Где ты, Балто?

Открыв глаза, я осторожно отстранился от малыша, одновременно отбрасывая прочь осколки битого кирпича. Меня, впрочем, защитила густая шерсть, а вот маленькому прилетело чем-то в лобик — он сильно кровоточил… Задохнувшись от жалости, я плюнул на условности, и, приблизив лицо, принялся зализывать ранку. Слюна у лагунов целебная, это я точно знал. Гарри всхлипнул, дернулся и отпрянул, вдруг увидев меня. Но без испуга, скорей, от неожиданности. Ну, я его понимаю, ведь внешность у меня совершенно неописуемая, я хоть и человекообразный, но со звериными чертами лица, весь покрыт шерстью, золотистой пока, потом, когда повзрослею, стану бурым, как все лагуны-Хранители. Виновато улыбнувшись мальчику, я продолжил зализывать порез, Гарри затих, понял, что я добрый.

Вкус его крови был соленый. Я зализывал рану до тех пор, пока она не перестала кровить. Мое первое причастие. И смирение. В конце концов мы родились вместе, вместе явились в этот мир, вернее, каждый родился в своем. Гарри и я — его Хранитель. Как лагун, я развиваюсь быстрее и стану взрослым к десятому году мальчика.

Но колокольчики я всё-таки ненавижу.

Улизав ранку покрепче, я посильнее обнял ребёнка — в комнате, лишенной части стен, весьма ощутимо похолодало, снаружи оказалась поздняя осень. Или начало зимы? Не знаю. Мне холодно. Но ещё холоднее Гарри. Он изо всех сил прижался ко мне, буквально закопался в мою шерсть. И сам тепленький-тепленький, аж горячий…

А ещё мир снаружи оказался не пустым: к раскуроченному взрывом дому сбежались люди, вызвали полицию и пожарных… Но для того, чтобы подняться на второй этаж и обнаружить нас, им предстояло расчистить завал на лестнице, чем, по-видимому, и воспользовались волшебники. Этот появился прямо в комнате, в каком-то сферическом синем сиянии. Ну надо же, никак портал? Огромный и волосатый, в длиннющей лохматой шубе, он нагнулся к нам в кроватку и сгреб гигантской ручищей малютку Гарри, я успел отпрянуть, не зная точно, может ли он меня осязать? Верзила завернул ребёнка в одеяло, посмотрел на припорошенные штукатуркой и пылью тела Лили и Гнуса, передернулся при взгляде на последнего, вздохнул и, подойдя к пролому, стал спускаться по обломкам стены в сад. Поколебавшись, я двинулся следом. Тот колдун сказал, что пришлет кого-нибудь завтра, но, скорей всего, врал, никого он не собирался присылать, тогда откуда же пришел великан? Кто-то прислал его? Или он сам пришел на помощь? Как те, первые трое, явившиеся с разными целями…

Ломая об этом голову, я незаметно плелся за верзилой, стараясь не отставать — тот шагал мощно и широко, его ступни были размером с мои салазки, а шаг был равен шести футам, прямо как сказочными семимильными сапогами обзавелся! Интересно, откуда я об этом знаю? Вообще, чем больше тут времени провожу, тем больше знаний в меня откуда-то извне вливается… Я словно губка — впитываю мир в себя, всё больше и больше пронизываюсь знанием окружающего мира, чужого для меня и родного для мальчика. Наверное, так обучаются лагуны?

Верзила миновал сколько-то улиц и вышел на городскую площадь, на которой его ждал транспорт — большущий мотоцикл с коляской. Забравшись на него, он засунул ребёнка за пазуху, надел на голову мотоциклетный шлем с очками, взялся за ручки и, примостившись поплотнее, вжал в мостовую педаль стартера. Радуясь наличию коляски, я скакнул в неё и юркнул под брезентовый клапан.

Грохотал и ревел мотор, ложилась под колеса серая лента дороги, веял в лицо встречный ветер, лобовой щиток был только на руле, в коляске его не было. Верзила ехал долго, почти весь день, а потом, с наступлением ночи, он опасливо огляделся и, убедившись в пустынности местности, что-то нажал на ручке. В моторе тихо щелкнуло, и он умолк, а сам мотоцикл вдруг поднялся в воздух. Поднявшись до облаков, великан крутанул ручки, чуть повернул руль и полетел напрямик, через холмы без дорог…

Тишина и безветрие убаюкивали, и мы с Гарри, кажется, задремали, я в коляске, а Гарри за пазухой у великана. Сколько продолжался наш сон, я не знаю, только в какой-то момент меня разбудил вновь взревевший мотор — мотоцикл пошел на посадку. Великана ждали двое: высокая женщина в зеленых одеждах и такой же сухопарый старик в красивой мантии и с длиннющей белой бородой.

— Ну наконец-то, Хагрид, — в голосе старика явственно слышалось облегчение. — А где ты взял этот мотоцикл?

— Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с транспорта. — У молодого Сириуса Блэка. А насчет ребёнка — я привез его, сэр.

— Все прошло спокойно?

— Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталось. Магглы это заметили, конечно, но я успел забрать ребёнка, прежде чем они туда нагрянули. Он заснул, когда мы летели над Бристолем.

Старик по имени профессор Дамблдор и безымянная пока женщина склонились над свернутыми одеялами. Поглазели на свежую рану на лбу, так похожую на зигзаг или росчерк молнии.

— Значит, именно сюда… — прошептала дама в зеленом.

— Да, — подтвердил Дамблдор. — Этот шрам останется у него на всю жизнь.

— Вы ведь можете что-то сделать с ним, Дамблдор?

— Даже если бы мог, не стал бы. Шрамы могут сослужить хорошую службу. У меня, например, есть шрам над левым коленом, который представляет собой абсолютно точную схему лондонской подземки. Ну, Хагрид, давай ребёнка сюда, пора покончить со всем этим.

Далее я с легким недоумением смотрел, как маги кладут малыша на холодный каменный порог, желают ему удачи и уходят. Улетел в небо Хагрид, скользнула в муар ночи серая кошка, в которую превратилась леди в зеленом, и, крутанувшись на пятке, исчез профессор Дамблдор. И задумался — а чем они лучше того старика, взорвавшего дом? Крыльцо-то холодное, покрыто наледью, как пряник глазурью. Даже мне, шерстяному, было довольно мёрзотно сидеть. Покачав головой, я поднял глаза к дверному звонку…