя радовать врага: это придает ему сил.

— И третий день за тобой никто не приходит, — якобы с сожалением произносит он, но в глазах — издевка. — И это неудивительно.

— Я все равно не выдам тайну, — говорит Мэри устало. — Даже если меня все предадут, я не предам ребенка, ибо он невинное существо и ни в чем не виноват. Когда мать оставила тебя на пороге приюта, ты не был виноват в том, что остался сиротой. Пророчество вступает в силу лишь тогда, когда мы в него верим. Я могу понять войну за власть, но я никогда не приму убийство ребенка.

Реддл усмехается, глядя поверх нее.

— Я бы мог забрать ребенка и воспитать так, как мне нужно. Но Орден Феникса будет постоянно мешаться под ногами. Что если мы заключим сделку: свободу за ребенка?

— Ни за что.

— Тогда, боюсь, упрямиться осталось недолго, — Реддл поворачивается к двери. — А вот и мой верный соратник, Северус. Пожалуй, оставлю вас наедине.

Мэри резко оборачивается, и от этого движения сразу кружится голова. Северус — здесь? Значит, он все-таки пришел! И в ее глазах зажигаются огоньки надежды. Но его лицо — холодное и безжалостное — ледяной стеной вырастает между ними. Мэри тут же делает шаг назад.

— Я знаю про игры с оборотным зельем, — произносит она жестко. — Так что нам не о чем говорить. Кто ты там на самом деле, неважно.

Не-Северус равнодушно пожимает плечами.

— Если не хочешь верить, что это я — твое право, — произносит он самым настоящим своим голосом, от которого у нее бегут мурашки. — Но я советовал бы не упрямиться, Мэри, иначе ты погибнешь, а мне бы этого очень не хотелось.

— Убирайся, кто ты там, Эйвери, или Треверс, или сам черт, — отвечает Мэри яростно изо всех своих сил. — Не слышу ни одного слова.

И она демонстративно затыкает уши пальцами. Тогда человек в облике Северуса делает несколько уверенных шагов, хватает ее за запястья и с силой их скручивает. Мэри пытается отвести взгляд, но это становится практически невозможно, и она тонет в черном льде презрения. Потом его руки — его руки! — обхватывает ее шею и чуть сжимают. Ловя ртом воздух, Мэри заставляет себя успокоиться: они не убьют ее сейчас! И этот человек перед ней на самом деле — не Северус. Это невозможно.

— Хочешь, принесу тебе гиацинты?

Мэри с силой ударяет его ногой и падает на пол, тяжело дыша. Рассмеявшись, не-Северус исчезает, оставив ее наедине с собой. Она невольно вспоминает первую встречу с Дамблдором, и в ее душе появляется нарастающее раздражение. Возможно, Дамблдор действительно не собирается ее спасать: ведь никто не пришел за Марлин. Никто, кроме как на словах, не вступился за Лонгботтомов. С другой стороны, Дамблдор лишь попросил ее стать Хранителем, он не гарантировал ни безопасность, ни защиту. Она сама ввязалась в эту историю, а теперь надеется, что за ней прибегут, как за ребенком, который потерялся в лесу. Но если Хранитель умрет, то Фиделиус ослабеет, а Хранителями станут сразу многие: Сириус, Ремус, Вальбурга и Северус. Это слишком много, кроме того, Северус работает сразу на двоих, и это точно не понравится Дамблдору.

Должен же быть хоть какой-то выход?

Мэри беспомощно садится на ковер и облокачивается спиной о мягкий диван. Смутно, словно чувствуя состояние своего неподвижного тела там, в реальности, она ощущает голод. А потом приходит мысль, что больше всего она боится не смерти: каждый умрет в свой срок, не позже и не раньше. Больше всего ее страшит предательство.

Время идет и идет, а ненастоящее небо не темнеет и не светлеет.

Северус

Сова терпеливо ждет его в кабинете, на письменном столе. «Лорд желает видеть тебя завтра вечером после шести».

Написано, судя по почерку, Макнейром: у него всегда были такие косые длинные буквы, отчего МакГонагалл как-то поставила ему «тролль». Сердце бьется торопливо: нужно ли говорить об этом Дамблдору? И нужно ли говорить об их планах с Регулусом? В конце концов, шпионы директора повсюду: он использует даже портреты, чтобы узнавать информацию напрямую. Может быть, он поэтому так спокоен относительно Мэри?

Северус осторожно кладет в карман яд, залитый в толстую колбу. Его партия в игре за Мэри и Лили начинается, и нужно ее не проиграть.

Регулус, бледный, но решительный, ждет его около железнодорожной станции в Хогсмиде. При встрече они коротко кивают друг другу, и Северусу отчего-то хочется пожать ему руку, но он удерживается от этого порывистого жеста.

— Думай о Мэри, не думай обо мне, — спокойно произносит Регулус и ободряюще улыбается. Они почти одного возраста, но он выглядит совсем юным. — И передай вот это письмо Сириусу, если я не вернусь. И если у тебя будет стоять выбор: она или я — выбери ее. У меня ничего не осталось в жизни, кроме этой новой нити, которая появилась у нас с Сириусом, но я уверен: он поймет. Я хочу отомстить за Марлин, пусть даже и ценой собственной жизни.

Северус кивает, задумавшись: что бы изменилось, будь у него брат?

— И еще, — Регулус немного медлит. — Я рассказал часть плана Дамблдору, не мог не рассказать.

Северус молча прячет в нагрудный карман свернутый вчетверо пергаментный лист. Говорить всякую чушь вроде «Да ты обязательно вернешься!» глупо. Потому что скорее всего — нет.

— Инкарцеро! — произносит Северус тихо, и руки Регулуса опутывают жесткие толстые веревки. — Желаю нам обоим удачи.

…Макнейр впускает их с некоторым подозрением, и в его взгляде снова читается зависть. Он не очень-то выдающийся Пожиратель Смерти, и его попытки заслужить похвалу Лорда всегда оказываются неудачными, а порой — весьма плачевными.

— Где же ты этого сопляка нашел? — Макнейр смотрит на Регулуса презрительно. — Болтался у своей маменьки?

— Не твое дело, — Северус резко обрывает его, подталкивая Регулуса внутрь дома. Пахнет цветами и старым деревом. Где-то здесь Мэри! Но он заставляет себя не думать о ней, хотя сердце и пропускает несколько тревожных ударов.

— Северус, я рад тебя видеть, — Лорд встречает его у подножия лестницы, привычно загадочный и словно спрятанный сам в себе. — Я вижу знакомое лицо рядом с тобой: никак это Регулус, мой бывший верный друг и сторонник? Ты бежал от меня дважды, а теперь пришел сам?

Регулус смотрит на него холодно:

— Я решил вернуться, мой Лорд. В Ордене Феникса невозможно оставаться: их действия нелогичны, и они только продолжают терять людей. Какое-то время я думал, что Дамблдор стремится к спасению жизней, а он спасает себя и общее благо. Здесь, рядом с вами, мне более понятны мои ориентиры и цели.

Лорд обходит его по кругу, задумчиво рассматривая.

— Не развязывать до завтрашнего дня, не давать еды и воды. Пусть посидит пока в твоей комнате, Эйвери. Я хочу, чтобы за ним приглядывали, — он поворачивается к Северусу, и тот смотрит на него со всем почтением. — А для тебя, друг мой, есть задачка. Ты же знаешь, что в подвале у нас спрятана мисс Макдональд. О, конечно, знаешь. Дамблдор информирует тебя неплохо, да и ты сам ведешь игру превосходно. Так запутать девчонку! Северус, признаюсь, не ожидал…

— Что от меня требуется, господин? — он слегка склоняет голову. Сердце, внутри своего каменного футляра, бьется неимоверно быстро.

— Пойдем, — Лорд взмахивает рукой, приказывая следовать за ним. — Я очень доволен тобой, Северус. Даже не знаю, кто из моего круга заслуживает такой похвалы. По большей части меня окружают тупицы без умения думать самостоятельно. Но ты не слишком гордись. Человек, живущий собственным умом — опасный человек, а я не люблю излишне рисковать собой.

В подвале, куда они спускаются, преодолев с три десятка ступеней, промозгло. Здесь еще царит зима, а весна лишь тянется сюда прозрачными руками, пытаясь проникнуть сквозь толстые стены старинного дома. Особняк был построен в те далекие времена, когда на материалах еще не экономили.

Мэри полусидит на каком-то грязном одеяле у дальней стены, руки ее связаны и прикреплены веревкой к крюку, который появился здесь одновременно с домом. Рядом, на небольшой тумбе, стоит Омут памяти: точная копия того, что хранится в кабинете директора. У Омута на стуле дремлет Треверс. При появлении Лорда он тут же вскакивает с места и плотнее запахивает зимнюю мантию.

— Добрый день, господин.

Северус, почти не слушая их короткий разговор, впивается глазами в бледное лицо Мэри и ее бескровные губы. Они дают ей воду и еду, но совсем немного — так, чтобы хватало сил говорить. Неделю, две — не больше — и она умрет. Сейчас она тоже выглядит поникшей и слабой, и Северус едва справляется с нахлынувшим чувством вины вперемежку с острым осознанием того, что он ее любит. Не Лили — ее, хрупкую, храбрую Мэри с ее болотными глазами.

— Все, что тебе нужно, это сказать ей что-нибудь разочаровывающее, — Лорд смотрит на него пристально. — Люди ломаются, зная, что у них нет никакой поддержки. Бабка ее мертва, мать черт знает где, отец бросил их, когда ей было шесть, Старикашка и ты потеряли к ней интерес. Но если бы она стала одной из нас — я был бы очень доволен, очень. Девчонка с характером не хуже Беллатрисы.

Северус молча опускает лицо в Омут памяти. Сначала он ничего не видит, плывя через густой туман, а потом оказывается в том самом домике в Хогсмиде.

Мэри сидит на подоконнике, накинув на плечи несуществующий плед. Может быть, так ей теплее. Северусу хочется прижать ее к себе, сказать, что он вытащит ее отсюда, что она нужна ему, и что его чувство — настоящее. Там, в замке, в суматохе занятий, он так и не успел разобраться в себе, но сейчас, ощущая возможность ее потерять, он точно знает, что чувствует.

— Как ты? — спрашивает он спокойно, и Мэри вздрагивает, неохотно переводя на него взгляд. Она здесь уже пятый день, и у нее почти не осталось сил.

— Никак. Лорд прислал очередного Не-Северуса? И кто сегодня выпил оборотное? Мальсибер?

У Северуса перехватывает дыхание. Так вот оно что! Они путали ее, сбивали с толку, присылая вместо себя других. Дьявол!

— Это действительно я, — произносит он нервно, зная, что за несуществующей дверью стоит Лорд. Конечно же, стоит и слушает. Придется держать себя в руках, не позволяя все проиграть, хотя так хочется сказать Мэри, чтобы она верила только ему.